Маленькая девочка дергает рукав мамы, отвлекая ее от какого-то важного дела, заставляя поднять голову от старой потрепанной записной книжки, в которой она что-то записывала коротким тупым карандашом. Малышка совершенно не по правилам этикета показывает пальцем на свернувшегося калачиком на стойке администрации пушистого белоснежного зверька, который в свою очередь гипнотизировал внимательным и слишком уж осознанным взглядом всех, кто находился в холле "Дуата" или проходил мимо него.
- Мама, можно я поглажу его? - негромко спрашивает девочка, а хорек оценивает их внешний вид, припоминает количество вещей, с которыми они несколько дней назад заселились в сто шестой номер, и думает, что практически у всех постояльцев гостиницы истории слишком похожи: побег от страшной жизни, побег от страшных людей, передышка перед тем, как придется бежать дальше, попытка начать новую жизнь, попытка покончить со старой, попытка сохранить нынешнюю в секрете. И везде на пути подобных отшельников, отступников всегда возникает "Дуат" и его хозяин, который молча выдает ключи, а потом просто выбивает чек. И все охотно соглашаются, принимают правила проживания в отеле и прекрасно знают, что мрачный Вадим никогда не выдаст ничего даже друзьям или родственникам постояльцев - такое в "Дуате" правило, которого вынуждены придерживаться все. Если, конечно, вы не нагрешили так сильно, что за вами пришли аж сюда: Вадиму проблемы с законом и уполномоченными лицами не нужны, а значит вас выселят так же просто, как вселили. И никто с этим не спорит, никто не встает на защиту, потому что своя рубашка ближе к телу.
- Там же написано, что хорька трогать нельзя, милая. А вдруг он укусит тебя или поцарапает? - так же негромко отзывается мать девочки и та заметно расстраивается, опускает голову, рассматривая свои потрепанные ботинки.
- Так всегда... - тихо и с каким-то странно взрослым, осознанным знанием дела говорит девочка, а хорек вдруг оживает, сбрасывает свое оцепенение, аккуратно перебираясь на стол с бумагами и книгой учета посетителей, потом перепрыгивает на кресло и уже после этого оказывается на полу, сладко потягиваясь и зевая во всю свою маленькую, но зубастую пасть. Оббежав стойку вокруг, хорек аккуратно подбирается к девочке, чтобы подняться на задние лапки и внимательно ее обнюхать, привлекая к себе внимание девочки и ее удивленной матери. Малышка тут же оживает, подставляет раскрытую ладонь хорьку, чтобы он обнюхал и ее, а потом смеется, когда хорек, цепляясь коготками за рогожку, которой обито кресло [Вадим увидит - оторвет лапы], и перебирается на колени к малышке, чтобы подставить ей спинку. Малышка играется с ним, улыбается, а хорек вертится и довольно фырчит, в какой-то момент ловя взгляд матери - и она, как будто, все понимает, благодарит его одним взглядом. Потому что иногда у ребенка должно быть что-то светлое среди непроглядного мрака, в котором они оказались волей обстоятельств. Через какое-то время хорек затихает, сворачивается клубочком на коленках у девочки и теперь отсюда смотрит вокруг.
Взгляд падает на улицу, на стоящую через дорогу девушку, к которой подошел какой-то человек. Хорек поднимает голову, чтобы рассмотреть все происходящее: девушка явно недовольна таки собеседником и собирается уйти, но тот хватает ее а шкирку, отрывает от земли и бросает куда-то в стену.
"Твою мать", хорек спрыгивает с колен девочки и подбегает к двери, упираясь в нее лапками, внимательно наблюдает за тем, как девчонку оттесняют в подворотню, окружают - кажется, ничего хорошего из этого не получится.
Хорек смотрит на девочку и ее мать, думает о том, что светить голой жопой при ребенке плохо, а потому пытается выйти на улицу прямо так. Благо, что ребенок все понимает и подходит к нему с наказом, чтобы обязательно вернулся, как нагуляется, а после приоткрывает дверь, давая хорьку возможность выскользнуть и быстро метнуться белым пятном через дорогу, оказываясь в том же проулке. Он прячется за мусорным баком, наблюдает за происходящим, пока еще пытаясь понять, что вообще происходит, хотя надо бы вмешаться и защитить хрупкую на вид девушку. Но жизненный опыт не дает ему права вмешиваться: может статься так, что все только выглядит так, как выглядит, а он там будет лишним, но на всякий случай хорек напрягается, сосредотачивается, чтобы успеть провернуть все довольно быстро. Он встает так, чтобы его точно не было видно ни с улицы, не из проулка. Его тело начинает меняться: мех уходит под кожу, тело вытягивается и приобретает более крупные очертания, узкая мохнатая спина превращается в широкую гладкую, лапки превращаются в руки и ноги, а взгляд темных глаз становится светлее, но все еще таким же сосредоточенным.
Стас прислушивается к разговору.