На излете второй недели пребывания в Портленде от энтузиазма Иэна остаётся одно название, если не меньше. Ни подозреваемых, ни следов, ни каких-либо идей у местной инквизиции нет. Зато — вагон повседневной рутины. Искать слетевших с нарезки вампиров одинаково скучно что в Портленде, что в Праге, так что Иэн не особо что рвется с помощью рядовым инквизиторам. Они, впрочем, не особо рвутся его об этом просить: такой порядок вещей его почти устраивает. За исключением одного «но».
Если не повседневная рутина, то делать практически абсолютно не-че-го.

От скуки и досады Иэн чуть ли не на стену лезет. В принципе, может даже придумать парочку заклинаний, которые позволят это сделать в самом буквальном смысле. В принципе, Иэн довольно близок к этому, когда Эдгар все-таки просит его заглянуть к себе в кабинет «по делу». Иэн заглядывает. Эдгар делает ему очень хорошо.

— Неофициально, — уточняет Эдгар. — Без. Убийств, — объясняет, словно трехлетнему ребенку. Объяснения выходят короткими; на бумаге большая их часть была бы трижды подчеркнута красным маркером.
Эдгар делает вид, что не видит чуть ли не мечтательную улыбку у него на лице. Иэн в качестве ответной любезности старается с этой самой ухмылкой справиться. Не сказать, что выходит очень успешно, но он честно старается.

До того места, где расположились залетные перевертыши, Иэн доезжает на такси. Водитель явно не испытывает восторга от необходимости тащиться куда-то на богом забытую окраину чуть ли не на ночь глядя. Мрачно глядит то на Иэна, то на местность вокруг, то на Иэна, светлеет лицом только в тот момент, когда дело доходит до щедрых чаевых. Иэн рассеяно думает, что сразу он обратно не поедет в попытках найти клиента на обратную дорогу. Что, конечно же, зря.

У любого адекватного человека трейлерный парк и несколько мексиканских рож не должны вызывать никакого желания задержаться подольше. Таксисты под категорию адекватных подходят довольно редко. Иэн, в свою очередь, не подходит под категорию людей, так что от комментариев он воздерживается.

Возможно, для поездки сюда следовало бы одеться как-то иначе. Но нельзя сказать, что полное несоответствие обстановке его сильно тревожит. Слегка раздражает, что пиджак на левом боку топорщится из-за наплечной кобуры сильнее, чем нужно. Примерно в той же степени, что и количество перевертышей вокруг. Почти невидимые в подкрадывающихся сумерках, но более чем осязаемые со своей теплой, колючей, бьющей в пространство энергетикой.
Он тоже не видит смысла прикрываться. С пути, конечно, не разбегаются в ужасе, но и встречать хлебом солью тоже не спешат, что даже грустно — не стучаться же наугад во все двери подряд в поисках вожака?

Поэтому он не церемонится, нагоняет кого-то из местных и деликатно, но достаточно твёрдо берет того под локоток, не сбавляя шага. Чуть склоняет к нему голову, смотрит нарочно в сторону, не в лицо — много чести будет. И уж тем более ему нет нужды всматриваться, чтобы ощутить силу волка. Не слишком убедительную.

— Не поможешь вашего главного найти? — конечно, перевертыши не обязательно живут стаями, но здесь явно не тот случай. Вожак должен наличествовать, и если он не знает, что кто-то из его мальчиков (или девочек, допускает Иэн, замечая парочку разбитных девиц поблизости) злоупотребляет правилами гостеприимства – это серьёзный щелчок по носу. Но едва ли он не в курсе, что его мохнатые ребята перебирают в местном борделе с развлечениями, неприемлемыми даже для шлюх. И Иэну хочется вполне себе деятельно, разве что не с песнями и плясками, донести, что так дела не делаются.

— Мне исключительно поговорить, — любезно поясняет. — Желательно, сейчас, — мама учила его быть вежливым, поэтому. — Пожалуйста, — и улыбается, переводя на перевертыша взгляд, улыбка до которого почему-то не доходит.

