Телефонные звонки, входящие письма, разложенные по стопкам бумаги. Для двух третей достаточно решения Байтелла, оставшиеся отправляются к великому инквизитору, снабженные язвительными пометками и ссылками на определенные пункты правил, договоров, рекомендаций. Дел много – но не слишком, напряжение велико – но не через чур, вопреки навалившимся трудностям, пропажам, двусмысленным ситуациям, инквизиция продолжает жить, и инквизиторы в ней требуют столько же внимания, сколько впервые выпущенные во двор цыплята.
Хотя – и Артур никогда не признает этого вслух – пользы они приносят куда больше.
На его плечи ложится почти весь неизбежный, рутинный и абсолютно необходимый документооборот, подземная река которого сопровождает жизнь отдела. Это позволяет строить в кабинете баррикады из бумаг и не позволяет скучать.
Не то чтобы он без этого маялся бездельем.

- Стажёр? Подорвал тренировочный зал? Большой талант. Без такого размера таланта подорвать зал, который был специально сделан для того, чтобы быть невзрываемым непросто. Теперь я могу уволиться со спокойной душой – с такими ребятами нам никакой двор Хаоса не нужен, сами себя прикончим в считанные дни.
Голос Артура сочится сарказмом, несчастный новичок, кажется, готов разрыдаться.

- Документы потеряли? Не помните куда положили? Милочка, я человек старый, соображаю не очень. Будьте любезны, объясните мне, как именно вы ухитрились потерять папку, которую всего-то и нужно было перенести в кабинет, находящийся ровно напротив? Вы когда с этажа на этаж ходите, свою голову нигде, случайно, не теряете?
Женщина смотрит с оскорбленным достоинством человека, который работал во дворе порядка, когда Байтелла ещё и в помине не было. Маг вопросительно изгибает бровь и спустя несколько секунд миссис пристыжено отводит глаза.

Артур уверен, что он не требует от людей многого. Всего-то не быть идиотами: неужели это так сложно?
Зато теперь те, кто заходит к нему, делают это только и исключительно по делу. Важному делу. Настолько важному делу, что выбора у них попросту не остается. Байтелла это полностью устраивает.

Он бросает взгляд на вошедшего Хейза, допечатывает предложение, сохраняет документ и сворачивает его. Привычка, оставшаяся после полувека дознавательской службы: всегда держи стол чистым, папки закрытыми, а документы свернутыми. Любопытство толкает людей на многие, многие глупости.
На гостя смотрит внимательно – инквизитор выглядит основательно помятым, под глазами тени. Впрочем, для ребят, работающих в поле, такой вид всего лишь вариант нормы. Пока посетитель подбирает слова, Артур пытается вспомнить над чем он сейчас должен работать и могло ли оно довести опытного боевика до такого состояния.
Кажется, что нет.
- За двенадцатое~. – Повторяет Байтелл ровно. – Ты не в порядке с двенадцатого числа и говоришь об этом только сейчас? Одному из самых опытных наших инквизиторов требуется пять дней~ чтобы понять, что «в его голове сидит какое-то дерьмо~»? – Маг пораженно выдыхает, - Восхитительно~.
Возможно, с признанием, что портрледские инквизиторы умнее цыплят Артур поторопился. Он откидывается в кресле, усталым движением протирает глаза.
- Садись. – Кивок в сторону стула для посетителей. – Рассказывай. С самого начала: кто, что, откуда, симптомы, проблемы, жалобы. Где тебя черти носили пять дней~. Что за редкое явление здравого смысла сподвигло явиться сейчас.
Если Артуру придется (а ему, конечно, придется) лезть в эту рыжую голову и пытаться спасти то, что осталось от инквизиторских мозгов, то он хочет знать правила игры не из отчета. Это при условии, что там, конечно, есть, что спасать. Пять дней, за это время качественная менталка может спечь самосознание в кирпич и умчаться на этом кирпиче в закат, подгоняя ошметками личности.
Или сделать что-то другое, более мерзкое.
У магов-менталистов такое хорошее воображение. Артур знает по себе.

