Клод не нервничал.
Его роль в предстоящем перевороте была ему ясна и понятна, так что сейчас все зависело исключительно от того, хватит ли сил лично ему сделать то, что поручили.
О том, что он мог справиться, а сама Адония - нет, он старался вообще не думать. Они долго готовились. Долго собирали силы, долго изучали обстановку. Они готовы. Теперь, если у них не выйдет посадить Адонию на трон - значит этому просто не суждено произойти.
Фрэдди покидает дом последним. Клод долго и выразительно смотрит ему вслед, пока тот дожидается такси и садится  в машину, ни разу не обернувшись. Он с братьями, в отличие от Клода, нервничает, но, как и Клод в этой ситуации, предпочитает этого не показывать.
Клод не распространялся особо о своих делах, но после приказа покинуть город сложно было бы не думать, что назревает что-то большое. Дети у Клода совсем не глупые, хоть по ним это далеко и не всегда понятно.
Ему самую малость интересно - переживают ли они за него? Думают ли о том, что будет, если он завтра не выйдет на связь, как уже пообещал? Они молоды и все еще привязаны к нему, но ему хочется думать, что все же они ценят его заботу, и...
Черт, он слишком  расчувствовался.
Играть в политические игры ему еще не приходилось. Лапин всегда держал его в стороне от всего этого и, хоть Клод теперь и подозревал, что в молодости Создатель занимался тем же, чем он сейчас, он всегда избегал столкновений Клода и местной власти. Пьянки-гулянки, балы, маскарады, оргии - что угодно, кроме Двора. Может, он делал правильно, может, нет. Ему однозначно было виднее, потому что в те года Клод и речь-то с трудом понимал, куда уж ему было до местных распрей.
С другой стороны, у Клода совершенно не было никакой политической подготовки. Он не был переговорщиком, он не умел подлизываться, он терпеть не мог врать, хотя и, как любой хаосит, делал это виртуозно.
В его планы не входило принимать участие в заговоре, но он бы скорее умер, чем нарушил слово, данное Адонии. Он сказал, что будет ей верен, и он будет, к чему бы это его не привело.
Отчаянно хотелось написать Лапину. Или позвонить. Только вот адреса он его не знал, а телефон он уже давно не брал. Возможно, и сам опять во что-то вляпался и теперь скрывался, а может просто игнорировал. Клод был лишь уверен, что он жив, потому что если нет - он бы почувствовал, но их связь все еще была на месте. Тонкая, как паутинка, уже почти незначительная, но все еще вполне себе ощущаемая. Во всяком случае, для Клода.
Когда в доме стало пусто, он еще раз все проверил.. Все ли положил в сумку, что собирался взять. Заправлена ли машина. Все ли хорошо в розарии. Потом надо было проверить, не осталось ли в доме подсказок к тому, куда он отправил мальчиков и, в конце концов, куда едет сам. Все было хорошо. Даже если он завтра не вернется домой - его детей не найдут, если конечно эти оболтусы сами не напортачат, но там уже Клод будет бессилен.
И все же он борется с чувством, что надо сделать что-то еще. Словно бы чего-то не хватает для того, чтобы окончательно успокоиться.
Он тяжело вздыхает. Он только притворяется, что не знает, что не дает ему покоя. Он только притворяется, что не хочет зайти к нему и убедиться, что все в порядке. Он так старается не думать о нем сегодня, но именно только думать и хочется. Ему бы польстило это пожалуй.
С те пор, как Пастроне перебрался в Портленд, между ними мало что поменялось, за исключением того, что они стали видеться чаще. Изредка пересекаясь на работе, они вели себя сдержанно, не отрицая, что знакомы и более-менее дружны, но и не намереваясь никого посвящать в то, что вот уже более полувека вместе проводят отпуск. Клод и не ждал, что между ними что-то поменяется, но Вито вдруг позвал его к себе на вечеринку. Потом еще и еще. Они вместе расслаблялись. Вито рассказывал, что мог, Клод тоже. Он не помнил, рассказывал ли о работе вообще кому-либо, но с Вито это делать было нестрашно, хоть и в подробности он все равно старался не вдаваться.
Да, разговоры теперь вообще составляли большую часть их общения. Клод иногда думал о том, что стоит проявить настойчивость, что Вито не откажет, если он решит его поцеловать как раньше, если развернет к себе спиной, не спросив разрешения, если разорвет рубашку на его груди, не извинившись. Наверно, он был прав. Наверно, Вито и правда бы не стал возражать. Вряд ли это его вообще как-то впечатлило, они ведь уже столько лет знакомы.
Клод видел это в его глазах - не скуку, но привыкание. С одной стороны радовало, что он ему хотя бы не скучен, а с другой прекрасно понимал, что это лишь вопрос времени теперь, когда они знают друг друга как облупленные. Клоду было больше нечего предложить Вито, а сам он ничего у него просить не посмел бы.
Черт, они знакомы столько лет. Спали. Дружат. Нет ведь ничего такого в желании увидеть его сегодня? Это ведь ничего уже не испортит, так почему ему так сложно усадить себя в машину и завести мотор?
И все-таки он сажает. Предварительно, разумеется, отрезав самую красивую розу. Если завтра он не приедет - все цветы погибнут вскоре, но хотя бы этот умрет не зря. Как и Клод. Во всяком случае, он хочет в это верить.
Он не предупреждает Вито о приезде, и больше всего сейчас боится нарваться на какую-нибудь его пассию. Не потому что ревнует - просто не хочется мешаться.
Но в дверь он все равно звонит уверенно - раз уж все равно здесь, чего теперь давать заднюю?