Находясь в стране, большая часть жителей которой так и не удосужилась серьёзно подойти к изучению одного из самых распространённых в мире языков, рано или поздно возникает ощущение собственной немоты. Мимо торопливо проходят или даже пробегают чем-то явно озабоченные люди, иногда бросают свои заинтересованные взгляды, беззастенчиво, будто бы нехотя и вскользь рассматривают тебя, скашивая глаза, будто ты этого не замечаешь, будто бы для тебя это в порядке вещей. А ты стоишь, как болванчик, да только улыбаешься в ответ, да так беззаботно и доверчиво, что окружающие мгновенно приходят к весьма категоричному и не подлежащему обжалованию вердикту – иностранец, да ещё и дурачок, раз сюда приехал, что с него взять. А ты всё стоишь и улыбаешься, улыбаешься и стоишь, потому что десятки тобою изученных языков им и даром не сдались, если ты не можешь и двух слов связать на великом и могучем, но сунулся прогуляться по обломкам нерушимого союза.
Новая страна Вито пока не очень нравится – это он решил где-то в первые минут десять после прилёта, когда впервые столкнулся с собственной беспомощностью, попытавшись обратиться к стоящему перед ним в очереди мужчине – тот лишь смерил его одичалым взглядом, ни на миллиметр не сдвинув перегородивший дорогу огромный чемодан.
Стоя буквально в метре от телефонной будки, в которой уже не первые пять минут ведёт беседу чем-то определённо взбудораженный Клод, Пастроне лишь с тёплой ностальгией придаётся воспоминаниям о тех прекрасных временах, когда для посещения России ему в принципе не требовалось большего, чем знание хотя бы родного языка. О, что за чудесные были годы! Все русские спокойно изъяснялись на французском или итальянском (ведь нередко заговаривали на них раньше, чем на том языке, что по-хорошему должен был бы становиться их первым и родным), пробовали переводить Данте и в оригинале читали Дидро и Вольтера. В хороших и не очень салонах легко можно были встретить земляка, что непременно начинал хвастаться тем, как удачно устроился в этой так желающей проникнуться европейским блеском молоденькой империи. И совершенно не имеет никакого значения тот факт, что знакомиться и общаться Вито имел возможность лишь только с людьми несколько исключительного положения, а потому его образ стандартного русского человека девятнадцатого века несколько отличается от жестокой действительности. А находясь в аэропорту уже в 1992 году Пастроне наконец столкнулся лицом к лицу с тем самым средним образцом, что был скрыт от его взора в те далёкие, якобы совершенно прекрасные годы.
Ещё до того момента, когда Клод выходит из будки и напрямую говорит Вито о непредвиденных обстоятельствах, последний уже осведомлён о негативности ожидающих его новостей – это было слышно по эмоциональности разговора инквизитора и теперь видно по его лицу.
- Сколько лет было твоей квартире? Двести, больше? Да ты должен быть счастлив, что нам не придётся ютиться на полуразвалившейся скрипучей кровати, да сгонять с покрытых толстым слоем плесени мохнатых и огромных пауков, - он ободрительно хлопает вампира по плечу, пусть даже и сам не очень-то и верит в произнесённые только что слова. Скорее последующая фраза является показателем его намерений. – Ты очень глубоко ошибаешься, если действительно считаешь, что такая мелочь, как проданная квартира, заставит меня после более чем десятичасового перелёта согласиться прямо сейчас вернуться в самолёт.
Конечно, он прекрасно понимает, что дело тут вовсе не в жилплощади или невесть откуда взявшейся у Клода жадности, а скорее в поведении злосчастного продавца. Вито не особенно пытается вникнуть во связывающие инквизитора с создателем отношения – это не его дело, а проблемы окружающих Пастроне обычно совершенно не волнуют. Однако этот вылет заграницу он определённо намеревался провести с толком, а вернее с Клодом, а вовсе не с его раздосадованной сущностью.
- Ну, зачем же так грубо. Может быть он просто боится сказать тебе, что соскучился, а потому и ведёт себя как полный мудак. Вы ведь столько лет не виделись, Клод, его тоже можно понять.
