Столпотворение вокруг клетки давит. Даже если не стоять среди беснующегося народа, можно почувствовать, как там тесно. Мортон на правах белой вороны стоит еще ближе, и в его широкую спину летят крики. В его открытое лицо летит «зрелище», за которым рвется толпа, не запросившая хлеба. В Хаосе все давно похоже на болото, которое застоялось, и Иным необходимо видеть жестокость в ее изначальном проявлении.

Избиение девчонки, зашедшей в Задверье, в Яму скорее всего случайно, вдоволь удовлетворяет присутствующих. Одновременно воет совести и желание узнать, как долго она еще простоит на ногах под натиском Беса. Его здесь любят. Ему бросают в пасть кости и его зубы, будто жернова, перемалывают каждого, кто дает слабину. Не обязательно даже, чтобы тот был ниже или того же уровня. Потолок сил не обозначает потолок мозгов.

Взирая на то, что происходит в октагоне, инквизитор сомневается в своем собственном утверждении. Его проверка, как испытание Бога — ни в коем случае не замашка не его место, — ни капли не делает Шона в его глазах лучше. Их спор обратился в кошмар для Чарли.

Да, ее зовут Чарли. Ей нет и восемнадцати. О возрасте О’Ши думать приходится с испугом. Может, низкий рост делает его в глазах пастора подростком? А ведь близок возраст Христа…

Удары и захваты, погони. Усиление магией и фаер-шоу. Мужчина в черном с бледным лицом выделяется спокойствием — он не будет преждевременно высказывать своего расставания. Такой редкий момент, когда его ученик полнится довольством от собственной силы, собственной правоты. Лучше бы ему не удалось ничего.

— Когда Бес пойдет дальше? — подгребает еще один завсегдатай, Ворон, тоже инквизитор, тоже из Хаоса. Голодный до чужих глаз перевертыш, фирменный прием их отрядов. На деле едва ли не самый спокойный человек в мире, после Пастыря, конечно.

— Ты же знаешь, что после первого трупа, но он, кажется, не думает о том, что сначала надо научиться ритуалу, — кивает Мортон коллеге, краем глаза замечая, как девчонка валится плашмя на пол ринга, но снова поднимается. «Лежи», — хочет приказать дознаватель, но не в правилах вмешиваться в бой, за это можно не плохо получить от кого-то, кто сегодня замещает держателя Ямы. В своих силах инквизитор не сомневается, но Шону будет совсем негде развлекаться и набираться опыта.

Подростки ходят на дискотеки, в клубы, на форумы, сидят в библиотеках и совокупляются в общежитиях, а эти — да, О’Ши еще тот подросток, — дерутся в клетках для Иных.

— Я его видел в тренировочной.

— И?

— Хорошо.

— Хвала Господу. У меня слишком много работы в последнее время, чтобы заниматься сохранением его жизни внутри Двора.

— Здесь тогда сложнее?

— Легче. Здесь больше занятия морали и этики. Пока не очень получается, — двое высоких Иных возле клетки выделяются по всем фронтам, но гораздо интереснее два молодых тела, что размазывают друг друга по сетке, отчего она трясется и звенит. Беседа с Вороном истекает и Мортон уже не отвлекается от зрелища, за которое заплатил только разговором и маленьким разменом вызова. Узнать, кто тут сегодня новенький, когда Яма не вчера построилась, оказалось достаточно просто. Если бы Ной не был собой, он бы принимал ставки. Но Ной был Ноем и чувствовал во всем этом какое-то отторжение, которое не соответствовало его культуре жизни в четыре столетия.

Настоящая война должна поощряться. Интриги внутри Двора были здоровым спортом. То, что происходило здесь, тянуло на уроки до той поры, пока тебе не стукнет первое столетие.