Отец и мать - Ульвар Оттесен и Исгерд Оттесен - мертвы.
Брат - Терье Оттесен - скорее всего мертв.
Жена - Мэрибель Гайярдо - жива, хоть и долгое время считалась мертвой.

Уж лучше было бы расти в семье без отца, чем в семье, о которой всем известно, что жена где-то нагуляла двух прекрасных темноволосых мальчишек, хотя в роду с обеих сторон все славились своими ярко-рыжими волосами, которым позавидовал бы любой ирландец. Но не то чтобы хоть кто-то спрашивал Хельге и Терье в какой семье они хотят родиться. И вроде грех было жаловаться, учитывая, что отец их принял, участвовал в их воспитании и всегда любил, но… Как и во всякой паршивой истории появляется это самое мерзкое «но».
Отец погиб на охоте незадолго до одиннадцатилетия своих несвоих сыновей, вот только из наследства они не увидели ни единого золотого. Обе семьи изгнали прочь мать семейства и её выродков, приказав никогда больше не появляться на пороге родных домов и пригрозив кровавой расплатой. И дальше пришлось выживать. Всю свою проклятую жизнь – вы-жи-вать.
Хельге ненавидит свои воспоминания о детстве и старается их не ворошить. Даже столько столетий спустя он не смирился со всем произошедшим и до сих пор испытывает глухую боль за всё то, что пережил в детстве и юношестве, и испытывает глубоко запрятанную злобу ко всем смертным, словно именно они виновны в том, что с ним произошло. А ведь следовало бы, казалось бы, ненавидеть неизвестного отца в лице какого-то инкуба, который даже не стал следить за своим потомством, бросив его на произвол судьбы. Что ж, судьба, как известно, та ещё сука. Во всяком случае Хельге осознал это сполна.
Хуже всего пришлось,  когда они оба с братом почувствовали Голод. Им никто не объяснил, что это, никто не направлял, никто не мог помочь. Как бы абсурдно это ни звучало, но это чувство сжирало их, пока однажды они не привели домой одну из девчонок, с который росли все эти годы. Это было… приятно. Во всяком случае, для Хельге, который оказался посмелее брата. Терье досталась уже едва ли дышащая девчонка, и именно он в конце концов её прикончил, что на все оставшиеся годы оставило на нем неизгладимый отпечаток. Они нашли способ утолить Голод. И, бросив бездыханное тело за свинарником соседа, обещали себе не доводить снова до смерти. Нет, нет, нет, это им не было нужно.
Инквизиция обнаружила мальчишек только к их семнадцати годам, когда проявились неконтролируемые вспышки пленительности, которые пугали самих братьев куда больше, чем окружающих. Хельге до сих пор как сегодня помнит моменты, когда Терье бился в его руках с криками, что ненавидит такую жизнь и не собирается поддаваться Голоду, что лучше сойти с ума, умереть – что угодно – лишь бы больше не выпускать из-под контроля свою иную сущность. Именно эти воспоминания затем не дадут Хельге спать по ночам годами и будут преследовать даже до нынешних дней.
И Хельге, и Терье выбрали Двор Порядка просто потому что им обоим нужно было спокойствие. Им нужен был дом, нужно было то, чего они лишились в детстве. Их не привлекал дух соперничества или возможность пройтись по головам, чтобы занять высокие посты, они просто хотели наконец жить среди тех, кто знал и понимал их природу. И казалось бы, вот оно, типичное завершение сказки, когда все жили долго и счастливо, но кошмар, как выяснилось, только начинался. У Хельге не было никого ближе родного брата, никого любимее, и поэтому старание последнего не поддаваться Голоду, отречение от бытия иным, ударило по Хельге слишком болезненно.
Хельге уговаривал Терье. Заклинал. Умолял. Злился и сбегал за очередной девушкой, а в другой вечер будто бы в хорошем расположении духа старался заманить брата к приглашенным подругам. Увы, Хельге не смог изменить этим ровным счетом ничего.
Ни-че-го.
Он сам продолжал питаться людьми и даже научился утолять Голод одними только прикосновениями (было сложно), в то время как его кровный брат продолжал жить жизнью, ничем не отличавшейся от жизни простых смертных. И что самое ужасное - к тридцати годам стало совершенно ясно, что Гейр стареет. Впервые заметив в темных волосах брата проседь, Хельге испытал такое всепожирающее чувство тоски и неотвратимости, какое ему больше никогда не доведется испытать. Хельге был в ужасе – животном, неконтролируемом. И, малодушно не желая стать однажды свидетелем старости и смерти Терье, Хельге сбежал. Вот так просто. Собрал немного вещей и исчез из дома под покровом осенней темной ночи, напоследок простояв у постели спящего брата несколько часов кряду.
Больше Хельге никогда не возвращался домой. Не возвращался в Берген. Полсотни лет спустя, когда удалось отправиться в Данию – не возвращался в Норвегию. Проще было себе запретить. Проще было сорваться в обретенную абсолютную свободу, когда тебя не держит больше никто и ничто, и именно этому чувству поддался Хельге. Он не засиживался на одном месте дольше пары десятков лет. Города Дании сменились городами Германии. Те в свою очередь – городами Франции. Дальше Хельге выбрал самоубийственный маршрут – его дорога лежала к колониям Великобритании на западе, где зарождались очаги гражданской дрязги. Хельге не смог забыться в мире, так попытался забыться в войне, словно грохот пуль и предсмертные хрипы могли заглушить всё то, что он проносил с собой из года в год своего существования.
