[indent] Двадцать семь в тени и одежда, закрывающая обгоревшие руки. Когда в последний раз Ной был в Африке, то не удосужился выучить суахили, в этом месяце он снова не помощник. Зато слово «Рождество» все добровольцы рады услышать и произнести, когда навещают приход  и маленькую школу возле озера. Дети наперебой повторяют «С Рождеством», поражая гостей хорошим английским. Мортон заносит коробки, дает погладить себе по голове особо настырным крикунам и возвращается в машину. Рады его светлым волосам, росту, благодаря котором можно без лестницы починить оконную раму, силе, с которой легко перетаскать сбитые коробки с учебниками, и все. Белого мужчину они видеть не особо рады, так еще проводник-водитель-переводчик Вузи сказал, посмеявшись над попыткой Мортона прочитать притчу о «Покаянии».
[indent] Грешил человек и бежал в церковь каяться. Каялся и опять грешил и снова в храм. Так на коленях перед крестом и умер.
Дьявол сказал: «Этот мой».
Господь ему: «Как же? Он же умер в покаянии».
Дьявол: «Это я ему прощаю».
Господь: «Ну если ты простил, тем более, Я прощаю», — и забрал грешника в Рай.
[indent] Афро Мортон терпит до той поры, пока они согласно учатся при церкви, но так-то он их терпеть не может еще с тех пор, как из-за них разгорелись конфликты и загорелись его дома в далеком девятнадцатом в Новом Свете. Это, конечно, другой конец Земли, да и местное население уже никак не относится к тем рабам, да все еще все хранится в памяти дознавателя. Но так или иначе он часть гуманитарной миссии, в ходе которой в столице ангольские хаоситы собираются развернут крайне большой выброс энергии. Вместе с ним начнется война. Хаос. Все, как они любят.
[indent] Ною это тоже не нравится, он даже раз десять это сказал, но как всегда на благо партии и ради цели можно во время замолчать, походить, где надо, заставить людей думать, что надо… Молись, Пастырь, читай свои молитвы. Пастырь и читает подле черного священника, который все дублирует на суахили, возле самостроя на месте давнешней англиканской церкви.
[indent] Добровольцы Африканского гуманитарного действия веселятся, их слышно из открытого кузова пикапа, на котором они приехали из отеля. Изучая карту побережья озера Найваш, Ной поднимает взгляд и со скрываемым любопытством смотрит на то, как мелькает в окне без стекол фигура маленькой блондинки, которая спешит прочитать сказку о звезде, которая хотела стать кометой, в тридцать третий раз. Притча о «Книге и Библии» уже не имеет успеха, «Библия» в комиксах — еще может быть, но лучше все-таки пляски на мотивы сценок из «Нового Завета», переделанного на языческие корни местного населения. У всех ведь одна история. Всем ведь говорят не убивать…
[indent] Ной сидит под раскаленным солнцем, смаргивая с век пот. Выжигает себе будто грешника, потому что убил, потому что отстоял на коленях положенный срок, потому что не хватило. Ему известен вес человеческой жизни и жизни Иного, а сколько их будет теперь?.. На будущее не загадывать, прости, Господь, грешного, ибо не ведаю, что творю…
[indent] Впереди хлопает дверца у заднего сидения пикапа, машина качается. Пастырь прячет в рукаве протестантские четки и смотрит на затылок студентки, которая тоже не сильно рвется помогать учебному процессу в полуразваленной школе на один класс и один этаж. Здесь такие есть — Мортон чувствует вокруг них холодный воздух безразличия, который контрастирует с активистами вроде Ирмы, которая скачет вокруг любого, у кого цвет кожи на тон темнее ее. Это, к слову, кажется большим расизмом, чем в своей жизни знал Ной. А он все-таки был «вампиром» в белом колпаке в лихие времена. Теперь вот скрипя зубами он грузчик, который чувствует себя хорошо только в тот момент, когда они читают молитвы и помогают убирать протестантские кладбища.