Наконец, он получает возможность рассмотреть его морду вблизи. Заострённый подбородок и неопрятная щетина придают ему сходство с потрепанным дворовым котом. Иэн почти незаметно морщится – никогда не был кошатником, считая, что одной самовлюблённой скотины на квадратные метры вокруг и так достаточно.

На лице Иэна играет безмятежная тонкая улыбка, могущая означать всё, что угодно. Сам он снова чуть отворачивается, будто вообще любуется догорающим закатом, а под ручку с перевертышем стоит по чистой случайности.

Лет сто пятьдесят назад почти любому он эти слова затолкал бы обратно в глотку, чтобы шутник подавился и проблевался своими остротами вперемешку с кровью. Спустя ещё несколько десятков лет — с раздражением бы заметил, что абсолютно любая приведённая для уничижительного сравнения девка рядом с ним даже не стояла.
Взрослеет, судя по всему. Молчит, разглядывает последние отблески вечерней зари.

Представляет, конечно, как просит мохнатого повторить, лихо вытаскивает глок из-под пиджака и, желательно высадив волку предварительно несколько зубов, предлагает попробовать ещё раз, но уже с дулом в пасти. А потом выпускает его мозг на грязную землю задрипанной городской окраины. Все равно по прямому назначению он им не пользуется.

Но молчит. Невозможность провернуть желаемое именно сейчас выдаёт только лёгким разочарованным вздохом, когда понимает, что пауза слегка затянулась, а на двух влюблённых геев, решивших полюбоваться на закат, они явно не тянут. Чуть сверху вниз и с лёгкой брезгливостью снова глядит на очень довольного собой перевертыша. Прикидывает: просто тупой или наглухо отбитый? Секунду тратит на раздумья и все-таки мысленно навешивает на него ярлык клинического идиота.

Ладно, быть может, нюх на магическую силу он и потерял или не обладал таковым вовсе. Но не учуять так близко расположенный — откинем неуместные ассоциации первого уровня — ствол, смазанный и вычищенный не далее, чем сегодняшним утром, он просто не мог. Конечно, вокруг него целая стая, но вряд ли она поможет справиться с переизбытком металла в организме.

— Праздник, праздник. У вас же как раз новоселье? — мягко сдвигается с места, увлекая его чуть вбок с широкой дороги между трейлерами, как раз за угол одного из них, в сгустившуюся тень. На пожелавшую внезапно уединиться парочку они всё ещё не похожи, но Иэну это не мешает: притягивает, почти обнимая левой рукой за плечи, воровато оглядывается и почти с блаженной улыбкой коротко бьёт ровнёхонько в солнечное сплетение, глядя куда-то поверх взлохмаченной макушки, промелькнувшей перед носом.

— Твоя жена тоже так делала? — не удерживается; ласково хлопает промеж лопаток, давая секунду — больше ему вряд ли нужно — чтобы снова научиться дышать. — Я спрошу ещё раз. Где главный? — Как только приподнимает голову, Иэн ведёт у него перед глазами пальцами, унизанными тонкими — не хочется пошутить про цацки? — кольцами.

Заклинание произносит вполголоса, энергию расходует тоже довольно экономно, чтобы не привлечь лишнего внимания. И все-таки — достаточно, чтобы вызвать непреодолимое желание сделаться очень откровенным. В какой-то момент жалеет, что не влил магии побольше: один только внешний вид перевертыша вызывает желание не глядя поставить подпись под любым обвинительным приговором.

— Неприятно? А вот кто-то из ваших считает иначе. Ты не стесняйся, рассказывай, — правую руку не опускает; тянуться до пистолета будет долго, зато пульсирующая на подушечках пальцев магия, готовая превратить морду в подгоревший фарш, сработает очевидно быстрее. И, вероятно, даже надёжнее. А Иэн имеет все шансы убедиться, насколько правильно охарактеризовал своего визави.