Артур никогда не считал себя специалистом по первой ментальной помощи. Беда его была в том, что таким специалистом его считали другие. Мол, знание приходит с опытом, а опыт с уровнем, и всё это вместе гарантирует вам блестящую экспертизу, неправда ли, мистер Байтелл?
Сколько пациентов должен потерять врач, чтобы стать профессионалом? Как минимум трёх. Первая смерть от чувства вины, вторая от комплекса бога, третья чтобы не забывать. Сколько пациентов должен проебать менталист, чтобы стать профессионалом? До едрени фени. Потому что смерть — это почти хорошая концовка.

Маг слушает внимательно, не отрывает от собеседника тяжелого взгляда. История Хейза звучит погано, и хуже всего в ней то, что даже догадавшись, что с ним что-то не слава богу, инкуб не пошел за помощью, а начал экспериментировать в надежде, что «само пройдет». Артур всерьез обдумывает идею отправить всех инквизиторов со стажем больше полувека на курс повышения квалификации со специальной частью «сорок тысяч способов подохнуть, как полный идиот». Байтелл даже готов сам написать программу и выступить с лекциями – просто чтобы быть уверенным, что вариант «заподозрить, что со мной что-то не так и никому об этом не сказать» попадет в первую десятку.
Ах, и, конечно, так как во дворе порядка равны всё, даже те, которые равнее, для высочества специальное место в первом ряду. Дань уважения его долгой-долгой службе, если можно так выразиться.
Артур обдумывает эту мысль ещё несколько мгновений после того, как Хейз прекращает говорить, и с сожалением признает, что если он попытается посадить в первый ряд всех идиотов, которым необходимо напомнить правила элементарного здравомыслия, то вся аудитория будет одним сплошным первым рядом.
О, Портлед, какое же ты чудо.

- Итак, - Подытоживает маг путанные речи своего посетителя, - Ты где-то~ – не знаешь, где - подцепил что-то~ - не знаешь, что - что заставляет тебя видеть очень реалистичные сны. Градус твоей… - слово «глупости» звучит в короткой паузе, - …самоуверенности поддерживает питательную среду~, и оно стремительно развивается. Адаптируется к твоим попыткам выкорчевать себя.
Байтелл поджимает губы, впервые отводит взгляд от инкуба, смотрит за окно. Просеивать всё, что ему встречается через сито сарказма это почти рефлекс, но Артур находится там, где он есть, потому что умеет отставить неуместную иронию и воспринимать проблемы всерьез. Воображение подсказывает ему несколько вариантов, один другого неприятнее. Он и рад бы продолжить прохаживаться по тому, как долго Хейз соображал, что с ним что-то не в порядке, но ему не до смеха. Невозможность вычленить проблему, обратить внимание на то, что по-настоящему важно – чем не симптом? Одна из способностей проклятия, чтобы выиграть время. А время ему может быть нужно для… Чего бы то ни было. Чего-то неприятного.
- Не вздума~й уснуть, - Командует маг и тянется к телефону.

- Колин.
- Да, сэр?
- Никого не впускать. Если я не выйду через, - он делает паузу, подсчитывая, - полтора часа~, вызывай Брекенриджа, пусть ломает дверь и ищет специалистов, чтобы отскребать кипяченые мозги от стен.
- …как скажете, сэр.

