родственные связи: Мать и отец остались в Германии, наверное, даже живы.

Он родился в каком-то наглухо отбитом районе в пригороде Потсдама близ реки Хефель, и пока все остальные города и страны входили в двадцать первый век, их райончик, где все знали всех, отставал где-то на полвека. Мать, что была родом из России и отец из Германии — ебанный союз, который не плохо подпортил так жизнь мелкому Энгелю. Прозвище «сын русской шлюхи» — самое ласковое, что он слышал от отбитых на голову ребят по соседству, а вандализм по отношению к их дому ему подсчитывать надоело — сбился на третьем поджоге какого-то дерьма у порога и на пятом граффити, где четко обозначалось кто они и куда им следовало валить. Из тех, которые помнил, конечно.
Еще ребенком он мало понимал какого же черта и откуда такая несправедливость; радостно говорил с матерью на русском в доме, удивляясь, когда она его одергивала в магазинах и на детской площадке и раздражал всех своим русским акцентом в начальной школе. Парнишкой он был смышленым, пускай концентрация и усидчивость страдали — учителя называли это «сраным русским менталитетом» за глаза, что удивительно, ведь Эн никогда не жил в России — поэтому к десяти годам и одному перелому руки он понял, что полиция долбится в глаза на службе, а неонацисты парни приятные, конечно, когда спят мертвецким сном. В остальных случаях им лучше не попадаться.
Вообще, Энгель идеально подходил под их идеальные мысли о «чистой расе», только вот проблема была в матери, конечно, которая еле вырвалась из советского пространства и свалила в Германию, надеясь на лучшую жизнь. Лучшая жизнь у нее и правда была, пока она жила в Мюнхене еще до рождения сына, но разорившаяся компания отца и такое себе образование у матери вынудили их приехать туда, где Энгель прожил всю свою осознанную и не очень жизнь.
К двенадцати годам он научился давать сдачи. Ну как, если сдачей можно было назвать отбитое после школы лицо и парочку синяков то тут, то там возникающих на теле, то он очень даже преуспел в своем деле. Примерно тогда же у него и появилась лучшая подруга, с которой они пробыли все время до окончания школы. Их знакомство было до одури романтично, прям как в сказках, где принц спасает прекрасную принцессу, а принцесса навеки благодарна ему за это. Только с одним нюансом: принцем оказалась она, а принцесса была не прочь поскакать по хуям на досуге — это, правда, Энгель понял годам к пятнадцати, когда гормоны били в голову, а стояк возникал на что угодно, только не на нежных и прелестных одноклассниц. Примерно тогда — когда Эррика начала показывать ему, что удары не обязательно ловить лицом, но можно еще и уклоняться — начали проявляться первые вспышки агрессии и гнева, которые были направлены в никуда и обычно не имели под собой каких-либо оснований.
С родителями было никак: отец показал кучку говна, вывалив его перед матерью, как типичный мужик. До рукоприкладства не доходило, конечно, но грань была ужасно тонка. И пока мать развлекалась и бегала от ебнутого муженька куда угодно, а отец радостно пробухивал деньги, работу и собственную печень, Энгель был предоставлен себе. Не то, чтобы ему это не нравилось, но ласки и заботы хотелось. Он вообще был слаб до тактильных контактов. Тактильный маньяк, что с него можно было взять, поэтому брал он в драках, с друзьями, которые то наскребались, то отваливались, а позже с какими-то пареньками, которые вроде как и за чистоту крови с этой вашей гомофобией и ксенофобией, но присунуть манерному пареньку, потому что сам такой же пидор — это всегда в радость.
Сын советской оккупантки, гей, манерный, да и просто чрезмерно агрессивный мальчик — самый набор для их района, чтобы не дожить до двадцати. Энгель, к сожалению, дожил.
В одиннадцатый класс он пошел с радостью, ибо элита. Но проваливаться начал буквально сразу же — прирожденный талант к обучению и быстрому схватыванию материала перекрывался неусидчивостью, слабой концентрацией и частой отвлекаемостью. Двенадцатый класс он закончил с горем пополам и свалил из школы, оставив Эррику ее бойфренду — не неонацисту, хотя тот еще говнюк.
Конечно же, он собирался поступать в университет. В медицинский там или на юриста, ну или на политика в крайнем случае, ибо ему к говну не привыкать, а стать приемником Меркель хотелось очень сильно, но, конечно же, денег не было не то, чтобы на обучение, но и на жратву. А жрать хотелось.
Выбирая между проституцией и официантом, он выбрал последнее, решив, что ебаться надо только в удовольствие. Правда долго там проработать не получилось: агрессия, которая возникала из ниоткуда и требовала выхода, да и прочие проблемы с концентрацией, порушили все к чертям. Его арестовали за драку с барменом, который сболтнул что-то тупое и лишнее. Очнулся Эн только, когда методично вбивал чужую голову в асфальт на заднем дворе приличной кафешки.
Сбежать не получилось, зато получилось очаровать прелестного адвоката, которого выдал ему город.
Энгель до сих пор не понимает, какого хера вампир немалого уровня работал на юридическую бесплатную конторку, но на вопрос «хочешь ли ты изменить свою жизнь», Эн не мог ответить отрицательно. Правда, под изменениями он все же предполагал освобождение там от срока — который грозил немалый, ибо бармен оказался хиленьким пареньком, впавшим в кому от парочки-то ударов — но никак не будущую смерть и перерождение.

