родственные связи: наверное, есть где-то отец, но Гандона это, как говориться, не ебёт.

"Сын мой, в день когда ты родился, ангелы спустились с небес и прошептали мне твою судьбу - заноза в заднице" - так поговаривал мсье Гандон. Верней, мог бы поговаривать, если бы существовал. Но, так уж вышло, что не было мужчины, которого мальчишка мог бы назвать отцом. Что поделать? В конце концов, он был просто сыном женщины легкого поведения, просто слишком живучим для всех попыток его вытравить и слишком развитым не по годам, чтобы умереть в младенчестве. Нельзя сказать, что именно в этом сыграло главную роль - благосклонная удача ли, наследственность неизвестного отца или божья (ха-ха-ха) помощь. А может, что-то из этого и вместе - никто, включая будущего Жан-Пьера (особенно  будущего Жан-Пьера) не задумывался о таком. А ребенку, тогда ещё Шарлю, было тем паче не до таких вещей. Вокруг цвела и пахла Belle Époque, а сам Шарль вынужден был прозябать в церковном приюте, который Шарль искренне ненавидел. Господь казался далеким, презрительным и жестоким дядькой, который тыкает носом в плохую жизнь и заставляет жить именно так - под присмотром мадам Лукреции, свинообразной и куда более пугающей, чем абстрактные кары далекого ада. К тому же, в адском котле горячая вода - это всяко лучше, чем холодная кровать и склизкий луковый суп. Так что, пожалуй, само понятие греха казалось как минимум хорошим. Просто потому, что грешники не должны, как праведные, мучатся просто так за обещание вечного блаженства где-то в холодном и слякотном небе. Тем паче, многие уже говорили, что бог по меньшей мере не смотрит за миром - и мальчишка был с ними солидарен. Пускай и не говорил об этом - иначе получил бы розгами по заднице. А это, знаете ли, больно.
"Дитя моё, я с гордостью смотрел как ты рос для служения праведному делу" - именно так начиналось настоящее вхождение во взрослую жизнь. Тогда ему было лет тринадцать. Четырнадцать? Весело прожитый век заставляет сомневаться в хронологии собственной жизни - больно весело так катилась под откос, чтобы запоминать, что было съедено первым - курица или яйцо.
В первый раз Шарль съел два яйца. Ну, как съел и как два яйца. Просто исповедник, отец Максимус, после литургии попросил мальчишку остаться и поговорить о боге. Всё произошло быстро, незаметно и очень больно. Но с это болью внутри пробуждалось... Что-то. Что-то неизвестное. Непонятное. Жадное. И оно очень хотело продолжать. Старик визжал, как боров, от удовольствия - и его визги, заменившие предсмертный хрип, к счастью любителя юнцов, никто не слышал. Но, к несчастью вылюбленного юнца, старик умер. И эта смерть наполнила душу радостью, темной и злой. Вот так и надо с этим праведными. Он сам отдал жизнь за парнишку, который чувствовал себя на порядок более живым, чем когда-либо. Да и нутро перестало болеть очень быстро. Но только вот священника очень скоро хватятся, а грешника могут осудить. А он едва почувствовал себя отыгравшимся! Ну нет, так дело не пойдёт - и мальчишка сбегает из приюта в ночь, не имея при себе ничего, кроме тонкой одежды и греха за спиной.
"Не забывай: наш вид всегда правил, полагаясь на тонкость и гибкость ума" - таким был один из заветов доброго мсье Шармана. История их знакомства оказалась донельзя банальной - инквизитор-хаосит просто нашёл мальчишку на улице, когда тот ловко почти стянул кольцо с чужого пальца. Вот только кольцо было волшебным. И сам его владелец - тоже. Само собой, Шарль должен был быть аккуратней и довериться интуиции, кричащей, что этот человек опасен. Но мужчина, с иголочки одетый, с дорогим перстнем на пальце - да в их дыре? Такого грех было пропустить. И ведь мужчина не заметил бы кражи, не будь кольцо зачаровано! В любом случае, хаосит взял мальчишку в оборот - вероятно, инквизитору нужен был просто лояльный инкуб под рукой. На всякий случай. Мсье Шарман не был слишком нежен к своему приемышу, но давал всё то, чего он хотел, требуя не такого уж и много взамен. Стоит отметь, что Шарль понимал: если слишком обнаглеть, тятя его сожрёт и  даже не подавится. Их содружество длилось довольно долго, лет двадцать - инкуб получал деньги на свои нужды. Когда же он вырос в уровне, пришлось отдавать большую часть улова покровителю. Да, он был, по сути, батарейкой для мага. Очень быстро вскормленной на одном только неимоверном блядстве батарейкой. Но, следует отметить, что обоих такая жизнь более, чем устраивала. Никаких серьёзных обязательств - просто меняйся товаром, которым владеешь.
"И я знаю, что ты проявишь сдержанность, будучи наделен такой силой" - с ноткой юмора прощался с ним очередной маг-на-раз, отдавая артефактное кольцо. С момента знакомства с приемным отцом, в честь которого Шарль даже взял новую фамилию, минуло двадцать долгих лет. В итоге старик подох в очередной схватке в яме, не оставив сыночку даже того самого колечка в наследство. Единственное, что от него осталось - это опыт. И понимание - в рядах Хаоса было немало магов. И, черт их дери, эти маги любят высокоуровневых инкубов - просто потому, что они были товаром экзотичным (по крайней мере, по эту сторону баррикад), но от того не менее важным - способов быстро восстановить силы современная магия придумала немного. Так что Шарль, сильно того не тая, начал просто заключать своеобразные сделки с магами. Всё просто - он отдавал, что имел, но получал за это цацки. А внутренний цыганенок вопил от ликования с каждым новым кольцом, ножом или ожерельем.
"Лишь будучи честным с собой, ты поймёшь, чего тебе не хватает" - говорил Шарман сам себе. Время шло, и шло неумолимо. Прошли две мировые войны, в течении которых французишка нещадно дезертировал. Прошла вереница магов-друзей, выпитых своими же сородичами досуха. Много кто мог бы осудить этих магов за такие убийства - но не Шарль. Шарль ведь - инкуб, полный сострадания и милосердия. Ну, по меркам своего двора. В конце концов, паразитировать можно только на живом. И, как существо благородное, падаль жрать не станет. Вот только простые гуляния по маршруту "маг-человеческий бордель-маг" отчаянно наскучивали. Уж миновал вековой юбилей, и тут Шарль обнаружил у себя страшную проблему - кризис среднего возраста. Потому Шарль отчаянно принялся искать себя во многих других сферах деятельности - поработал помощником аптекаря без лицензии, писал статьи в новостные журналы, даже снялся в нескольких порнофильмах. С кем, в конце концов, не бывало?
"Знай это, ибо когда я стану принцессой, ты получишь по заслугам" - решение пришло негаданно и нежданно. Очередная волшебница и снова инквизитор. Может, это такой изощренный фетиш - вечно работать на магов-хаоситов? В любом случае, пытаясь разогнать все дурные мысли о бездарности жизни предыдущей, инкуб находит себе новое дело и даже становится, в некотором роде, бойцом. Ну, или, верней, просто забывает свои святые принципы "хаотичного-благородного-пацифистичного" паразита, начиная чаще бить в спину. Это и принесло больше всего эксцессов - несколько раз он почти привлекал внимание инквизиторов. Поняв, что стоит быть на порядок осторожней, мужчина меняет многое в жизни - даже отращивает бороду и меняет имя и биографию, становясь поэтичным девяностолетним канадцем-Гандоном. Жан-Пьером Гандоном, если точней. Он верно служит Адонии, найдя в новой деятельности - почти шпиона и почти бойца - особое удовольствие. Восход принцессы почти оказался совмещен с набором третьего уровня - и, кажется, теперь ничего нельзя остановить. Ни всё прибывающие жизненные силы (тратятся-то они почти всегда лишь на боевую форму, которую Жан-Пьер почти никогда не использует), ни разгон Адонии и самого Двора в новую, как инкуб верит, эпоху. По-настоящему прекрасную. Прекрасную хотя бы тем, что свобода желаний почти ничем не ограничена. Во всяком случае, для одного конкретного блядоватого отбитыша.