Прервав связь, Байтелл смотрит на инкуба: приятного в предстоящем сеансе будет мало. Язвительность уже выветрилась, Артур серьезен и сосредоточен. Он встает, указывает на дверь, а потом обводит комнату рукой, приказывает:
- Сau i lawr. - «Закройся». Потом обращается к Хейзу, проверяя собственный смартфон. – Отключи телефо~н. И всё, что может зазвенеть. Ты не хочешь, чтобы кто-то из нас отвлекся~.
Все эти предосторожности всерьез настолько же, насколько мишура, которая помогает сосредоточиться. У каждого менталиста своя манера, и у Байтелла она похожа на работу бабки-гадалки. Магия здесь так же важна, как и антураж, который заставляет участников чувствовать, ожидать, предполагать определенные вещи. Работать с сознаниями людей и иных легче, если удастся сделать их хотя бы на долю секунды предсказуемыми, найти трещину. Простые человеческие методы для этого вполне подходят.
В данном случае Артур надеется на лучшее (что Хейз просто переутомился) и готовится к худшему (что инстинкты не подвели инкуба и помощь ему нужна немедленно). Si vis pacem para bellum, так, да?
Он обходит стол, разворачивает свободный стул для посетителей лицом к инквизитору и опускается в него. Жестом требует у гостя сделать то же самое.
Смотрит Оливеру в глаза прямо и спокойно.
- Сначала я просто посмо~трю, есть ли на тебе посторонние ментальные воздействия. Примерно это проверяют стандартные защитные артефакты~, только я буду смотреть более тщательно и это может занять некоторое время. Скорее всего ты ничего не почувствуешь, но, если я что-то найду, может… заколо~ть. Если это случится – скажи. Если начнешь терять связь с реальностью – скажи. Если вокруг начнет что-то происхо~дить – скажи. Чтобы не случилось, держи себя в руках, потому что я не хочу тратить силы на то, чтобы привязать тебя к стулу. – О том, что, занятый осмотром, он едва ли успеет рот открыть, если Хейзу (или дряни в его голове) вдруг вздумается взбрыкнуть, Артур не говорит. Инкубы быстрые. – Ясно~?
Маг не двигается, дожидаясь подтверждения.

