родственные связи: Эдгар Драйден, инкуб – старший сводный брат;
Дитрих Циммерман – отец, инкуб, главный экспонат в музее психических расстройств; Гретхен, Анна и Мария – сестры, чистокровные суккубы.
Мать, Хельга Майсснер, ведьма, последние полвека-век прикована к постели хосписа, во время редких ремиссий гостит дома, многозначительно молчит, пускает пузыри носом и пьет морковный сок через трубочку. В моменты просветления пытается сделать маникюр.

Лаура Циммерман – лошадиное имя, золотистые гладкие волосы, телячий взгляд из-под пушистых ресниц.
Так выглядит позор семьи.
Лауре чрезвычайно повезло быть Циммерман – любая другая уважаемая семья давно бы положила полукровку лицом в подушку и вдавила бы, давила бы до тех пор, пока не останутся на цветочной наволочке мокрые пятна глаз, носа и раззявленного рта.
Нет, уважаемая семья Циммерман не такая.

Растет Берлинская стена – растет Лаура, но не взрослеет. Её любят, как любят одноглазых котят, или хромых щенков: с толикой жалости и охапкой показной нежности. Нежно гладят по волосам на людях, нежно целуют в лоб перед сном, нежно-воркующе напоминают, что она ничтожество, недоразумение, но такая миленькая, что бусь-бусь в щечку.

Не смей отворачиваться, Лаура Рената Циммерман!

Лаура очень хорошая, в смысле – удобная. Молчит, когда скажут, занимается музыкой по расписанию (флейта, для арфы пальцы не доросли), всех понимает, всегда входит в положение.

До поры до времени.

Лаура Циммерман пытается раствориться в толпе и сбежать – каждый раз Дитрих ловит её за шиворот и встряхивает так, что душа отлетает.
Лауру Циммерман ловят при попытке сбежать из окна спальни – теперь её спальня на втором этаже рядом со спальней Гретхен.
Лаура Циммерман ворует у Анны снотворное, но в платье нет карманов, чтобы надежно спрятать пузырек. Все лекарства прячутся под замок, как и надежды вырваться из семьи хотя бы вперед ногами.

Лаура бежит первый, второй, третий, десятый раз, и неизменно её находят, запирают в кладовке, где она бессильно ревет и грызет штукатурку.

Берлинская стена падает – падает письмо в почтовый ящик: Вы приняты в университет, милая Лаура!
Гретхен воет и отвешивает ей такую пощечину, что голова Лауры отлетает, будто шея её резиновая; Дитрих подает пакет с замороженной фасолью – приложи, а то след останется красный. И бьет по другой щеке.

Выученная беспомощность подсказывает Лу один выход: нельзя выйти в заколоченное окно – вытечем в раковину, детка.
Лауре не больно вскрывать вены, Лауре больно ждать, когда уже закончится это шоу, когда кровь перестанет сворачиваться под струей горячей воды. Останется ожог – пусть хоть похоронят её в ебучей замороженной фасоли, да даже в горошке, да хоть в рыбных палочках!!!

Вынесите вынесите вынесите её отсюда, хватит, она не хочет быть миленькой, не хочет быть удобненькой, хорошенькой… не хочет, просто быть не хочет!

Лаура матерится сквозь сжатые зубы, потому что ну когда еще, как не перед смертью? Проклятия срываются с губ легко и оставляют привкус запретного удовольствия.

Её спасает Дитрих, вливая в синий рот вампирскую кровь.

Он же её душит в объятиях, когда Лаура приходит в себя, подает ей апельсиновый сок и руку, чтобы опереться. Лаура плюет ему в ладонь.

Лу снимает все наличные с карты Марии, торопливо запихивает её паспорт в рюкзак, туда же кидает флейту и хлебцы, все снотворное, что находит в доме, и распечатанную страницу новостей с разбитым лицом Эдгара Джеймса Роберта Драйдена.

Портленд встречает её удивительным акцентом, плохой погодой и чудовищами под кроватью.

Ведьма-полукровка, фактически ничего не умеет; иногда случаются спонтанные всплески магии.
Играет на флейте и фортепиано.
Не дружит с компьютером.
Не любит мясо (потому что так решила Анна), имеет в анамнезе расстройство пищевого поведения.
В целом не слишком просвещена насчет устройства внешнего мира.