Тук-тук-тук. Три максимально аккуратных удара в дверь высокого начальства. По сравнению с тем, как громыхает запертый в узкую клетку лифт – Элли не рискнула прибегнуть к его услугам и преодолела подъем на шпильках по лестнице чуть запыхавшись - это даже не громко. И не скажешь, что у неё заняты руки. Ведьма наклоняет голову в бок и разминает шею, попутно убирая лезущую в глаза челку, переступает с ноги на ногу и упрямо гонит прочь желание бросить индейку на пороге и исчезнуть в закат. Хотя бы потому, что это будет выглядеть глупо. Плюс, это было её личное решение и сдавать на пол дороги Уинман не привыкла. К тому же, подбадривает себя доморощенная ирландка, нужно ведь как-то приживаться.

Хорошее слово. При-жи-ва-ться. Ко многому подходит.

Шаги Элли слышит не сразу. Не потому, что в кирпичном доме стены хорошие, а потому, что никто не спешит открывать дверь. Не спешит так сильно, что ей в очередной раз подворачивается возможность осмотреться по сторонам и прислушаться к пульсирующему биению сердца, толи подскочившему к горлу, толи упавшему в пятки – складывается впечатление, что оно умудрилось сделать и то и то одновременно. Многоквартирные дома по большей части безлики, в них нет индивидуальности и, глядя на фасад, сказать о характере жильцов видится практически невозможным. Однако, переминаясь с ноги на ногу в тусклом коридоре, у Уинман нет и малейшего сомнения в том, что здесь может жить Байтелл. Более того, именно здесь он жить и должен. Это откровение с трудом подается объяснению и попроси об этом кто-нибудь, ведьма попросту не найдёт подходящих слов – они здесь совершенно лишние, всё и без того ощущается подушечками пальцев. В своём просторном кашемировом свитере кремового цвета и широких твидовых брюках, с завернутыми в фольгу контейнерами Элли кажется здесь совершенно неуместной. Ведьма перехватывает поклажу поудобней и поправляет ремешок оксфордской сумки. На всякий случай еще раз вдавливает кнопку звонка – ни единого звука – приходится снова стучать.

Почему-то Уинман не думает, что Байтелла может не быть дома.

Потому что его не может в нём не быть, правильно. Либо работа, либо дом - вот и весь ореал обитания мага. Вне этого замкнутого круга ничего не существует. И на работе его уже нет, значит...

- Добрый вечер, - когда дверь открывается и на девушку падает полоса янтарного света, Элли вышколено улыбается и горделиво приподнимает подбородок. Как ни в чем не бывало, она игнорирует немой вопрос Артура – читается он примерно как «и какого же хрена?» - и хмурит брови, - надеюсь, вы не забыли, что на сегодняшний вечер у вас запланировано мероприятие? Я пришла помочь с организацией, правда по эту сторону двери у меня вряд ли что-нибудь получится. Разрешите войти?

Она контролирует дыхание, стараясь придерживаться хладнокровной профессиональности, и прикидывает в уме, может ли Байтелл плеваться огнём? Чисто теоретически, как любой уважающий себя маг, может, но, скорее всего, считает это занятие непрактичным и чересчур утомительным – иначе штат инквизиторов был вдвое меньше того, чем сейчас располагает Порядок. Мимоходом она оценивает внешний вид мага, оставляя в закромах памяти заметки касательно его состояния, после чего кивает в сторону квартиры, словно уточняя «так я войду, да? Вы ведь понимаете, что для этого нужно сделать шаг в сторону и пропустить меня?». Прикладывая к развитой интуиции то выражение лица, которое Артур дарит своей подчиненной, мысль придерживаться официального курса кажется ей вполне разумной. Плюс, раскрывать все карты с порога кажется иной делом провальным.

Да в целом сам визит кажется ей провальным, чего уж там.