Артур бросает взгляд на кольцо, которое Хейз откладывает на стол. Артефактолог из него аховый, но, сложив два и два, он предполагает, что это какая-то разновидность охранного артефакта. Может быть, специально заточенного под менталку. Слова инквизитора подтверждают его догадку. Многие иные носят такие – степень паранойи по отношению к сохранности собственных мыслей поражает. Байтелл почти уверен, что маг, которому на самом деле хватало бы силы и мастерства, чтобы подглядывать в чужие головы никогда не существовал (почти – потому что в мире иных everything is possible, even the impossible), но пугало в образе страшного телепата, который вот так походя узнает все твои тёмные секреты цветет и пахнет.
Большую часть времени Артуру это на руку. Но не сейчас.
Реагируя нервозность инквизитора, Байтелл снижает градус (драмы) напряжения и хмыкает, почти добродушно:
- Не волнуйся, Хе~йз. Тебе ничего не угрожает, не прямо сейчас. Воспринимай это как… диагностический осмотр у врача. Я никуда не ле~зу, ничего не трогаю, просто пытаюсь понять, что с тобой не так. Я скажу тебе, если что-то изме~нится. И объясню, что собираюсь делать, если мне понадобится работать более… то~нко.
Как и многим менталистам, Артуру тяжело сформулировать специфику того, что именно он делает. Он погружается в себя, пытаясь найти боле точное описание, а когда находит, теряется в метафорах. Иным, которые далеки от ментальной магии тяжело понимать то, что никакими словами не опишешь.
Инквизитор ёрзает, перехватывает руки так и эдак. Байтелл терпеливо ждет, используя это время для того, чтобы самому сосредоточиться, убрать из головы лишнее, оставить важное. Общий поиск ментальных воздействий он проводил уже столько раз, что потерял счет. Постепенно понял, что мастерство не в легкости, с которой набрасывается отработанное заклинание, а, скажем так, в изящности маневра. Не просто с лупой обойти человека, ища ненужные дыры в каждом участке, а получить всю картинку сразу, пробежаться по верхам, с самого начала определив проблемные зоны.
Когда Хейз говорит, что он готов, Артур кивает и, сделав движение запястьем (он не понтуется, когда может сэкономить силы), бормочет: «Dangos». Многозначность валлийского слова как нельзя лучше подходит тому, что происходит – магия действительно показывает и то, что она показывает, похоже на световое шоу. Теперь Байтелл смотрит не в глаза иного, а сквозь них, изучая раскинувшееся полотно. Мерцание вызывает ассоциации с бликами солнца, заглянувшего в витражное окно, с ярмарочными гирляндами и потешными огнями, с ночным городом с высоты птичьего полета. Оно похоже на все сразу и не похоже ни на что.
Мнение Артура о людях четкое и не слишком приятное, но он никогда не сомневался в том, что человеческое сознание, какую бы мерзость и глупость оно в себе не скрывало, самое настоящее чудо.
Маг даже не пытается вглядеться в мельтешение света (маленькие грозы и первые лучи восходов), он прислушивается к резонансу мира (человека в мире, мира в человеке) и ищет то, что не отсюда. Ищет. Ищет.
Ах.
В реальности Хейз дергается, Артур неопределенно мычит, давая понять, что услышал, снова бормочет себе под нос, теперь сосредотачиваясь на определенном участке: «Dangos».
То, что он видит-чувствует-слышит – не отсюда.
Оно не похоже на тонкое, искусное плетение проволокой заклятия.
Оно не похоже на высеченные и подготовленные изгибы ритуала.
Оно вообще ни на что не похоже, и пока маг приглядывается к сгустку-сплетению-биению (а сгусток пульсирует, приглядываясь к нему) на языке вертится только одно слово.
- Byw, - Выдыхает Байтелл, прерывая заклинание и отводя глаза. «Живое».
Он моргает, пытаясь сфокусировать взгляд на стенах своего кабинета и прогнать блики, потом поднимает глаза на Хейза.
- Это… anarferol. Необычно. – Дипломатично укладывает он в слова свое «чёрт подери, я занимаюсь этим больше полувека и никогда такого не видел». От удивления сбивается на валлийский. – На тебе действите~льно есть постороннее воздействи~е. Сейчас я только посмотрел на него, - «а оно на меня» он не произносит, - Теперь мне нужно будет подобра~ться ближе. Постараюсь понять, что име~нно оно делает, как закрепляется. – Подумав, добавляет, - И нет, я не знаю, отключился ли ты~. Внешний вид твоего, э, созна~ния~, не меняется в зависимости от того, спишь ты или бодрству~ешь. Не для меня. – Байтел вздыхает, - Сейчас ощущения у тебя могут быть более lliw. Цвета~стые. Не обязательно боль. Может быть, видения. Может быть, эйфо~рия. Может быть, первую любовь увидишь, или что-то, что те~бя пугает. А может, ничего не почувствуешь. Не знаю. Постарайся сосредоточи~ться на чем-то физическом. Весе своего тела. Ткани под пальца~ми. Биении сердца. Постарайся не прова~ливаться глубоко. Но если это случится – не волну~йся. Я позову те~бя – проснешься. Сможешь?
Маг раздумывает некоторое время, потом будничным тоном предлагает:
- Если хоче~шь, могу поставить метроном или му~зыку включить. Мне не помешает.

Чем серьезнее становится ситуация, тем сильнее успокаивается Артур. Да, он не видел это конкретное дерьмо. Это не значит, что он не разберется. Всё когда-нибудь случается впервые, верно? Мысли становятся четкие, рубленые, стремительные. Слегка раздражает то, что после всех вкрадчивых речей Хейз не выглядит менее паникующим – чувство, которое отражается в глазах инкуба Артур скорее описал бы как контролируемый ужас. Или нечто подобное.
Наверное, спокойный, вежливый и милый Байтелл нихренашеньки не успокаивает тех, кто привык иметь дело с его круглосуточным засранством. Люди, которые знают его вне допросной комнаты чувствуют в таком поведении подвох. Что ж сказать – правильно чувствуют, подвох в этом есть.

Маг поднимается и подходит к одному из шкафов, снимает с полки метроном. Ставит его на стол, устанавливает пятьдесят пять ударов в минуту^*. Медленнее биения сердца, медленнее течения секунд, удары будто прорываются сквозь толщу воды, достигая поверхности нехотя, через силу. Ритм нечетный, слегка некомфортный, но Артур пациента не в умиротворяющий транс ввести пытается. Удары должны подсказывать ему, где реальность.
Снова садится напротив, сжимает и разжимает кулаки, разминая пальцы. Предупреждает:
- Я начинаю. Dangos.