Теперь Вито не нравится собственное поведение – с каких пор он вообще взялся выступать в роли семейного психолога, да и к тому же совершенно бездарного? Пастроне брезгливо ёжится, будто взглянул на себя со стороны и теперь должен как можно скорее хорошенько так вымыть руки. Но он этого не делает, а также отказывается от возникшего желания немедленно высказать какую-нибудь нарцисстичную гадость – Клод выглядит слишком опечаленным, чтобы позволять себе подобные грубости.
- Если хочешь, давай сами себе снимем какой-нибудь номер. Можно даже где-нибудь поблизости от твоей старой квартиры. Мы вполне способны сами себе его оплатить, к чему лишний раз дёргать этого Лапина, - фамилия чужого создателя у Вито выходит крайне странно и с жутким акцентом. Если по истечению стольких лет Пастроне так и не удалось добиться чистого английского произношения, то что уж говорить о совершенно чуждой ему русской фамилии. – Ты же всё собирался встретиться с ним где-нибудь в городе, так какая нам разница, где конкретно жить?
С напускной энергичностью вампир поднимает за ручку стоящий поблизости чемодан, всем своим видом пытаясь показать, что без вести проданная квартира не способна испортить этот довольно давно планируемый визит в снова Петербург.

Отредактировано Vito Pastrone (2018-12-26 18:06:39)

- Hren emu, – мысленно повторяет за ним Вито. В том, что загадочная фраза переводится как какое-нибудь ругательство, Пастроне совершенно не сомневается. Он уже не первый раз слышал её от Клода, обычно в самых раздражающих ситуациях, правда ни разу так и не соизволил спросить об её значении. Неписанный закон знакомящихся с новым языком неуклонно распространялся даже на почти трёхсотлетних вампиров – в первую очередь и легче всего всегда запоминается именно ругань.
- В моей стране даже супруги этого не делают, - смешок и лукавая улыбка. Слова Клода вызывают у его спутника толику удивления – не так уж и часто Вито приходится слышать от кого-то о проявляемой им поддержке. Не так уж часто он вообще соглашается сделать для кого-то что-то хорошее, а тем более задаром, пусть даже этим чем-то является просто доброе слово. А от мысли о супружестве его так и вовсе чуть было не передёргивает.
На незнакомый голос Пастроне довольно быстро оборачивается, пусть даже окликают и совершенно не его. А затем тут же переводит укоризненный взгляд на Клода – и ты, Брут, решил примкнуть к числу тех, чья речь не несёт для вампира абсолютно никакого смысла.
Некого Sashy Вито пристально осматривает, когда тот бросается к инквизитору на шею и столь фамильярно целует того в щёку.
- Благодарю, - лёгкий кивок в подтверждение искренней благодарности – необходимость примерить роль глухонемого собеседника Вито никак не смог бы пережить. Ему кажется даже несколько странным тот факт, что о его удобстве в первую очередь подумал этот улыбчивый незнакомец, а не посвящённый в список изученных Пастроне языков Клод.
Взгляд господина Морозова он принимает с довольной ухмылкой – под подобными жестами он уже давно отучился тушеваться. Напротив, сам всё также продолжает осматривать уже не такого уж и незнакомца, пусть пока лишь как знак проявления собственной благосклонности. Малиновый пиджак, что уже успел несколько намозолить глаза даже только-только прибывшим в страну, смотрится на нём довольно неплохо, да и в целом парнишка выглядит очень даже хорошо.
- Вито, - широко улыбается и не пытается прервать рукопожатие до тех пор, пока его продолжительность чуть было не переваливает за границу дозволенного.
Вступать в диалог, пусть даже и приятно понятный, Пастроне определённо не торопится. Интерес его к фигуре таинственного Лапина растёт в геометрической прогрессии с каждой проведённой рядом с этими двоими секундой. Наверное, ему всё-таки стоило проявить чуть больше участия к истории Клода, прежде чем соглашаться на эту поездку. По крайней мере, теперь Вито охватывает крайнее любопытство и он, пусть и старательно поглядывает на всё также проходящих мимо людей, внимательно осмысливает каждое услышанное слово.