Отредактировано Ellie Winman (2019-02-13 11:42:24)

Она смотрит на него долго, а перед глазами уже мигает курсор, из-за которого выскакивают крохотные черные буквы, формирующиеся в ехидное, колкое замечание. «Абернати, ваш друг мог бы давать уроки мистеру Дарси, если бы хоть на секунду рискнул задуматься о своих манерах! Даже в Лондоне сейчас не найти второго такого черствого и высокомерного сноба, как Артур Байтелл». Стоит ему только сложиться в предложение, великолепным образом подводящее черту абзацу, как тут же становится легче дышать. Ведьма кивает и протягивает мужчине свёртки из фольги – у Элли получается сделать это таким образом, что инквизитору не удается увернуться – и без лишних слов достает из сумки планшет. Пальцы порхают над экраном спешно набирая пароль и листая перечень приложений, достаточно быстро находят нужный документ.

- Прошу, двадцать второе ноября, семь вечера. Ужин в поддержку практикующих магов исландских островов. Пометка: присутствие члена ордена Кауфмана. Пометка: встреча без галстуков. Пометка: не забыть, - Уинман не нужно смотреть в электронную сетку расписания для того, чтобы воспроизвести его содержимое. В любой последовательности, в любое время дня или ночи. Особенно это касалось того, что Элли сама придумала, зашифровав под похожее на правду событие. Девушка передала начальнику планшет, позволив доподлинно убедиться в правдивости сказанного, и осторожно убрала выбившуюся прядь волос за ухо, отводя взгляд в сторону. Так сказать, оставила Артура одного, наедине со своими размышлениями и сложными математическими вычислениями. Судя по озадаченному лицу, взгляд ведьмы успел вскользь его коснуться, инквизитор по меньшей мере вычитал кубический корень из логарифма ста семидесяти по основанию икс – если бы это имело хоть какой-нибудь смысл. Или формулировал окончательный вопрос, подбирая шифр к лаконичному ответу «сорок два».

- У вас должно было сработать уведомление, - Элли запнулась и посмотрела на циферблат своих наручных часов. Тот не среагировал на движение и, как и прежде, остался черным экраном, поэтому девушке пришлось нажать на боковую кнопку и на два шага прокрутить колесо вперёд-назад, - прошу прощения, оно сработает, но через десять минут. Я пришла раньше. Ну, вы справитесь сами или будете принимать члена ордена Кауфмана… здесь?

Невозмутимая, в меру саркастичная и до чертиков исполнительная – от Элли Уинман может свести скулы, селезёнку и легкие. Может, кончено, и еще что-нибудь, но об этом общественности было еще не известно. В глубине души ей было немного стыдно за то, что приходилось врать, однако, иная искренне считала, что от этой лжи все останутся в выигрыше. Артур не будет сидеть одиноким филином в праздничный вечер и не станет гробить свое зрение прочтением еще одного скучного альманаха – почему-то именно так Элли представляла себе его свободные вечера. Она сможет пробудить в нем немного человечности – всем иным старше ста лет это буквально жизненно необходимо. Возможно, они смогут наладить отношения и перестанут бесить друг-друга сверх меры. Ведьма исполнит свой долг перед Абернати, который просил её заботиться об Байтелле, чем сделает старику приятно. Неожиданно объявившийся в её жизни братец проведет вечер в гордом одиночестве, уяснив раз и навсегда, что Элли не нуждается в родственниках, которых она не помнит. Определенно ложь была оправдана.

- К слову, я тоже рада вас видеть, - добавляет она после затянувшегося молчания и понимает, что начинает злиться. Чем дольше её заставляют стоять в коридоре, тем сильнее растет бессознательный гнев и желание сказать что-нибудь гадкое. Например – чудесно выглядите, почти похожи на свежий труп. Многим лучше, чем вчера, вчера казалось, что вас уже с неделю как закопали. Стоит проговорить это про себя, как становится чуточку легче. Еще помогает звук сработавшего напоминания на телефоне инквизитора. Он доносится из недр квартиры и определенно требует каких-либо телодвижений. Хотя бы отключения – до невозможности противный рингтон, стоит признаться. Элли вопросительно изгибает бровь и мягко улыбается, когда Артур нехотя пропускает её внутрь.
Судя по его движениям, сомнения, засевшие в голову менталиста, исчезать не торопились, но, взвесив риски, маг великодушно решил уступить.