Снова сияние жизни с высоты птичьего полета. Снова грозы и закаты. Снова то-чего-здесь-быть-не-должно. Только теперь Байтелл не просто смотрит, он подходит ближе.
- Yn agosach.

Осмотр больше не ограничивается одним заклинанием – он распадается на много маленьких, точечных приказов, которыми Артур корректирует свое воздействие. Время от времени он бормочет себе под нос то или иное слово, сопровождая их короткими жестами. Это уже не наблюдение, но ещё не вмешательство, это нечто среднее, требующее точности.
Маг обходит чужеродное переплетение по кругу. Если представлять себе сознание как множество тоненьких каналов, соединенных друг с другом, то этот комок впился в них, запустив в каждое тоненький усик и стремится дальше, дальше, дальше. Когда менталист пытается взглянуть ближе, он замечает нечто вроде ворсинок на каждом из них, направленных в сторону обратную росту. Их, конечно, не существует, не на самом деле, всё это игра его собственного воображения, чтобы обернуть ощущения в понятные образы. Означают они примерно следующее: вытягивать отростки, не навредив переплетающимся каналам в сознании Хейза будет чертовски тяжело. Эта штука обладает сопротивляться как минимум таким способом.

Артур уже видел что-то похожее. Так выглядели последствия столкновения с неприятным египетским артефактом. Его магия вкручивалась в сознание жертвы, ломала, подчиняла его и сопротивлялась при попытках вычистить как тварь. Правда, работа там была не настолько тонкая. Байтелл никогда не встречал настолько тонкой работы. Как будто это не запрограммированная, продиктованная магом задача. Как будто это что-то, сделанное интуитивно. Естественно.
«Живое».

Он переводит внимание на сгусток… сердцевину? Тельце? Теперь видно, что эта штука, чем бы она ни была, поддерживает связь с чем-то вовне. Ниточку, уходящую прочь от сияющего сознания, Артур изучает не очень внимательно. Её направление не имеет ничего общего с реальной географией местности, и опыт подсказывает ему, что можно или источник выследить, или мозги Хейзу сохранить. Интерес к никогда не виденному высок, но маг выбирает второе. Он не считает случай настолько безнадежным.
Хотя, возможно, зря.

Артур приближается настолько близко, что в условиях метального ландшафта это считается прикосновением. В реальности дергается Хейз. Кажется, что-то говорит, но маг уже не слушает. Он находится вплотную, ничего не делает, просто прислушивается к пульсации сердцевины, пытается понять. Неизбежное условие для ментальной магии: здесь, на этом уровне, нельзя врать. Неизбежное ограничение: ключ к каждому замку скрыт в нем самом. Вопрос только в том, хватит ли тебе опыта, внимания, терпения чтобы во всем разобраться. Байтелл не торопится. Терпения ему не занимать, он ждет. И, постепенно, начинает понимать.

Если сравнивать человеческое сознание с грозой, в которой постоянно бьют тысячи маленьких молний (эта метафора нравится Артуру в основном за свою биологическую точность), то в чужеродном переплетении нитей сплавлена молния покрупнее. Приближаясь к ней Байтелл её ощущает – зажатую там, как пружина в банке, готовую ударить по сознанию жертвы, или по тому, кто вмешается, или вообще куда угодно. Кажется, что взаимодействовать с плетением, не напоровшись на молнию нельзя. Вопрос только в том, по кому прилетит.
Поняв это, маг понимает об устройстве этой штуки всё. Только вот, в отличии от бездушных ментальных влияний она тоже кое-что о нем понимает.