- Ранее владел немаленькой, штук в двадцать, коллекцией слабеньких, но приятных артефактов. Сейчас из них сохранил только одно кольцо, впрочем, самое сильное из всех - оно ценой траты жизненных сил, сравнимых с использованием боевой формы, может заставляет всех в радиусе пяти метров от самого инкуба повторять за ним каждое движение, если это не будет угрожать жизни цели напрямую (например, цель может выпить стакан воды, но не станет перерезать себе гордо) и жертва может это сделать (есть нужные конечности или она не парализована/связана). Даже темп дыхания и речи в это время полностью копируют подобные у Жан-Пьера. Иные, начиная с четвертого уровня, могут сопротивляться влиянию кольца, а иные второго уровня — спокойно игнорировать эффект. Если цель покидает радиус действия кольца, эффект для неё кончается, пока она не подберётся обратно снова.
- Почти всегда использовал своё копьё, как кинжал
- Говорит только на английском, французском и, немного, латыни.
- До сих пор неплох в очищении чужих карманов от лишних вещей и тихой ходьбе.
- Постоянный клиент Кримзона. Яму чаще всего игнорирует, показательно осуждая борьбу тупого с тупейшим. Сам, впрочем, успел отличиться фирменным блядством и на арене.
- Всегда носит с собой небольшую косметичку, пару латексных перчаток и маленькое зеркало. Как говорит сам - просто потому что это опять пригодится.

Отредактировано Jean-Pierre Gandon (2018-10-06 10:54:33)