Иная аккуратно разулась, оставляя лодочки у входа таким образом, что те не должны были раздражать, служить помехой или попросту бросаться в глаза. Перехватив из рук инквизитора свертки и, не оставив без внимания рукоять меча Нуаду в руке мужчины, она жестом спросила «кухня там?» хотя ответ и без того был очевиден, и отправилась на разведку, морально готовая ко всему.

Ко всему, но только не этому. Жилище закостенелого холостяка Элли за свои восемьдесят лет видела впервые и, честно говоря, оно наводило лишь на единственную мысль

- Мистер Байтелл, вас… ограбили?

Элли кажется, что она смотрит на Артура слишком долго – двадцать секунд упираться взглядом в выражение лица «мне, конечно, плевать, но разве что-то не так?» это на целых восемнадцать секунд больше, чем хотелось бы. Брови непроизвольно скользят одна вверх, вторая вниз, подчеркивая недоумение в купе с насмешливой иронией, которую не получается заглушить.

- С того, что даже на съемных квартирах кухни не бывают такими… - полушепотом произносит ведьма, но от уточнения воздерживается. Какими «такими»? Пустыми, холодными, крошечными, стерильными? Отстойными? Всего понемногу и лучше не взбалтывать. Проглатывая тугой ком, успевший подступить уже чуть ли не к нёбу, иная понимает, что позволяет себе лишнее. Но это началось не сейчас, а когда ей в голову пришла идея последовать наставлению Абернати, дальше всё множится снежным комом, таковы правила. Оставляя свою ношу на узкой столешнице, Уинман снимает пальто и аккуратно вешает его на стул, предварительно спросив «не возражаете?». Жест довольно небрежный, но аккуратный, словно многочисленные тренировки за кадром довели его до автоматической идеальности – ни складки, ни залома и в тоже время слишком естественно и непринуждённо. Спиной ощущается тяжелый взгляд, давящий чугунным утюгом в самый центр позвоночника. Или вкручивающийся меж позвонков огромным, ржавым шурупом. Иными словами, совершенно неприятное ощущение буквально дышало в затылок, заботливо нашептывая «не бойся, я не оставлю тебя одну».

Оба молчат.

В какой-то момент молчание становится невыносимым. На кухне полно звуков – Элли распаковывает контейнеры, включает плиту, ставит брусничный соус разогреваться, сервирует стол - но они не могут восполнить отсутствие разговора, и точно теряют в громкости, ровняясь с неестественно прямой линией эквалайзера и превращаясь в далёкий белый шум. Внезапно Уинман ловит себя на мысли, что с большим удовольствием послушала бы сейчас Карли Рэй – печенку бы отдала за её идиотское call me maybe. Или что-нибудь из Гаги, например poker face – не беда, если потом «заест». Ну или Johnny, la gente esta muy loca, кто её пел? Подошла бы любая, даже самая дерьмовая песня, написанная в приступе эпилепсии человеком, рифмующим «кровь» с «любовью» и ранжируемая в супермаркете - всё, лишь бы задушить эту давящую тишину. А если к ней, к этой музыке, еще кто-нибудь добрый добавил бы поликарбонатный прозрачный полицейский щит, способный уберечь от буравяшего взгляда Байтела, то признательности Элли не было бы мыслимых границ. Однако,  что ей хоть сколько-то некомфортно, ведьма не показывает.

Закатывает рукава по локти, безмятежно улыбается – вроде как своим мыслям – и изящно хозяйничает на чужой кухне. Это не так уж и сложно, особенно в условиях тотального аскетизма, всё находится перед глазами и не приходиться спрашивать инструкций. Можно даже сказать, что в таких условиях получается быть свободным, если бы только не…

-  Артур, - между пробой соуса на сахар и картошки на соль неожиданно проскальзывает крайне формальное обращение. Элли отставляет лопатку и убирает огонь, - если вам не сложно не могли бы вы… присесть?

