родственные связи: Люсиль Франсуа - мать, домохозяйка с ужасающим стажем; Дамьен Франсуа - отец, дипломат и посол доброй воли.
Штефан Риордан - муж, оставшийся в прошлом.

Клише первое: семья дипломата. Глупо чему-то удивляться, эти мужчины в дорогих костюмах, сжимающие в руках лакированные ручки кожаных портфелей, они до безумия любят глупеньких блондинок с претензией на продуманные заговоры. Пьют дорогой алкоголь, позволяя драгоценной супруге расстегивать пуговицы накрахмаленных рубашек. Завязывать галстуки по утрам напротив туалетных столиков, сплошь заставленных наследием Коко Шанель (пахнет мылом и старинной пудрой, но они называют это фиалками). Эти мужчины, они чувствуют себя уютно в скрипучих креслах, задница с которых соскальзывает быстрее, чем успеешь произнести "госсекретарь". И у них неизменно есть эта единственная, прекрасная и усердно следящая за собой домохозяйка. Начитанная по школе благородных девиц, не вылезающая из комнаты без макияжа, просыпающаяся раньше на пару часов и имеющая в арсенале сорок восемь шелковых ночнушек от именитых дизайнеров. И все они счастливы, вот сюрприз.
Мари-Терез родилась в клише, и мать ее с самого начала понимала, какое место займет по жизни. Как и отец, родившийся в нужной семье. Окончивший нужный колледж. Имевший нужные знакомства. Наверное, им было досадно, что родилась девчонка, а не наследник. Впрочем, Мари-Терез никогда не ставили это в упрек. Учитывая то, что иных детей в доме так и не появилось, Люсиль и Дамьен смирились со сложившимся раскладом. И вкладывали в дочь все имевшиеся средства.
- И кстати, в эту пятницу Мари-Терез дебютирует в постановке "Красной Шапочки". Главная роль, представляете?
Если что тогда и заботило мисс Франсуа, так это желание получить сборник сказок вместо очередной коллекционной барби.
- Посмотри, Мари-Терез, мамочка купила тебе новую куколку!
Тщетно.

Клише второе: средняя школа. Эти девочки из хороших семей, чьи волосы с придыханием называют золотистыми локонами, они ведь обречены надевать юбки в складку, обтягивающие топики и белые кроссовки, не так ли? Мари-Терез разглаживала шуршащие помпоны перед репетициями, залезала на самый верх пирамиды и тянула связки, показывая поперечные и продольные шпагаты. А по ночам тянула очередную книгу из отцовской библиотеки. Мама была не слишком довольна: умные женщины, говорила она, нужны лишь беднякам и идиотам. Мари-Терез стоило бы послушаться, но после тренировок с глупыми речевками она вновь листала старые фолианты. Шуршание страниц не слишком-то отличается от помпонов.
"Они ставят мне высокие оценки заслуженно, или же нет?"
Мари-Терез в период подростковых переживаний пыталась понять свое место в мире. Выходило скверно: хотелось всего и сразу. На деле сил хватало лишь плыть по течению. Школа, отличные оценки, группа поддержки. Компания популярных девочек. Клуб целомудрия и воздержания. Колечко невинности на безымянном пальце. Белые платья, высокий хвостик, прозрачный блеск для губ и лосьон для тела с запахом земляники. Хорошая девочка, от которой все слипнется прежде, чем с ней заговоришь.
- В сторону такого, как ты, она даже не посмотрит, Кенни. Совсем сдурел?
Нескладный паренек, чьи очки были толще зажатой в руках книги, знал, на что шел. Не знала Мари-Терез. Мама почему-то не объяснила, от чего поступать по статусу куда противнее, чем по желаниям. Но выбора то у нее не было. Заботиться о собственной заднице, прикрываясь красивым словом "репутация" - первый шаг на дерьмовой дорожке лицемерия по отношению к самой себе.