[indent] — Ирма надолго завела эту песню, — замечает Пастырь, сворачивая бумажную карту и убирая ее в карман сумки-почтальонки, в которой удобно прячется все от «Библии» в черной обложке до бутылированной воды. И еще не факт, что последняя, будучи подарком от отеля, была законна к перевозу.  Оружие им запретили даже в руки брать для фото, иначе кара падет на АГД не Божья, а в виде местного чиновничества, с которым с трудом договорились. И вот теперь крайне мотивированные американцы, британцы и  и н ы е  гости изучают африканскую культуру. Рядом с Крозье пары влаги могут обращаться в снежинки от количества мотивации. — Ирма молодец.

[indent] — На таком человеке и мир держится, — подсказывает еще одну щедрую фразу, которую они уже сто раз слышали об отряде добровольцев. Мортону нет смысла поощрять такое пренебрежение со стороны девушки, все-таки это действительно неправильно — ближнему помогать надо. Сказал же и позвавшему Его: когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных… Но в самом  священнике не больше довольствия от нахождения в Кении. У Иного складывается чувство, будто над ним смеются больше прежнего, используя религию как сказку, как красивое представление для местных детишек. Свежи еще воспоминания, как в Конго храм использовали как столовую не для беженцев или сирот, или нищих, а для удовлетворения одного из грехов. И это отвратительно. Он смотрит сверху вниз не только на афро — что от них возьмешь, не изменились за века, — но и на остатки добровольцев.
[indent] Когда девушка исчезает в школе — спорное утверждение, через окна можно рассмотреть абсолютно все в классе, — Мортон поворачивается свои часы на запястье и деловито смотрит на время. Ему всадник не сообщал, когда конь соизволит потоптаться по этим местам, предвещая апокалипсис этого мира, но точно известно, что скоро подсчитают голоса с выборов. И уже нагревается котел, уже по дороге проезжают в сторону столицы машины с туго натянутыми тканями, за которыми прячутся солдаты. Некоторых видно, кто нагло стоит на подножке и смотрит прямо в душу легкомысленному американцу. Он провожает их взглядом человека, который так и знал. Старик, который постоянно повторяет, что каждый родился для своей войны. И если в Европе считают поколения, то здесь на каждого ребенка приходится столько войн, сколько пальцев у них на руках остается к совершеннолетию… Милые порядки.
[indent] Раз, два, три… Машины проезжают, потому что им плевать, у них пункт назначения имеется. Но у одной из них, видимо, нет. Стоит только инквизитору заняться чтением Библии, как к пикапу подбегают три человека в форме. С автоматами.
[indent] — Слез, живо! Руки держи! — местные хорошо знают английский, но лучше всего у них поучается закрывать свои лица, тыча дулом прямо сидящему в лицо. Барабанят по дверям, забирают ключи от пикапа. Крикун не дожидается, когда Ной поднимет руки, и хватает его за ворот рубашки, стаскивая через борт на пыльную землю.
[indent] Тяжело не вырваться, тяжело сдерживать себя, представляя собой самого просто пастора, а не инквизитора, у которого черная книга играет роль не простого чтива. Тяжело, потому что к себе самому начинаешь относиться как к мешку с костями, поднимаясь и убирая руки за голову.
[indent] — Вот, все, убрал… Я священник, просто доброволец…
[indent] — Какая разница? В школу! — черный рычит, разворачивая Мортона, который не знает даже, изображать и ему испуг или оставаться скучающим зрителем. Быстро. Все очень быстро. Адреналин просится броситься в бег, мышц сжимают кости, но искусственное спокойствие от четок успокаивает разум. Американец склоняет голову. В класс уже ворвались остальные военные. Детские крики даже в Африке звучат так, что сердце обливается кровь. Женские вскрики. Ной думает, что приличия ради просто сломает конвоиру челюсть, если тот еще раз возьмет его за шиворот. Но между лопаток скромно чувствует дуло. Его заводят в школу, прикладом бьют под колени, приказывая сесть.
[indent] — Что?.. В чем дело? Отпустите детей, они же местные, — причитает учительница, прижавшаяся к стенке прямо возле старой доски. Они переходят на местный, переругиваясь. Этнические склоки. Белых заталкивают в один угол так, чтобы те сидели плечом к плечу и молчали. Молчат. Ной обращается в глыбу спокойствия и молчания. Как по приказу.

