|
Tear me to pieces, skin and bone
Страница: 1
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12018-10-05 17:26:29
Поделиться22018-10-17 11:16:00
Кричали барышни ура!
И в воздух чепчики бросали (с)
У Лидии зеленые глаза и алые губы. Она хмурит брови когда задумывается о чем-то, но почти сразу улыбается. Анне всего двенадцать и магия для нее пока еще под запретом. Ее, конечно, уже заставляют заучивать бессмысленные цепочки заклинаний на латыни, дают подержать в руках баночки с ингредиентами для зелий и тихо притаиться в углу проведения каких-нибудь ритуалов. Лидия старше нее и к ней относятся уже серьезно. Она образцово водит руками и отмеряя на глаз необходимое количество корешков atractylodes ovata кладет их в котелок для зелий. Анне нравится следить за ней куда больше, чем за своей матерью, воспринимающий взгляд детских карих глаз как угрозу для себя. Лидия добра к ней, настолько насколько может быть добрым кто-то к кому-то другому. Они подолгу сидят у нее в комнате и слушают музыку. Сейчас Дасти Спрингфилд напевает пряную и мелодичную песню про любовь к какому-то странному парню, о котором Анисса понятия не имеет. Ей не очень нравится, но сестра довольно щурится и обещает сейчас кое-что показать. Её руки выуживают из под стола жестяную банку. С тугим скрежетом крышка поддается и на столешницу приземляется большая темно-коричневая жаба.
— Зачем она тебе? — подобные твари не вызывают у Анны отвращения. В их саду полно червяков, жуков и лягушек. Всех их она уже успела перетрогать и передержать в руках просто потому что это слишком интересно. Червяки мягкие, жуки щекотные, а лягушки прохладные. Еще есть змеи, но они больно кусаются. Таких больших жаб она еще в своих руках не держала.
— Сейчас покажу, — улыбается Лидия и вытягивает кончики пальцев вперед нашептывая под нос заклинание. Сила течет тонкой струйкой, достаточной для того, чтобы жаба поднялась в воздух и зависла.
Анне любопытно. Жаба раздувается и подмигивает ей левым глазом.
— А теперь совершенно новый номер под названием «Летающая жаба», — Лидия объявляет со всем торжеством, как будто собирается завести собственный цирк. Тонкие лапки вытягиваются и, не способная отвечать за собственные действия, жаба лавирует по комнате, облетая люстру. В воздухе она вертится и петляет, вырисовывая своим тельцем замысловатые фигуры.
— Ну хватит. Я, кажется, насмотрелась, — заявление Анны выходит поспешным и полным досады. В начале ей весело и открыв род она следить за траекторией полета, однако веселье сменяется тревогой, стоит лишь взглянуть на лицо сестры. Её улыбка походит на маску, в то время как губы плотно сомкнуты, а глаза взирают на происходящее с расчетливой прохладой.
— Перестань ее мучить, — за свои слова Аниссе даже немного стыдно, потому что жаба наконец заходит на посадку и с глухим шлепком приземляется обратно на стол. Её напряженные лапки замирают, а белый живот перестает вздуваться.
— Я ее не мучила. — Лидия выглядит крайне серьезной.
— Мучила!
— Не-а, не мучила. Нельзя мучить того, кто своих мучений не осознает. Даже если чувствует боль. Помнишь ту змею, которая тебя укусила? Дедуля Бенджи просто взял лопату и отрубил ей голову. Тогда ты не слишком переживала из-за ее мучений.
Лидия разговаривает с ней как с неразумным ребенком, методично объясняя и напоминая о прошлом. Заставляя сдаться и соглашаться, даже если Анне все равно кажется, что ей чего-то не договаривают.
Анне всю жизнь кажется, что от нее что-то скрывают.
У Катрины зеленые глаза и она не походит на Лидию из воспоминаний Анны. У Катрины искренняя улыбка и ямочки на щеках.
У Анны нет ни единой причины сомневаться в ее слов, чувствах или чем-то еще. Она ведь Салливан, такая же Салливан какой является Анисса. Какой была Лидия. И все они в своей жизни столкнулись с одним и тем же бескомпромиссным гнетом со стороны семейства. Разве только Кит (она просит обращаться к себя так еще несколько лет назад, когда Анна является на очередное семейное торжество и чинно называет ее полным именем) умудряется выпросить для себя посещение обычной школы. «Школы, которая дурно влияет на подрастающих ведьм и способствует падению нравственности», - у Анны хорошая память на слова своей матери, да и всех остальных родственников тоже. Так что Анисса верит, что у ее младшей сестры все в порядке. Что ее любят, а главное уважают гораздо больше, чем ее в свое время, когда весь мир был сосредоточен в стенах старинного фамильного особняка и прилегающей к нему территории.