Скажи она, что застывшее в дверях начальство может нервировать не хуже, чем зациклившийся на одной точке дятел, маг скорее всего впечатался в косяк на веки вечные. И непременно сообщил, что секретарша, принявшаяся хозяйничать на кухне, тоже такая себе медитация. Карамелизованные овощи, молодой картофель, нарезанная тонкими слайсами индейка, соус. Веточка розмарина. Выглядит более чем аппетитно, а пахнет еще лучше. Пожалуй, именно запах, мгновенно заполнивший собой маленькую комнату позволяет поверить в реальность еды – уж больно сильно она похожа на ожившую фотографию из очередной книжки Джейми Оливера. Уинман расставляет приборы и делает робкий шаг назад. Вид физиономии мага заставляет признаться немедленно. Пожалуй, самая сложная часть вечера.

- Мистер Байтел, на счет ордена Кауфмана... - ведьма отводит взгляд к окну и за спиной сцепляет ладони в замок. Брови хмурятся, она пытается подобрать подходящие слова, но те предательски ускользают песком сквозь пальцы. Очень похоже на попытки прочитать название станций, которые проносится мимо тебя в кресле скоростного поезда: пытаешься разобрать, но не успеваешь и лишь раздражаешься.

Вместо этого Элли думает, что можно найти в Артуре хорошего? Улыбка? Ну, её еще нужно изловчиться увидеть. Если честно, сложно вообще утверждать, что подобное явление может существовать в природе. Живая мимика? Сведенные брови и выражение лица «да как вы меня заебали, идиоты» едва ли можно так обозвать. Саркастичные шпильки? Ведьма не думает, что это может стать поводом для человеческой симпатии и всё же, когда «сэр Байтел» изволит шутить, получается весьма остроумно, ей нравится. Вспомнив об этом качестве и заметив рядом с ладонью мужчины телефон, она уже живо представляет себе внешний вид его очередного твитта. Восемь к десяти там есть что-то про «моя секретарша дура». Формулировка только куда изысканней. Уинман улыбается, опуская голову.

Да, как ни странно, но именно мерзким характером Байтел и притягивает. Парадокс.

Выражение лица Байтелла излишне защищенное. Быть может он и не владеет ситуацией - Уинманн, внезапным образом оказавшаяся в его квартире, так и остаётся непредсказуемым элементом реальности - но правила этого мира по прежнему принадлежат Артуру. Его не выбить из седла. И это вполне естественно, только, когда нервничаешь сам, куда комфортнее видеть, что окружающие отвечают тебе тем же. Жаль, что на инквизитора в таких делах совершенно нельзя положиться. Ироничное «так-так-так, ну и что?» застывает на радужках его чайных глаз, тень улыбки едва касается губ. Элли заламывает пальцы и машинально перебирает пассы успокаивающих чар – силы в движения не вкладывает, просто отчаянно старается занять руки хоть чем-то. И повисшая в воздухе пауза начинает действовать на и без того расшатанные нервы. Невольно начинаешь чувствовать себя провинившейся школьницей – в восемьдесят это уже становится пошлостью.

А с другой стороны, какая к черту разница? В восемьдесят уже должен перестать замечать хрупкое свойство пустяковых вещей. Особенно, если речь идёт об иных. Даже если она решила пригласить начальника на свидания, даже если осмелилась выполнить это в столь эксцентричной манере. Ей восемьдесят, она пережила Вторую Мировую, Холодную Войну, Кубинский Кризис, смерть Меркурии и Дали,  засилье битников и компанию против спида. И всю свою сознательную жизнь провела при английском Дворе. Разве время, когда из страха стоило ограничивать себя малым, не прошло? Прошло, конечно. Тогда к чему эти конвульсии?