Такси – это, конечно, замечательно, но личный автомобиль всё-таки лучше. По крайней мере, при выходе водитель не потребует с тебя оплаты проезда, а это тоже довольно-таки неплохо.
В казалось бы и не прерывавшуюся беседу Вито всё также решает не влезать. В какой-то момент он даже практически перестаёт в неё вслушиваться, всё своём внимание концентрируя на проносящихся за окном пейзажах. Чемоданы были аккуратно уложены в багажник, Клод разместился на пассажирском сиденье, в то время Пастроне имел честь вальяжно устроиться сзади. Унылые зимние картины за окном навевают какую-то странную, раннее будто бы неведанную тоску, но альтернативного способа развлечения себя у Вито вроде бы не имеется.
Будто бы кричащее слово «чистильщики» вновь разбудили в вампире чуть было не затухший интерес к чужой беседе. Он резко переводит взгляд на сидящих на передних сиденьях и разочарованно морщится. Взаимоотношения Пастроне с непосредственными работниками Дворов всегда были довольно своеобразными, на нелюбовь ко всевозможным служителям правопорядка так и вовсе въелась в него не хуже стойкой краски. Ему и так было не так-то и просто свыкнуться с положением Клода, да и то, этой мысли потребовалось достаточное количество времени, дабы более-менее спокойно улечься в его голове. Но это был Клод, с которым его связывали шестьдесят лет стойкого общения, а не неожиданно объявившийся Саша, ожидать от которого, по сути, можно было чего угодно.
Чего угодно, включая то и дело прилетавшие в сторону Вито взгляды – водитель довольно умело пользуется зеркалом заднего вида своего автомобиля. Не заметить бы, не почувствовать их на себе мог, разве что, настоящий слепец, однако отвечать на них совершенно не торопился. Якобы незаинтересованно поглядывает в окно, лишь изредка отвечая на чужой взгляд полным хитрости взглядом.
Когда они наконец выходят из машины, с неба неслышно падает мелкий снег, да и в целом на улице на удивление уютно. Пастроне определённо уверен в том, что в этом месте когда-то уже был, ведь не быть просто не мог, правда совершенно ничего не кажется ему знакомым. Быть может только этот довольно симпатичный собор, что на фоне тяжёлого январского неба кажется чопорным и угрюмым – совсем нечета всегда помпезному собору Святого Петра. Вито не особенно жалует Рим и ватиканские угодья, однако попытка русских угнаться за итальянским величием кажется ему совершенно смехотворной.
В целом, Петербург кажется ему довольно приятным городом. Он отдалённо напоминает ему родной город, пусть даже сходу никогда не скажет, чем именно. Рука мастеров Апеннинскиго полуострова бросается ему в глаза сразу же, стоит лишь издали завидеть приметное во всех отношениях здание. И это обстоятельство непременно веселит и поднимает его и без того всегда приподнятое настроение.
Пока Клод и Саша выбирают для них номер, Вито безучастливо смотрит в окно, разглядывая неспешно прогуливающуюся по площади пожилую парочку – раннее утро всё-таки очень странно время для прогулки. Эти двое вновь изъясняются по-русски, а потому Пастроне вновь вынужден оставаться один на один с собственной персоной. Он даже обещает себе попросить Клода научить его парочке самых важных слов, чтобы хоть немного подорвать это гнетущее чувство собственной бесполезности.
Прощаться с Сашей, если честно, не очень уж и хочется – его неприкрытое внимание Вито определённо льстит, и он даже подумывает о том, дабы предложить магу как-нибудь встретиться, так сказать, продолжить приятное знакомство. Он с усмешкой пожимает ему при прощании руку – так у русских, видимо, принято – и даже отпускает какую-то в определённом смысле неприличную шутку. Он помнит, что Клод всё-таки рядом, а подобное поведение не совсем уместно, но совершенно ничего не может с собой поделать.
Однако стоит Морозову захлопнуть за собой дверь, так любые мысли о нём мгновенно испаряются из головы Пастроне.