Кит счастливо улыбается на свой тринадцатый день рождения и получает в ответ всеобщую любовь и внимание. Её мать выглядит довольной, а для Анны это как все еще болезненная, пусть и с годами зажившая рана. Она вовсе не ревнует, скорее...
Появление Катрины на пороге ее дома сродни грому среди ясного неба.
— А, ты живешь не одна, - изрекает ее сестра с легким удивлением, на деле констатируя факт. Анна ожидает от нее дальнейшего «это многое объясняет», но Кит предпочитает промолчать, чем делает только хуже. Анне кажется, что в этом взгляде она замечает слишком много знакомой скрупулезности, с которой сестра цепляется за каждую деталь интерьера и за вещи, принадлежащие кому-то второму.
— Я поговорю с матерью, — предлагает Анна. Пожалуй, это больше, что она может сделать.
— Не стоит, — Кит качает головой. Ее глаза округляются когда она замечает разобранный револьвер и пачку патронов.
Анисса не хочет ничего и никому объяснять, возможно потому что хоть сестра и ищет убежища у того, кто является ее кровным родственником, она все равно напоминает о семье. Анне стыдно за то, что она испытывает определенную неприязнь к сестре просто потому что она Салливан. Анне стыдно перед Сэмом за то, что вторжение на свою территорию он воспринимает как причину принять кошачий облик и бродить по дому распушив хвост. В его кошачьих глазах Анне видится недовольство и безнадега.
Кит занимает одну из комнат в доме. Ту, которую обычно называют гостевой, но в этом доме гости не останавливаются, так что Анна переименовывет ее в свою мастерскую. Небольшая кровать застелена любимым покрывалом Лидии, которое она собирала сама из обрезков разноцветных тканей. Весь полог аккуратно увешан разноцветными ловцами снов. Не меньше дюжины, когда-то их было даже больше.
— Я сниму. Если хочешь.
Когда-то это была ее комната. Чем меньше пространстве, тем, вроде как, меньше теней по углам. Когда-то это было очень важно.
У стены широкий стол заваленный коробочками с бусинами, камнями, перьями и всем тем из чего Анна мастерит амулеты. Часть из них наделяет магической силой, часть просто остается лежать в ящиках.
Катрина мотает головой и заверяет, что ее все устраивает.
Катрина невыносима. Катрина бесцеремонна. Катрина все еще улыбается искренне, обнажая ровный ряд зубов и показывая ямочки на щеках. Она задает сотни вопросов и пытается узнать что-то сокровенное, чему Анна сопротивляется, пытаясь маскировать смятение и недовольство.
Кит заявляет, что жизнь Анны слишком скучная и приглашает ее с собой на какую-то вечеринку, которую устраивает ее школьный знакомый. Кит расспрашивает о Сэме. Кит интересуется насколько у них все серьезно и когда она с ним познакомится.
В конце концов Сэм устает исполнять роль домашнего питомца, принимая тот факт, что младшая сестра Анны обосновалась в их доме надолго, и после очередного рабочего дня появляется как ни в чем не бывало.
По задумчивому виду Кит, Анисса понимает, что она легко складывает одно с другим и чувствует себя обманутой. Хоть и не подает виду.
Этот вечер рискует стать образцовым. Сэм уходит прогуляться, а Кит молчаливо взирает на Анну, кажется, потеряв прежнюю словоохотливость.
— Что-то случилось? Тебя что-то беспокоит? — Она переплетает нити для будущего браслета, но отрывается от своего занятия разглядывая Катрину.
Отредактировано Anissa Sullivan (2018-10-17 11:17:04)
Поделиться32018-11-05 13:38:35
Наверняка суке-Лидии пламя адское вовсю лижет кости, жжёт ступни и волосы обратились в пепел. Катрина бы уточнила: сыграла в Уиджи, поверила в то, что не пальцы двигают плашку, а духа несчастного порыв, ну да что толку? Иногда хватает того, что просто верит в худшее для другого, слушать не желая об истине.
Сложно не чувствовать себя существом воистину мерзким, ненавидя ту, на кого в семье почти молятся. Но Кит плевать на клеймо: она слышит о совершенстве Лидии с первых лет жизни. Катрину зовут надеждой семьи, но не забывают с горечью прибавлять о том, что она никогда не поднимется до уровня покойной. Её обнимают сдержанно, целуют в макушку и вспоминают об умершей красавице-дочке, говоря, что, пожалуй, Катрина похожа на ту внешне достаточно сильно, чтобы увеличить частоту воспоминаний раз в пять.