Артур, конечно, не собирался в этот заход что-то делать, собирался этично предупредить сначала об этом Хейза, но тут уж кто быстрее: тельце дергается к нему, маг в ответ касается края сгустка с ментальным аналогом классического защитного «изыди, поганая странная херня» и крошечный кусочек молнии вырывается на свободу, едва касается его защиты и убегает по усикам куда-то в глубину инкубского сознания.
Вслед за ним прокатывается волна вспыхивающих чуть ярче огней – воображения, работы, реакций. Байтелл не двигается. Ментальная магия вообще не терпит всяких «нервно дернулся в сторону», «стал панически бегать и кричать». По крайней мере не тогда, когда ты пытаешься сохранить сознание пациента целым. Маг наблюдает за карнавалом цветов некоторое время, убеждается, что крошки-молнии, которую он выпустил (которая себя выпустила?), было недостаточно, чтобы сплавить Хейзу мозги. Косится на пульсирующее переплетение и осторожно прерывает ментальный контакт.

Когда промаргивается и может снова видеть реальность, по обмякшему телу в кресле напротив понимает, что случилось: инкуб уснул. Артур скрещивает руки на груди и долго выдыхает, сверлит взглядом спящего инквизитора, но думает о своем. В конце концов качает головой и зовет:
- Хейз? Хейз!  - Никакой реакции. Несмотря на радушное предложение будить гостя «агрессивно» Байтелл не торопится. Ему вообще не кажется это хорошей идеей. Зато он точно знает, что сознание не спит никогда и лично видел, что сознание инкуба не то чтобы спит сейчас. Маг высвобождает одну руку и, насытив слово магией, приказывает. – Проснись.
Потягаться в степени внушительности внешних приказов и дряни, которая засела внутри головы? Может быть интересно.

* послушать метроном

Артур не заметил бы, не следи он за Хейзом так внимательно. Дрогнули ресницы, метнулись в сторону глазные яблоки под веками и – ничего. Разве что дыхание немного сбилось во сне.
Интересно.
Маг наклоняется вперед, вытягивает руку и, почти сунув пальцы инкубу под нос, звонко щелкает. Снова никакого результата: вздрагивают пушистые светлые ресницы, по лицу пробегает тень, но непохоже, что инквизитор вернулся в реальный мир.
Очень интересно.
- Хе~йз. – Требует Артур. – Хе~йз, просыпа~йся.
И снова пустота. Нестественная, гулкая, будто Байтелл кричит в колодец, а ему оттуда не отвечает даже эхо. При этом заклинание срабатывает, магия течет тёплой водой по пальцам, уходит туда, куда она направлена: в сознание инкуба. Не соскальзывает, не обрывается, не бьется о защиту, не вязнет в упрямстве сопротивляющейся воли. Они сидят так близко, никого нет, Артур полностью сосредоточен, и он различает это отчетливо, как слова в книге. Куда попадает магия?
Очень-очень интересно.
Никакой реакции на раздражители? То есть, вообще никакой? Это безумие. Как могут три разных попытки не дать никакого результата? Если только… Артур поднимает руку, стучит пальцем по собственному подбородку, подгоняет мысли. Сверлит несчастного сползшего по сидению инквизитора взглядом.
Ах, вот оно что. Отрицательный результат – тоже результат.
Артур откидывается на спинку кресла, бормочет себе под нос: «Вот тут-то ты и попался». Хищную ухмылку сдержать не получается, не совсем. Ну да ладно, всё равно никто не видит. Маг прислушивается к ритму метронома: немного нервному, немного дерзкому, тянется к своей силе, и она отвечает немедленно, уже кипит на кончиках пальцев желанием что-то делать, влиять на мир, творить.

- Оли~вер Хе~йз, - Размеренно произносит менталист, роняя каждое наполненное магией слово ровно между щелчками метронома, - Открой глаза. Возвраща~йся. Приди в себя~.
Нельзя приказать проснуться тому, кто не спит. И нельзя одной атакой по площади пробить маслянную пленку, которой то-что-не-принадлежит-Хейзу защищает себя. Зато несколькими ударами в одну точку можно создать трещину. И этого достаточно.
Когда инкуб дергается в кресле, судорожно хватает ртом воздух, смотрит вокруг дикими глазами, вытягивает руку, Артур не может сдержать довольной улыбки. Страх – это хорошо. Боится – значит ещё есть чему бояться. Задавать вопросы – прекрасно. Это все, конечно, не гарантия, что никакие функции мозга не были повреждены: может, инквизитор будет путать общее и частное, или не сможет оценивать расстояние, или заполучил какой-то ещё особо экзотический цветочек из букета осложнений. Байтелл обязательно отправит его на полное магическое и медицинское обследование, вот сразу как они здесь закончат. Но пока – неплохо.