- Хорошо, - согласно кивает он, укладывая на кровь свой чемодан.
План Клода более походит на приказ, чем на предложение, но Вито решает пропустить данное обстоятельство мимо себя. Ему кажется, что инквизитор просто не хочет звонить Лапину в его присутствии, а потому столь уверенно гонит в сторону ванной комнаты.
Ну что же, душ так душ. Выложив из чемодана чистую одежду, он закрывает его и заталкивает прямо под кровать. Затем, не сходя с места, начинает раздеваться, скидывая ношенное тряпьё прямо на пол, и явно не собираясь за собой подбирать – по крайней мере прямо сейчас. Избавившись от последней составляющей его сегодняшнего облачения, он нагим проходит в сторону массивного шкафа, стоящего по ту сторону комнаты, и выуживает из него одно чистое полотенце. Душ – прекрасное завершение для любой, а в особенности для такой тяжёлой и утомительной поездки.

Отредактировано Vito Pastrone (2018-12-26 19:47:35)

И почему же воде приписывают такие чудесные очищающие свойства? Куда делась вера в очищение огнём и честной исповедью, неужто навеки осталась захороненной на страницах истории? С каких пор «очищение» перестало требовать для себя совершения жертвы – пусть телесной или только духовной, но жертвы вполне серьёзной и отверженной? Отчего поворот вентиля железного крана стало достаточно для того, чтобы смыть с себя всю грязь порочного мироздания?
Однако Вито, столь критично относящегося к загрязнению телесному, подобное обстоятельство более чем устраивает. Он лишь благодарит находчивое человечество, когда холодные капли начинают ровным строем отсчитывать ровный марш на его белобрысой голове. Душ – изобретение поистине удивительное и крайне удобное. В своё время он стал одним из тех непрекращающихся всё появляться и появляться новшеств, что тронул вампира за самое сердце и не отпустил до сих пор. Поддержание чистоты внешней даётся не так-то просто, когда грязь внутреннюю смыть в принципе невозможно.
Стоя под струёй тёплой воды, он ловит себя на мысли, что от этой странной страны так просто не отмоешься. Есть в ней что-то удручающе-пронзительное, что охватывает с головы до ног в тот самый момент, когда впервые ступаешь на эту поистине бренную землю – из вагона поезда ли, фюзеляжа самолёта или кабины автомобиля. И Петербург в поддержании этого состояния особенно хорош, это Пастроне отметил для себя ещё в свой первый, совершенно далёкий приезд. Как бы красивы не были стоящие у берегов рек и каналов дама, как бы притягательны не были точно выверенные парки – город всё равно давит, окутывает, затаскивает в свои сети и никак не хочет отпускать. Но предложи Вито никогда не ступать по его улочкам – никогда бы не согласился. Меланхолия – состояние чрезвычайно важное, раскрывающее глаза, заставляющее иначе взглянуть на мир. Без него существовать было бы гораздо тяжелее, и вампир благодарен за этот опыт, пусть и достаётся он столь несчастным путём.
Он старательно трёт светлую кожу, будто в попытки снять с неё невидимую липкую плёнку, что ловит на себя тоску, будто слишком любопытных мух. В какой-то момент радость тёплой воде в холодную зимнюю пору становится совершенно несравнима с тем отчаянием, что навевает мерный стук капель и лишь эфемерная безмолвность космоса.
Вертит вентиль в обратную сторону немного нервно, будто бы даже в некой спешке. Когда в ванной наконец наступает истинная тишина, ждёт несколько секунд, вроде собираясь с растёкшимися мыслями, лишь после чего тянется к полотенцу.
С его волос всё ещё падают редкие капли, а от босых ног остаётся мокрый след. Он трёт голову полотенцем, когда входит в комнату и смотрит на совсем не обращающего на него внимание Клода. По крайней мере ему поначалу кажется, что тот вовсе его не замечает – ровно до тех пор, пока тишину не нарушает довольно интересное предложение.
Ему не нужно даже времени на раздумья, чтобы принять решение. Оно кажется ему совершенно правильным, даже скорее совсем самим собой разумеющимся, будто бы иначе быть просто и не могло.