Салливаны воняют Лидией и Анисса — сильнее всех. Пропитана до самого нутра так, что хочется в ванную сунуть, тереть мочалкой до кровавых полос и залить первым что под руку попадётся: пусть благоухает хоть фрезией, хоть корицей, хоть грёбаной свежестью белья. Катрина зубами выдаёт концерт из скрипа, но предварительно говорит, что всё в порядке: конечно, она будет жить в спальне где от Лидии покрывало, куча барахла, на взгляд первый и второй кажущиеся кандидатами на отправку в помойное ведро, но для кудесницы-рукодельницы Анис барахло это представляет недюжинную ценность. Кит не закрывает окон в спальне, щурится недобро на солнце и, замерзая, кутается в злосчастное покрывало. Теперь Лидию не вымыть из волос.
Ах, если бы жили Салливаны не мёртвыми — живыми. Любили бы своих как должно, не словно элемент в алгоритмах достижения простых целей.
Катрина не чувствует любви. Иногда, улыбаясь в кругу семьи и разжигая свечи по дому она думает, что, порой, не чувствует вообще ничего. Анис — последняя надежда. Анис вспоминает о Лидии также беспрестанно, но хоть молча. Катрина тянется к сестре даже чувствуя, что это за рамками злоупотребления гостеприимством и проходит некоторое время прежде, чем девушка осознаёт, что её надежда — не то что липа... Просто сестра, как и всё в этом мире, не совершенна. И вопросом становится не то, как смириться с сей фактом, но то, может ли Кит принять этот удар судьбы.
Анис лжёт даже молчанием. Это коробит. Кит привыкла к тому, что обманывает она и оказаться на месте обманутой оказалось отнюдь не столь весело. К примеру, симпатичный кот оказался перевёртышем. Никто не удосужился сказать Катрин о том, что она активно наглаживает взрослого мужика по спине, но у знающих хватило совести не смеяться при ней. Ложь... Болезненно. Даже когда та забавная. Вслух и не скажет даже: просто демонстративно скрестит руки на груди, состроит гримаску и поинтересуется, кого, чёрт возьми, ей теперь гладить?
Анисса проводит вечер привычно. Обычно Катрина садится на диван с книгой или телефоном, наблюдая за сестрой время от времени через полуприоткрытые ресницы. Сегодняшний день — сплошь для Кит неудача. Так что даже мирная фигура девушки за столом вызывает раздражение. Катрина стоит почти на пороге комнаты и внутренне кипит. Это отражается на лице. И тут же вызывает отклик, от которого Кит, неожиданно для себя, откровенно огрызается:
— Может оставишь свой клуб одиночного рукоделия хоть на ночь?
Всё это — не просто рукоделие. Здесь было важно всё: настрой, материалы, день, когда совершается ритуал создания. Важен узор плетеных ожерелий и порядок нанизываемых бусин. Окропи кровью и чары станут сильнее. Вплести травы и волосы, чтобы зачаровать кого-то, подарить счастье или неуспех. Кит отлично понимает, что глупит. И это не тот случай, когда остановилась бы, но несёт река обид, тащит по течению. Катрина тщательно взвешивает каждое слово и сыплет между букв строго отмеренное количество яда.
— Знаю: ты в клубе тех, кому за тридцать пять, но это не значит, что надо стремиться к тому, чтобы гнуть спину за столом вечера напролёт.
Кит проносится через комнату хищной, на вид такой безобидной птичкой, к сестре практически подкрадываясь, глаз с её фигурки не сводя. Её голос нежен, добр и так внимателен, словно говорит Катрина совсем не то, что можно услышать сходящим с её уст прямо в сестринское, прикрытое курчавыми волосами ухо.
— Вряд ли Лидия была прикована к стулу как паралитик.
Поделиться42018-11-13 01:05:09
В их сегодняшнем разговоре нет ничего особенного. Анне хочется убедить себя в этом, а еще в том, что она не слышит в словах сестры укора и потаенной... неприязни? Обычно все немного иначе и она, на самом деле, понятия не имеет как себя вести и о чем разговаривать с Кит. Это неловкое упущение, мысли о нем, не покидают ее с самого появления младшей Салливан в этом доме. С самого детства между ней и всеми остальными (разумеется за исключением Лидии) была дистанция. И эта дистанция исключала какие-либо личные разговоры. Выражение своих чувств вообще не приветствовалось в семье и скорее было веянием человеческой моды, а значит приравнивалось к нежелательному и даже недопустимому. Её сестра умерла и каждый жил в собственной скорби, дышал ею и учился примеряться с ней сам.