Отредактировано Noah Morton (2019-01-10 23:13:49)

[indent] Снизу вверх Мортон поглядывает на оружие, которое сводит на нет все физические данные. Магия в этом случае может неплохо изменить расклад, но Закон смотрит за хаоситом так пристально, насколько это вообще возможно с его репутацией внутри Двора. И вот он проникается свежей ненавистью к людям, которые изобрели так много способов убивать. Перевертышу, который душит руками и загрызает животными клыками не нужны патроны. Приноровившемуся к охоте своими возможностями вампиру не нужно биологическое оружие. Инкуб или суккуб никогда бы не взялся за рычаг, чтобы истребить тех, от кого зависит их существование. Магам по большей части плевать, они очень похожи на людей… Священник смотрит в пол. Отвратительно. Люди не понимают, они могут прожить друг без друга, а связь Иных с этим миром построена на взаимозависимости. Если бы всем людям пришло в голову занести самих себя в Красную книгу, смогли бы они сократить оружие?
[indent] Ах да, договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов и ему подобные. Красная книга, чья обложка выкупана в крови. И чтобы обойти этот забор, нужно выдумать что-то новенькое.
[indent] Человечество их всех погубит.
[indent] Дети прячутся под парты и визжат так, что в ушах закладывает, их заставляют замолчать. Местные хорошо понимают язык оружия, потому что часто именно с ним приходят воровать скот и убивать родителей. Учитель твердит, что у них несколько сирот и им-то нужна помощь Господа, но лучше книги, деньги, родители. Да, многим бы не помешали родители.
[indent] — Белые не должны мешать делам страны, — на риторический вопрос сжавшейся между Ноем и Грэгом Веры священник отвечает из своей привычки поучать. Удивительно, что не застрелили, даже позволяют переговариваться, но надсмотрщик едва ли не имеет вторую пару ушей. Он похож на перевертыша, но не Иной. Печать бьется только одна, и Мортон чувствует себя заводной игрушкой на моторчике, которую вбросили в коробку со старыми оловянными солдатиками. Но штыки у этих  неподвижных подарков на Рождество больно острые… — Одному Богу известно, что они в итоге с нами сделают, чтобы не мешали.
[indent] — Бог, хах, как же, — Грэг истерично хохмит, но не особенно старается оскорбить. — Новый президент у них даже ничего не знает. Какому тут Богу место? Я бы после того, как выгнал белых, еще бы и церкви прикончил.
[indent] — Добрая молитва всяко лучше помогла бы сейчас, чем брань в сторону их лидера, — замечает Ной, который не собирается успокаивать буйного медбрата, хотя иметь при себе человека, который может сшить без нитей, всегда полезно. Из кармана не вытащишь, поуговаривать надо, но в цепочке из плеч и страхов — да отстранит Он от меня жезл Свой, и страх Его да не ужасает меня, — и тогда я буду говорить и не убоюсь Его, ибо я не таков сам в себе, — ему придется быть до эвакуации. Не нужно быть пророком, их никто не заберет. Только если местные решат, что это выгодно. Прозрачные глаза пристально смотрят на Веру, взвешивая, могут ли за кого-то из них взяться извне?
[indent] — Эй, музунгам! — прикладом прилетает в плечо Ноя и он шипит, но поворачивается к афро — бывший клановец не имеет понятия, к какому местному этносу принадлежит солдат, но, видимо, противники победившего правителя, — со сдерживаемым спокойствием. В этой стране еще копью держали и не понимали, куда отправляют пойманных, когда он впервые взял в руки мушкет, но теперь-то. — Ты здесь главный?
[indent] — Я священник, я просто учу детей молитвам, — повторяет на четком английском инквизитор, который уже хочет подсказать, что «лучше бы вам заткнуться и молча сидеть в консульстве», а то пока разыгрывается представление… За не существующую грубость ему прилетает еще один тычок.
[indent] Белым руки перед собой связывают пластиковыми хомутами и сажают обратно в пикап. На вопрос, как они будут держаться, военные отвечают, что это не сильно важно — следом еще едут машины, все, что останется, подберут. Дети смотрят с окраины школы, будучи загнанными в строящуюся жилую пристройку. Еще одних благодетелей пустят на корм рыбам? Сбросят со скалы, чтобы птицы питались? Какие мысли в их головах, пока черные глаза бегают туда-сюда?
[indent] — А проводника они застрелили, — замечает пастор.