- Развлечь себя самостоятельно я с таким же успехом мог бы и в Америке. Но раз уж ты вытащил меня сюда, то будь уж добр втянуть меня даже в совершенно недостойную авантюру, - коротко пожимает плечами.
Вещи, разложенные им ранее на кровати, так и остались нетронутыми, а потому Вито ничто не мешает довольно скоро привести себя в состояние, в котором стоит показываться на улице – скоро на столько, на сколько вообще может собраться лишь вышедший из душа человек. Во время своих махинацией с одеждой на Клода он даже и не смотрит – даёт тому время продумать объяснение предстоящей им деятельности. Пастроне не столь уж и требуется какая-то совершенно важная информация, однако хотя бы примерный план действий всё-таки хотелось бы уточнить.
- Какая непосильная задача ждёт нас на этот раз?
Пачка сигарет помещается в довольно просторный карман пальто – для января однозначно холодновато, однако, когда температура вообще была способна испугать вампира. Зажигалки Вито уже довольно давно и намеренно не носит – после знакомства с Клодом, он перепоручил это простейшее занятие исключительно ему.

Отредактировано Vito Pastrone (2019-01-06 23:15:32)

И, казалось бы, самый простой и очевидный вопрос вполне ожидаемо остаётся без ответа. Вместо него лишь пространная благодарность и мимолётный поцелуй, что вроде должен как-то разъяснить ситуацию, но вместо того не продвигает её к полному просветлению ни на миллиметр. Почему Клод решает отказаться от каких-либо разъяснений для Вито так и остаётся неразгаданной загадкой. Быть может тот счёл его слова скорее риторическим вопросом, нежели действительно имеющим права на существование? Вполне возможно. Однако Пастроне желал именно что получить хотя бы несколько неинформативный, но всё-таки ответ. И, наверное, не получив желаемого, ему стоило бы как-то выказать своё негодование, обидится и всем видом показать, что он немедленно требует разъяснение – кем же он будет в глазах окружающих, если будет без знания дела соглашаться на любую авантюру Клода? Но поражение не станет считаться поражением до тех самых пор, пока не будет признанно таковым самим побеждённым. А таковым Вито ни в коем случае становится не собирался, предпочитая молчаливое принятие отсутствия ответа признанию своей подверженности.
Вообще, как бы печально и обречённо это не звучало, с каждым годом Пастроне начинал прощать Клоду всё большее и большее количество провинностей, что не спускал кому-либо другому. Чаще всего мелких, едва заметных, но как капли камень, подтачивающих и без того совсем хрупкое терпение вампира. Просто Клод продержался рядом слишком долго, удивительно и невероятно долго, сколько не удавалось продержаться возле Вито даже людям, родным венецианцу по крови. Секрет такого неугасающего интереса был скрыт от Пастроне за семью печатями, да если честно, он и вовсе никогда не пытался понять, как это у Клода получается не терять своей исключительности даже по истечению стольких десятилетий. Он принимал попеременное нахождением инквизитора рядом скорее, как приятную данность и неожиданно удобную стабильность, о которой ранее даже и не особенно задумывался. Просто в какой-то момент Клод резко перескочил из категории «некто» в категорию «Я», миновав промежуточную стадию «кто-то», в которой просыпается интерес к конкретной личности и становится действительно необходимо знать чужое имя. С «Я» какое-то глупое имя совсем не требуется, он считается произнесённым как бы по умолчанию, не нужно также бесконечной череды прощаний и приветствий, как и ещё кучи стандартных, больше завязанных на вежливости, нежели на необходимости мелочей. Просто он стал неотъемлемой частью довольно ровно идущей жизни, повис на гвозде как старая картина, чья рама уже успела хорошенько запылиться, но от того не стала хуже радовать и без того намусоленный глаз.
Когда вместо разъяснений Клод благодарит и целует его, Вито почему-то кажется, что ответ на свой вопрос он знает также заведомо, а потому его просто не требуется озвучивать – он уже имеется в их головах.