- Хоро~ший вопро~с. – Хвалит Артур вслух. Оценивающим взглядом окидывает иного и решает оставить ироничное «Ты правда хочешь это знать?» при себе. – Ты отключи~лся. Не уснул, скорее поте~рял сознание. Сомневаюсь, что ты воо~бще спал хоть раз за последние су~тки. Я… скажем так, нащелкал по но~су твоему пассажи~ру. Слегка задурил защитные конту~ры. Нарушил целостность. Продавил свое видени~е ситуации. Взвалил бо~льше, чем эта спина могла вы~держать. И ты выско~льзнул.

Нужно, наверное, заканчивать с абстрактными и противоречивыми описаниями фокусов менталистики. Толкать такие речи инкубу, описывать тонкости сложнейшего из магических искусств - всё равно, что читать Джойса булочнику. Который смысла не поймет и слов длиннее трех слогов испугается. И совершенно, совершенно, не оценит сложности работы и изящности поэтического посыла. 
Разочарованно поджав губы, маг обводит взглядом кабинет, прежде чем перейти к главному.
- Я зна~ю, что делать.
Он замолкает, сначала прислушиваясь к себе, а потом сосредотачиваясь на инквизиторе. Произносит серьезно:
- Но ну~жно, чтобы ты мне довери~лся.
Пока он ждет ответа перед глазами прощелкиваются варианты: что можно сделать, что можно попробовать сделать, что из множества возможностей будет если уж не безопасным (какая безопасность в ментальной магии, вы о чем) для них обоих, то хотя бы настолько благоприятным успешному исходу, насколько это возможно. И даже если какая-то крошечная часть Артура ожидает, что гость сейчас просто скажет «спасибо, я пожалуй нет», встанет и уйдет, то маг слишком занят, чтобы обращать на нее внимание.