Хельге выжил. В который раз – выжил. Он так и остался в землях, отныне отошедших янки, остановился в качестве инквизитора при Дворе, и эта попытка остепениться стоила ему немалых сил. В этом замедленном ритме, словно провалившись в зыбучие пески, Хельге прожил практически столетие - безумно долгий для него срок на одном месте. За это время он даже успел зарекомендовать себя при Дворе и был одним из главных претендентов на пост главы инквизиторов, но... Но. Хельге снова выбрал войну, сорвавшись из успокоенных временем колониальных земель обратно в Европу. Он вернулся в Германию, в Берлин - в самую гущу событий, откуда взял след дальше, к самым крупным сражениям. Ему казалось, что так немного легче. Казалось, что смерть спасет. Нет, убить самого себя или быть трусливо зарезанным в уличной потасовке было нельзя. Но смерть в бою... Если уж и умирать, то Хельге предпочел бы сделать всё, чтобы в его посмертии за ним явились отважные валькирии и увели с собой в Вальхаллу. Наверняка там давно уже ждет Терье... Нет, война ни черта не спасала Хельге, как бы он ни пытался.
К тому моменту, когда окончилась Вторая мировая, Хельге успел научиться многому. В кромешно темных полуночных битвах он теперь мог себе позволить превращаться в существо, едва ли напоминавшее собой живого человека. Хельге даже нравилось сеять страх среди смертных одним только своим видом. Хаос войны позволял бесчинствовать, забыв на время о принадлежности к законникам. В конце концов, всё оправдывалось тем, что в битвах каждый выживал, как мог. Вот и Хельге был, как все, он выживал и ничего больше.
Примерно в те же годы Хельге серьезно увлекся артефактами, впоследствии начав охотиться за редкостями, а ещё заинтересовался магами – те привлекли его внимание куда больше остальных иных, а ведь Хельге никогда особо не выделял себе подобных из общего числа смертных. Найдя себе новое занятие в виде охоты за артефактами, в которое можно было на несколько веков погрузиться с головой, Хельге принял решение вновь вернуться к какому-либо из Дворов, чтобы, так сказать,  вернуться в общество. Хельге нужны были иные, которые могли бы помочь ему в его охоте, а где найдешь столько сородичей, если не при одном из Дворов. Выбор в конце концов пал на Портленд, где Хельге и осел, начиная с пятидесятых годов, в качестве одного из инквизиторов.
Дом. Хельге тщетно старался убедить себя, что наконец нашел дом. Он старался заглушить всё работой, всего себя посвящал ровно трем вещам: Двору, артефактам и изучению границ собственных возможностей. В общем-то, это единственное, что ему оставалось, чтобы не рехнуться окончательно. Труды постепенно давали свои плоды: за эти более чем полвека в портлендском Дворе Хельге, вскоре после повышения до заместителя главы инквизиторов, смог подняться на уровень выше в собственных силах. Помимо всего прочего, предпочитая проводить время в кругах магов, Хельге не мог остаться в стороне и от Вергилия Кроуфорда – ещё бы, разве можно оставить незамеченным главу отдела безопасности. Разговаривать с ним было интересно; ещё интереснее – наблюдать за тем, как всё идет к тому, что именно Кроуфорд получит наконец корону, но. Снова это несчастное «но»: Хельге усмехался превратностям судьбы, когда Кроуфорд не принимал поздравления - сам поздравлял Эдгара Драйдена с победой. Это действительно было смешно.
Вопреки собственным усмешкам, тем не менее, Хельге приложил все свои усилия вкупе со всей своей осторожностью, чтобы приблизиться к Кроуфорду. Практически впервые Хельге действительно заинтересовала изнанка Двора и все те нити, которыми каждый здесь был с кем-то повязан. Из всех, к кому можно было бы привязать наконец себя, Хельге выбрал Теневой Двор, к которому ему великодушно позволили примкнуть. Возможно, не самый здравый выбор, поскольку стремления Вергилия иногда почти пугали, но Хельге находил какой-то особенный интерес в том, чтобы разделять подобную тайну с узким кругом остальных теневиков. Это… будоражило. А значит, позволяло чувствовать себя наконец живым.

* смерть брата он так и не смог вынести: в разговоре то и дело срывается на «мы» даже почти три века спустя;
* излишне ценит серебряные кольца и красивые камни, потому на правой руке красуется перстень с лунным камнем на указательном пальце, а также тонкое кольцо в форме обернувшей палец змеи на среднем, в то время как на левой руке сверкает перстень с лабрадоритом на среднем пальце и почти незаметно на его фоне выглядит кольцо со звездчатым сапфиром на мизинце;
* также носит артефакт-кулон в виде щупальца, который предупреждает, а также на короткое время защищает владельца от ментальных воздействий;
* полиглот (возможно, от слова «глотать»);
* часами может говорить о Ван Гоге и о Йозефе Геббельсе. серьезно. плывите, сосиски. бегите, глупцы;
* хороший мальчик, но затащит в постель тебя, твоего отца и оказавшуюся в этот момент у вас в гостях старушку-соседку;
* однако всё же предпочитает в своей постели одного там ангела.

Отредактировано Helge Ottesen (2018-11-16 20:05:25)