Такси – предложение достаточно заманчивое, особенно учитывая, что иметь дело с общественным транспортом Пастроне не нравилось ровно никогда до той самой степени, что он даже не помнил, когда именно в последний раз им пользовался. Даже количество его посещений метрополитена, чьё изобретение когда-то стало большим прорывом для всего человечества, можно было пересчитать ну максимум на пальцах обоих рук.
И лишь только здесь и теперь Клод решается несколько приоткрывать завесу тайну их сегодняшнего времяпрепровождения. Правда рассказывает это он с каким-то странным акцентов, ни в коем случае не оказывающим влияние на произношение, а скорее контролирующем общее построение предложений. Вито уже успел заметить, что даже в речи инквизитор предпочитает ясность и прямоту, но сейчас же будто нарочно говорит довольно абстрактно. Как делают это, что в принципе не особенно то и желают, чтобы в их делах разбирался кто-то другой.
- Знаешь, мне это что-то сильно напоминает. Будто бы подобное я где-то уже слышал, - Пастроне задумчиво хмурится, рассматривая проплывающие за окном, похожие друг на друга, но в тоже время совершенно разные дома. Затем переводит взгляд на Клода и даже коротко улыбается, - Годы идут, а человеческие авантюры не меняются, верно?
Не дожидаясь, пока Клод расплатится с таксистов, Вито вылезает из машины и оглядывается по сторонам. Вполне обычный склад, пусть и несколько запустевший – на более живописный пункт назначения можно было и не надеяться. Ну что же, познакомиться с изнанкой уже не столичной жизни Пастроне ещё не удавалось, так почему бы не заняться этим прямо сейчас?
Пачку сигарет из кармана вампир достаёт, даже не глядя на того, кто в принципе затеял всю эту канитель с курением перед непосредственным исполнением какого-то задания. Вытащив одну сигарету, что ждёт, пока Клод ему услужливо прикурит, и лишь после того протягивает тому другую сигарету.
Вопреки возможным ожиданиям Клода, сам Вито не имеет никакой заинтересованности в спешке. Напротив, он так давно не имел возможности поучаствовать в чём-нибудь этаком, что теперь просто сгорает от нетерпения поскорее во что-нибудь влипнуть.
- Да ладно тебе, - пренебрежительно кидает он, всё также продолжая оглядываться по сторонам. – Ты же сам сказал, преступное сообщество это человеческое, а значит бояться нам в принципе нечего.
Дверь склада открывается с пронзительным скрежетом, что вынуждает тут же обернуться в её сторону.

 
Вышедших на улицу людей «незваными гостями» назвать можно только с огромной натяжкой – в данной ситуации в роли гостей скорее пребывают Клод и Вито, да и появление бандитов было вполне ожидаемым. Однако Пастроне ситуация ни на каплю не кажется угрожающей, для него эти квадратные морды скорее предстают в роли очень хороших актёров, что сейчас разыграют перед вампира отличнейшее представление, ради которого, собственно, они здесь и появились. Всё происходящее есть лишь замысловатая игра, в которой Вито выпала возможность поучаствовать. Он совершенно не разделяет волнения Клода, затягивается спокойно и не бросает сигарету даже тогда, когда к ним начинают приближаться люди.
Постараться выглядеть бандитом? О, раньше Пастроне это вполне себе неплохо так удавалось. Лет так шестьдесят назад, в далёком Сан-Франциско. Забавляться с человеческим законом, встречаться с «серьёзными людьми», мериться безопасностью отложенной тобой системой – всё это ему очень даже нравилось и в этом он был даже довольно неплох. Однако тот сорт бандитов никак не походил на этот, что кичится величиной своей пушки и натягивает на себя яркую вещицу из недофешенебельного магазина. По крайней мере лично с ним иметь дело Вито даже не приходилось. Куда приятнее всегда было играть в любезность с людьми, что, выйдя за порог твоего же дома, способны одним словом изничтожить тебя и твоё с трудом нажитое состояние. Вот они действительно заставляли понервничать даже самого зазнавшегося простофилю. А эти? Эти даже вблизи не кажутся такими страшными. И выглядеть как они у вампира откровенно плохо получается.