Быть вампиром оказалось хуеватенько, а Виктор совершенно не собирался ему помогать: кидал каких-то ебанных наркоманов, чья кровь давала по мозгам молодому и незрелому неофиту, оставлял его дома, пока сам гулял по городу и работал свою скучную работу. Неделя прошла будто в тумане, а Эн просто существовал под вечным кайфом, которые только усугубляли его агрессию. Он бы с радостью выблевывал себе все внутренности по ночам, да только блевать было нечем. Неделя прошла незаметно, а Виктор, видимо, скрываясь от стражей то ли порядка, то ли хаоса — Энгель не разбирался, ему было так насрать — вывез их двоих на свою родину и бросил Энгеля там. Посреди сраного Мухосранска — он был не уверен, что это был за город, но, возможно, все же Омск — без денег, без еды, одного в полуразвалившемся бараке, где жить не хотели даже крысы. Энгель выживал. Ну как, он реально пытался выжить, но выживание проходило так себе. Хотелось дозы, человеческой дозы, а обычная кровь каких-то прохожих не помогала.
Зато ему помог инкуб, который волей случая оказался в этом забытом Богами и властями городе. Нападать на сильных иных — Энгель как-то подсознательно чувствовал и мог отличить своих от простых людей — было тупой идеей, но вы скажите это торчку, который давно не жрал ничего питательнее пьяного бомжа.
Ему повезло — не убили. Хотя, были очень близки к этому. Ходить по грани вообще было любимое занятие Энгеля, но даже тогда, нападая на инкуба третьего уровня, ему удалось эту грань не перешагнуть. Он не знал какого хера — конечно, списывал на свое природное и охуительное обаяние — его оставили в живых. Но факт оставался фактом. Его не просто не убили, но и забрали с собой в Портленд, поняв, что Создатель оказался еще той охреневшей скотиной, позволили примкнуть к законникам и даже повиснуть на шее Хельге на полном обеспечении.

• в Портленде уже три года, научился пользоваться Зовом, но уровень поднимать особо не хочет, ему так комфортненько;
• поддерживается физиологические процессы в организме, но выдыхается быстро, так что пользуется редко;
• курит, ест чисто по привычке, когда делать нечего;
• знает немецкий, русский и немного английский (подтянул за три года в Портленде);
• приступы немотивированной агрессии, тревожность, нарушение концентрации, отвлекаемость, пониженная потребность во сне и повышение сексуальной энергии на протяжении нескольких лет говорят о гипомании, что может возникать при неврологических заболеваниях, но у психиатров не наблюдался и считает себя совершенно здоровым;
• преданный до жути, за Хельге глотку порвет даже Эдгару;
• Принца любит нежной любовью, потому что он такой суровый пуська;