Невольно Элли вспомнила её первые дни в Дублине. Инквизитор, вывезший её из Австрии, должен был спешно ехать в Прагу и оставил маленькую ведьму на домработницу – та слегла с простудой. Элли вспомнила, как она призраком ходила по квартире Абернати, простукивая стены в поисках тайников. Пряталась под кровать от каждого стороннего шороха. Заглядывала в шкафы, перебирала его костюмы, книги, кухонную утварь и коробки с фотоснимками и документами. Подсознательно искала подвох, что-нибудь жуткое и противное. Она чувствовала себя на вражеской территории и зеркала дома недобрым блеском скалились ей в спину. По крайней мере так Эйлин казалось. Даже пейзаж за окном был против неё. Каждый новый день был новым открытием, карта неизведанного постепенно сходила на нет и в какой-то момент ведьма даже смогла передвигаться без опоры на стены и острые углы мебели. С неделю она питалась только сухарями и крепким чаем, а после…

После что-то изменилось. Это что-то пришло вместе с теплыми лучами утреннего солнца в последний день весны. Дом стал иначе на неё смотреть, или это она изменила своё отношение. Набравшись решимости, Эйнли открыла холодильник, которой прежде словно не замечала – от туда на неё смотрели разносолы, джемы, луковый пай и успевшие немного подпортиться молоко, овощи и ростбиф. Оказывается, можно было не давиться сухарями. Устроившись с огромным пирогом на кухонном полу, в самом центре солнечного пятна, ведьмочка наконец увидела, что новый дом радушно предлагал ей всё для жизни. Забавно.     

Уинман улыбается  одной из своих дежурных улыбок – крайне вежливой и очень стильной. В это я тоже умею играть, Артур – мать твою – Байтелл.

- Прошу прощения, задумалась. О чем я говорила? Ах да, орден Кауфмана… - она отодвигает стул и, как ни в чем не бывало, садиться за стол, элегантно опуская запястья на его край. Вопросительно изгибает бровь, ожидая какой-либо реакции, но так как мужчиной для дознания было принято решение следовать политике невмешательства, сопротивления не встречает. Ей на секунду кажется, что Артуру уже становится банально интересно, куда этот абсурд может зайти и чем, в конечном счете, обернётся. Прекрасно.

- Как понимаю, в общих чертах вы с ним знакомы, верно? Прошу, попробуйте индейку. Только вместе с картошкой. И про соус не стоит забывать. Это абсолютно безопасно. А если в доме найдётся вино, то станет еще и очень вкусно. Так о чем это я? Ах да, Энди… хороший был парень, - крайне элегантно она перекладывает еду на тарелку начальника, затем на ту, что стоит перед ней. Назвать её своей язык не поворачивается. Вооружившись ножом и вилкой, Элли всё также изящно опускает запястье на край стола и чуть наклоняется вперед. Прямая спина, макушка тянется вверх, лодыжки аккуратно скрещены и отведены чуть назад и влево – вполне вероятно, что на приёме у королевы Виктории она смотрелась бы куда уместнее, чем на кухне Артура.

- Ваш друг попросил меня проследить за вами. Не оставить вас одного в праздничный день. Видите ли, Артур, Абернати считает, что вы выпали из реальной жизни, закопавшись в отчетах, рапортах и личных делах. Хуже архивариуса. Отчасти я с ним согласна, отчасти – это ваше личное дело. Но то, как вы проводите День Благодарения это… тяжкое преступление. Могли бы для приличия козлов препарировать – слова бы не сказала, но это…

Элли развела руками и издала такой звук, который с трудом можно было бы передать словами, но по смыслу он идеально ложился на «ни в какие ворота». Отправив в рот крошечный кусочек индейки, она принялась тщательно его пережевывать, стараясь не обращать внимания на мужчину. Мясо показалось бесвкусным. Впрочем, предложи сейчас кто самый изысканный деликатесс, и тот бы был для ведьмы похож на вату.

- Практикующие маги исландских островов… Что ж, я отношусь к их числу. И в ордене Кауфмана состою. По правде сказать, назвать это орденом сложно, в нем кроме меня с Энди было еще трое иных – один менталист, мастер иллюзий и психиатр. Две недели назад вы лично дали согласие на этот ужин. Просто не углублялись в детали. Приятного аппетита.

И грянул гром.