Он спокойно поднимает руки, когда к нему подходит один из подошедших людей – о том, что именно сейчас от него требуется, Вито понимает исключительно по поведению Клода. Сам он уже давно успел позабыть о подобных тонкостях такого дела. Пастроне не носит с собой оружие. Кажется, даже никогда этого не делал. Быть может, очень редко, наверняка давно, да и вообще, всё это неправда. Ему вполне достаточно чувствовать с каждым годом растущую силу своей сущности. Конечно, эта уверенность в собственном могуществе когда-нибудь просто обязана дать весомую осечку, но а пока Вито в этом плане действительно везло.
Говорить что-то, лезть вперёд он определённо не собирается. Хотя бы потому, что даже не знает, о чём вообще пойдёт речь, а речь что пойдёт, вряд ли будет ему понятна. К счастью, разговор всё-таки затевается и Пастроне вновь хочется удручённо вдыхать и всеми возможными способами выказывать своё недовольство. Глупо было бы даже надеяться, что эти остолопы способны изъясняться на английском, но всё-таки. Вечно стоять в стороне и дожидаться, пока «взрослые порешают свои проблемы» Вито совершенно не нравится. Он жаждет развития событий, дожидается их молниеносной смены и вообще, он должен быть в центре внимания. Он всегда должен, даже когда дело его совершенно не касается. Правда, перетягивать внимание на себя становится в принципе невозможно, когда ты, чёрт возьми, совершенно не понимаешь, о чём вообще ведётся речь.
Вито готов поставить десятку баксов на то, что в данном деле всё совершенно не гладко и Клод уже успел наткнуться на какие-то шероховатости. Просто потому, что в данном вопросе в принципе никогда всё легко и просто не бывает, уж об этом Пастроне знает весьма и весьма хорошо. Клод выговаривает какую-то очень длинную фразу, но его речь рачительно отличается от речи людей – звуки звучат иначе – это слышно и невооружённым ухом. Это кажется Вито довольно забавным, но даже короткий смешок он всё-таки решает оставить при себе.
Вместо него усмехаются бандиты, и вампир расценивает их поведение как хороший знак.
Неужели договорились?
Клод поворачивается к нему, говорит о том, что они скоро покончат с этим делом, на что Вито лишь только кивает. Он немного расстроен, что всё закончится так быстро, не успев толком то и начаться. А может быть, всё это только к лучшему. Без лишних проблем и вполне спокойно. Разве такое вообще бывает?
Они заходят на склад и останавливаются возле заставленного коробками стола. Клод безмолвно протягивает ему канцелярский нож, но Пастроне не сразу понимает, что от него требуется. Сам он раньше никакие коробки не открывал – это за него делали другие. Однако Клод почему-то уверенно молчит, может быть не хочет выдавать в них иностранцев? Вито тоже решает ничего не говорит, а просто принимает нож из его рук. Наверное, ему нужно открыть коробки. Да, скорее всего, им стоит удостоверится в их содержимом. По крайней мере, если он начнёт делать что-то не так, Клод его обязательно остановит.
Он уверенно подходит к столу и подвигает к себе поближе одну из коробок. Клейкая лента разрезается довольно просто, на то уходит буквально одно ловкое движение. Но тут на улице раздаётся не самый ожидаемый вампиром звук – к складу подъехала новая машина. Он быстро оглядывается и смотрит на Клода – тот стоит, будто ни в чём не бывало, однако на Вито и его работу вовсе и не смотрит, его внимание сфокусировано на чём-то совершено ином.
Появление другого вампира заставляет Пастроне встрепенуться – теперь дело кажется ему уже не таким унылым. Однако пока новоприбывший ещё не вошёл внутрь помещения, у Вито есть закончить начатое и наконец узнать, что же за товар покоится внутри коробок.
Картон отгибается просто, без особых усилий. Свет внутри склада невероятно тусклый, но его вполне достаточно, чтобы разглядеть содержимое коробок. Пакетики с кровью сложно с чем-либо перепутать. И смотря на них Вито отчётливо кажется, будто он уже чувствует на языке вкус чужой крови.