Хуже необходимости объяснять менталистику тем, кто не имеет к ней никакого отношения может быть только необходимость отвечать на их нелепые, неконкретные, ненужные вопросы. Байтелл кривится, будто от зубной боли, наклоняет голову и угрюмо смотрит на сидящего напротив инквизитора. Выражение лица мага и полная неприязни пауза достаточно красноречивы, чтобы собеседник сам додумал мнение менталиста об его умственных способностях и необходимости рисковать собой, чтобы их сберечь. Не то чтобы Артур имеет что-то против Хейза, или, скажем, инкубов в целом. Нет, совсем нет. Он просто не любит идиотов. И тратить время на неинтересные ему вопросы. И иметь дело с людьми, у которых есть собственное мнение. Старый человек может позволить себе небольшие капризы, верно?
- ...да~. - Наконец произносит он, потому что проговаривать такие вещи важно и потому что то, как инквизитор держит себя в руках вызывает некоторое уважение, - У э~той, как ты выразился, “штуки” есть предел. Про~чность это воздействия коне~чна - прочность любо~го~  воздействия конечна. - Одна из фундаментальных основ: к любому замку можно подобрать ключ. Артур вздыхает. Боже, что ему приходится объяснять… - Но чем дольше “шту~ка” контактирует с тобой, тем лучше ваш резо~нанс. Тем меньше особенности твоего сознания мешают ей делать то, что она дела~ет. Тем меньшее значение имеет твоя во~ля. Чем лучше вы резонируете между со~бой, тем выше её про~чность.
Нда. Заканчивать с теоретической менталистикой, немедленно. Вынужденный говорить о том, к чему сложно подобрать слова, Артур раздражается, просто ничего не может с собой поделать, а это сейчас помешает работать. Но он ценит точность и корректность, он искореняет в себе лишнее и неэффективное, он работает с задачами, целями, ценностью действий. Попытка на пальцах объяснить Хейзу тончайший механизм работы сознания и то, на каких законах построены методы воздействия на него, не принесет пользы. Скорее навредят - путанные объяснения менталиста и растущее раздражение не располагают к доверию, а оно необходимо.
Маг снова вздыхает. А таких ситуациях нужно обаяние. Обаяния у него нет.
Но, как справедливо замечает Хейз, выбора у инкуба тоже нет.
Когда инквизитор соглашается, Артур чуть наклоняет голову - ему кажется, что это согласие слишком легкое, что пациент просто не понимает того, что от него требуется. Но “что”, в отличии от “зачем” менталист может объяснить доступно.
- Когда я гово~рю о доверии, - произносит он, - Я имею в виду не впущу-тебя-в-голову дове~рие, хотя оно тоже важно. Я говорю о доверии, которое помогает тебе работать с напарни~ком. Доверии к родителю или начальни~ку, который говорит тебе, что делать и ты не сомневаешься ни мгновени~я. - Артур обводит комнату глазами в поисках конкретной аналогии, - Нечто подобно~е практикуют на курсах по командной работе. Ты пада~ешь спиной вперед с высоты, но знаешь, что тебя пойма~ют. Ты оставляешь спину открытой, зная, что её прикро~ют.
Байтелл убежден, что эта связь между ними не может быть достаточно крепкой. Служа в одном дворе, инквизиторы знакомы еще с Лондона, но никогда не работали бок о бок там, где существовала опасность для жизни. Ничто не сближает так, как встреча со смертью.
Думая так, менталист следит за реакцией собеседника и понимает, что без более подробного объяснения им не обойтись. Цена, мать его, доверия. Будь предстоящее воздействие менее тонким, Артур бы поступил так, как делает обычно - просто сделал работу, без танцев с бубном. Но этот сгусток… Слишком уж странный, слишком уж живой. Маг хмурится, старается подобрать слова. Это проще, если отвлечься от менталистики и сосредоточиться на человеческих науках.
- Представь, - наконец говорит он, - Что твое созна~ние это сырое яйцо. Его скорлупа это рефлексы и инсти~нкты, твоя первая реакция на опасности и раздражители. Бе~лок - рациональные и рассудочные суждения, место, где находится логика и хранится информаци~я. Желток - подсознание и я~дро твоей личности. - Угх, а теперь опять начинается менталистика. Байтелл молчит, собираясь с мыслями. - “Шту~ка” в твоей голове это ещё один слой, пленка, разделяюща~я белок на две части и постепенно движущаяся к центру. - И близко не похоже, но чем богаты. - Я собираюсь… - Артур всплескивает руками, воспроизводя какой-то магический пасс, мучительно кривится, - ...скажем, написать что-то на “поверхности” “шту~ки”. Чтобы сделать это, не разбивая скорлупу и не вмешиваясь в ближайший к поверхности слой бе~лка, мне нужен до~ступ. Открытый путь. Доверие. Твое сознание не до~лжно сопротивляться мне воо~бще, не важно, что буду де~лать. - Маг делает паузу, подчеркивая важность этой мысли. - Тогда… пе~ро, которым я буду писать, пройдет через скорлупу и белок с минимальным сопротивлением и всё достанется “шту~ке”. Понима~ешь?
Артур надеется, что Хейз понимает. Потому что после этой кошмарной пародии на объяснение маг чувствует себя словно после изматывающего сеанса, а они ещё даже не начинали. Он не уверен, что сможет донести мысль более ясно (хотя сможет, конечно, если у него не будет выбора. просто: угх).
Внутреннее страдание от того, насколько подобранные слова несовершенны и не соответствуют запланированному процессу Артур старается игнорировать. Сейчас это несущественно. Но, возможно, он каким-то способом отомстит Хейзу позже.