Немного нервно и коротко оборачивается, проверяя, нет ли ещё желающих приобщиться к беседе. Дать отпор нескольким перевертышам вроде этого он все-таки сможет, а в самом крайнем случае наверняка найдет способ свалить, не афишируя принадлежность к инквизиции.

  Только вот беда-то — делать это столь скоро, а потом придумывать, чем занять остаток так интересно начавшегося вечера, Иэн не планирует.

Даже приятно взглянуть впервые со времени их краткосрочного знакомства. Жаль только, что зрелище выходит краткосрочным — перевертыш снова открывает пасть и портит этим всю картинку. Иэн вздыхает:

— А ты не самый понятливый, да? — улыбка меркнет по мере проявления волчьего оскала. Прямо-таки обратно пропорциональная парочка с полярно разными представлениями о смешном.

Впрочем, Иэн серьёзно не расстраивается ни по этому поводу, ни из-за вхолостую растраченной магии — не рассчитал сил, с кем не бывает. Только вычёркивает из воображаемого списка дел на вечер пункт «попробовать по-хорошему», пытаясь вспомнить, удавалось ли его выполнить в полной мере хоть раз.
— Если она свалила от тебя при первой возможности, то не уверен, — следит за взглядом, но всё равно не только не успевает заметить движение, но хотя бы даже понять, откуда взялся нож. Неслышно сглатывает, на секунду заминается с реакцией устной, хотя нельзя сказать, что не реагирует вовсе. Адреналин и норадреналин выплескиваются в кровь, ускоряют ее ток, разгоняют сердце, чуть сбивают дыхание, словом, производят массу мелких, но очевидных для звериного восприятия изменений в организме. Нехорошо.

  — Полегче, мне нравятся эти брюки, — ещё больше ему нравится собственная целая бедренная артерия, разумеется, но никакого беспокойства  голосом Иэн старается не демонстрировать.
(можно ли считать повышение от сучки до куколки знаком того, что мохнатый придурок стал воспринимать его чуть серьёзнее?)
Иэн не уверен, но довольно спокойно подчиняется. Неторопливо стягивает широкое кольцо с мизинца, точно так же поступает с ещё пятью, включая обручальное.

— Мне жена вечером голову снимет, — едва ли это производит какое-нибудь впечатление, так что Иэн продолжает и дальше изображать хорошего мальчика. Сперва протягивает кольца перевертышу — верно, идиот, но все-таки не клинический — потом пожимает плечами и послушно откидывает их подальше в придорожную пыль. Во взгляде — искренняя досада, хотя по факту потеря не кажется ему значительной: на то, чтобы найти кольца, понадобится пара минут и одно лёгкое поисковое заклинание.

— Если боишься дергать своего вожака, объясню тебе, — Иэн показательно медленно опускает руки, держа их ладонями вниз — я не делаю ничего страшного, не беспокойся и не нервничай. — А ты потом передашь. Девочки из «Кримзона» — вообще не про вашу честь. Так что лучше обходите его за милю. Или за две. А когда в следующий раз захочется кого-нибудь трахнуть, посоветуй дружкам передернуть в одиночестве. Ну или предложи свою помощь в этом деле. Уверен, ты можешь выдержать даже больше, чем девки из борделя. Им наверняка понравится.

Иэн говорит быстро, почти торопливо, на ходу изобретая, что бы ещё ввернуть, преследуя единственную цель — немного затянуть время. Не тратит его впустую, удерживает взгляд перевертыша, не дёргается, как и было сказано, но вместе с тем чуть двигает пальцами, будто разминая что-то невидимое. С вербальными формулировками было бы проще и быстрее, но и жестов хватает, чтобы рукоять ножа начала раскаляться.
На свой страх и риск перехватывает запястье — если не выбить, то хотя бы отвести нож от себя; второй рукой ухватывает за жёсткие короткие волосы на затылке, намереваясь впечатать колено в волчью морду.

В силе и скорости ему с перевертышем не тягаться, конечно, но Иэн очень хочет хотя бы попытаться стереть с его лица этот всё больше раздражающий оскал.