Артем поудобнее перехватывает труп за подмышки и кивает головой, давая сигнал, что можно поднимать и выносить из покосившегося, только каким-то чудом не развалившегося на составляющие его бревна здания, которое здесь определяли, как больницу. Солдат, которого ему определили в напарники на сегодня, кивает в ответ и выпрямляется, поднимая за ноги посиневший, еще не успевший остыть труп, накрытый грязной, засаленной и покрытой пятнами запекшейся крови простыней - за неимением ничего лучше они пользовались тем, что подворачивалось под руку. К мертвецу никакого уважения, зато те, кто может случайно увидеть, как они несут тело в сарай, хоть не будут лишний раз в припадке падать, да заходиться слезами, узнав в мертвеце своего сына, отца или брата. Лучше так - лучше жить в неведении. И Артем старается находиться в неведении: о мертвых не расспрашивает, в лица живым не заглядывает, вопросов не задает. Сказал командир трупы помогать таскать, потому что врачи не справляются, вот он и таскает целыми днями из покойницкой в сарай, аккуратно там одно тело на другое, одно к другому складывая и в мертвы лица не смотря, потому что даже ему - здоровому лбу - становилось жутко.
Артем, не смотря на то, что лицо было обтянуто плотной маской, пропитанной какой-то дрянью, призванной обеззаразить воздух, которым они дышат, все равно лишний раз внутри старался не вдыхать - за неделю он насмотрелся того, что эта зараза делает с людьми: задыхаются, синеют, а иные и вовсе чернеют, не успев умереть, заходятся в кашле с кровавой слюной, выгибаются от боли во всем теле и страшного желания жить. Нет, он не хочет повторить их судьбу, хотя, говорят, что у Бога на тебя чащ всего совершенно другие планы.
Артем спиной вперед выходит из больницы, едва не сбивая с ног единственную на двоих имеющихся в деревне врачей медсестричку, что носилась между больными от заката, до рассвета, а иногда и после него. Спешно извиняется, все еще стараясь не дышать, а от того голос звучит немного сдавленно, но медицинская сестра его все равно не слышит и убегает дальше по своим делам - некогда здесь вежливости разводить, как сказала она в первый день их встречи. Они идут по протоптанной за несколько дней тропинке за больницу, выходят за забор и пересекают дорогу, проходя в сарай, где раньше какой-то старик хранил сено, а теперь уже ногами вперед на погост уехал, а командование, взявшее на себя временное управление деревней, поскольку староста тоже слег следом за сыновьями и женой, быстро распорядилось сарай использовать под покойницкую. Вот и использовали, вот и таскали тела солдатиков - своих сослуживцев, вставших около деревни, да местных - молодых парней, девушек, мужчин и женщин. Артем помогает укладывать тело и осматривается беглым взглядом, примеряясь - куда нести следующее, находя удобное место.
- Пошли, - он махнул рукой и вышел следом за товарищем обратно в больницу: там еще десяток тел и потом можно передохнуть, пока новое распоряжение еще что-нибудь сделать не поступит. Как правило, просили отнести очередного покойника, но иногда попадалось и что-то еще. И уж лучше бы Артем таскал покойников, чем помогал с живыми: жутко больно получается, когда ты сначала воды пробуешь дать попить, компресс меняешь или еще что, а потом того же человека теми же руками в сарай несешь. Артем вытирает лоб от испарины и думает, что вроде и не жарко как-то, а он все равно весь взмок.
Странно это...
Он переступает порог больницы, проходит в покойницкую, чтобы новое тело взять, а сам чувствует, как тело озноб вдруг пробивает. Как-то его лих из жара в холод бросило. Странно это, странно. Они поднимают новое тело, выходят в коридор, идя мимо палат, и чувствует Артем, что ведет его к стеночке.
- Подожди, - говорит, - Подожди... - опускает тело прямо в коридоре и к стене спиной прислоняется, лицо руками накрывая и чувствуя, как вдруг начинает мелко дрожать то ли от страха, то ли от холода.

Отредактировано Stanislav Boyko (2019-01-16 23:05:26)