А теперь перед ней стоит другая сестра и Анна не представляет что ей нужно сказать. Она вспоминает себя в ее годы и пытается представить, что сказала бы себе. Тщетно. Тогда была лишь тьма, мрак и опустошение. Анисса верит, нет она знает, что в душе Катрины нет такого. Просто не может быть. У нее есть свои интересы и целый мир сокрыт в глубине ее глаз. Она живет по своим законам и то, что они сестры не делает Анну хотя бы в достаточной степени осведомленной о том, чем она живет, какие мысли в ее голове и как она себя ведет, когда находится где-то там.
Анне не хочется слышать в ее голосе обиду, потому что обида звучит громом средь ясного неба или, скорее уж, закономерностью, которая рано или поздно должна случиться. Между ними отчужденность. Есть множество других слов, но смысл у них примерно одинаковый. Анна всю жизнь свято верит, что сестры это как когда-то у них с Лидией. Секреты и фантазии за закрытыми дверями, единство душ и полнейшее доверие. Лидия ее идеал, ее кумир, ее защитница и тот, кто успокаивает после очередной острой материнской шпильки. Она даже ни разу не задумывается о том, что маленькой Кит тоже кто-то нужен, чтобы пережить взросление в тяжелых стенах фамильного особняка, в котором, во время затяжных дождей пахнет сыростью, а еще травами в кладовой и больше дюжины портретов взирают со стен укоризненно и сурово. В нем мерзнут ноги и ночами слышно как по чердаку гуляет ветер. Анне хочется верить все эти восемнадцать лет, что Катрине не одиноко проводить в нем свои дни, заучивать названия растений, учиться заклинаниям по старинным книгам и пытаться разобрать чернильные каракули какого-то их далекого предка, который был сведущ в астрологии больше остальных. Катрине не грустно испытывать ту самую отчужденность, потому что... другой жизни она ведь не знает?
И вот сейчас, когда она стоит перед ней, ее младшая сестра, которую она никогда не считала сестрой в полном смысле этого слова, Аниссе жутко стыдно за все те мысли и то, что она, кажется, ни разу за все эти долгие восемнадцать лет не подумала, что, возможно она едва ли не единственная из Салливан которая может что-то изменить для того, кто в этом нуждается.
Но... кто сказал что Катрина действительно нуждается в этом?
— Нет, она не была любительницей подобных занятий, — нарочито спокойно отвечает Анна. Воспоминания уже почти не приносят боли, становясь чем-то далеким, эфемерным. — Если тебе интересно... — лицо Кит говорит скорее "нет", но Анна продолжает: — она больше любила практиковаться в магии, а еще уходить гулять без родительского разрешения в город. Из нас двоих усидчивой была я.
Анна не знает к чему ведет ее сестра, зато знает, что услышь такое от матери реакция была бы совсем другой. Необходимость оправдываться, вечная необходимость доказывать и отстаивать свою точку зрения и свое право или же... молчание и побег.
— Я понимаю, что тебе не слишком интересно это, — она кивает на стол. — Хотя я кое-что для тебя делаю. Уже почти готово. Смотри, — у нее в руках лента с плотным переплетением нитей и темным продолговатым камнем там, где находится середина. - Джейт, как его называют. Проще - гагат. Не слишком хороший камень для твоего знака, зато хороший для придания смелости, — Анна говорит и старается не замечать, что Катрина едва ли выглядит обрадованной или хотя бы менее... задетой? Остается только вернуть на стол незаконченный оберег и пытаться дальше подобрать нужные слова.
— Знаю, я не извинилась перед тобой за то, что скрывала... — сложно правильно охарактеризовать статус Сэма в ее жизни. Слишком важный для того, кого стоит назвать обычным парнем. И слишком сложные у нее отношения с семейством, чтобы представлять его кем-то другим. Помолвлены они не были, да и само слово "помолвка" подходило больше тем, кто рос среди людей и верил в их бога. — ... Сэма. Никто из нашей семьи не знает о нем, как и о том, что мы встречаемся, живем вместе и... никто не должен узнать об этом, поэтому я была бы очень признательна, — за эти слова тоже отчасти стыдно, но ведь должна же она предупредить о том, что пусть и так очевидно. — Если бы и дальше никто об этом не знал. Поэтому если ты все еще обижена на меня из-за этого, то... прости.
Анна глядит искренне, говорит полушепотом, делая изрядные паузы в предложениях. Ей как будто действительно сложно излагать свои мысли сестре. Все же она действительно была для нее сестрой.
Отредактировано Anissa Sullivan (2018-11-13 01:08:56)
Страница: 1