Клише третье: факультет литературы. Таких, как она - целая аудитория. Девочки из богатых семей, которые должны получить образование ради очередной галочки в списке достоинств. Богатые мужчины любят хвастаться творческими профессиями своих жен, даже если те никогда не работали. Мари-Терез выиграла битву за факультет: мать настаивала на классических искусствах, размахивая альбомами с акварелью. Отец давно уже смирился с тем, что в политике не очень-то жалуют женщин. Выстукивая каблуками по полам Сейнт-Джонса, Мари-Терез радовалась возможности читать без упреков. И писать, мечтая о большом и известном будущем. В тех мечтах еще категорически не было никаких мужей, детей и уютных домиков (на деле пустых и холодных, пропахших чистящим средством и тимьяном).
- У Джеферсонов прекрасный сын, ты не находишь?
Но в таком не признаются.
Мари-Терез строила жалобные гримасы, упрашивая папочку подождать с объединением семей. Нейтан Джеферсон оказался не так уж и плох, учился на нужном факультете и мечтал однажды стать сенатором. Высокий, стройный, с уложенными русыми волосами и чистейшими голубыми глазами. Идеальный принц, сошедший с балкончика домика барби.
В противовес ему - неотесанный мужлан с подкатами в стиле гетто, от которого тянет только убраться подальше и хорошенько вымыться. Мари-Терез совершенно не в восторге от этого Штефана, чувствует себя лет на десять старше его и не понимает, какие девчонки вообще на таких западают.
- Да ты слепая просто. И неопытная.
Клара старше ее на пару месяцев, любит выпить полу-сухого после семи вечера и постоянно рассказывает об отце, сидящего в стенке от мэра. Таких, как она, ненавидят за подарки семьи, разгульный образ жизни и дорогие шмотки. Мари-Терез слушает в пол-уха, но все же немного задумывается. Не то что бы Клара была авторитетом, просто подругой. Единственной. Близкой.

Клише четвертое: красавицы с чудовищами. Мари-Терез всегда любила прекрасную Белль, но стать ею? Лучше уж расписаться в полном отсутствии мозга. Она никогда не тешила себя пустыми надеждами, больше направленными на собственную значимость - во все эти исправления, исцеления благодаря любви, не верила. И не собиралась. Только вот Штефан Риордан нихрена не понимал ни намеков, ни прямых просьб отвалить.
Может, она не была достаточно настойчивой?
Может, к двадцати пора было научиться твердости?
Вместо того, чтобы грубить человеку, что старше на девять лет, а умом и манерами едва ли лучше малолетки, Мари-Терез раздвигает ноги. Последовательно - принцу достается первому. Терять девственность на простынях пятизвездочного отеля до прозаичности правильно. Молча ждать, пока тебя насилуют в собственном доме - не правильно до безумия.
Она сделала что-то не так?
- Но ведь все было хорошо, почему ты так решила, Мари?
Отношения с Нейтаном Джеферсоном заканчиваются вовсе не потому, что у него маленький член. Просто таким шлюхам, какой она оказалась, нечего мечтать о прекрасных принцах. Чудовища - вот правильный выбор.
Клара видит все в ином свете, а у Мари-Терез, наверное, эректильная фаза травматического шока. Или как там его называют в тех медицинских книжках? В ней больше пустоты, чем истерики, и в конечном итоге все ведет к одному - кто-то кого-то просто не так понял.
Она не отказывала.
Он не мог ничего понять.
Вообще-то, это все равно было изнасилование, но прятаться в историях воображаемых куда проще, чем признавать реальность. И Штефан на пороге, ведущий себя, как ни в чем не бывало, лишнее тому подтверждение.
Мари-Терез купается в каком-то киселе из отцовского алкоголя, очередной прилепленной роли и внимании неотесанного мужлана, приставшего похуже бракованного пластыря. На радость Кларе и совместным походам по злосчастным местечкам, больше напоминающих месяц отбитого трипа.
- Ты сделала что?!
В какой момент она забрала документы из колледжа, Мари-Терез так и не поняла. Изгнание из родного дома, наверное, должно было стать звоночком. Мол, подумай, вспомни, разложи все по полочкам.
Беги.

Клише пятое: ни хрена не сбежавшая невеста. Роми Риордан, эта младшая сестрица, появившаяся на пороге дома Штефана (их дома, давно уже их совместного дома, этого чертового семейного гнезда) - все равно, что щелчок пальцами после гипноза. Мари-Терез щурится; грубая девчонка кажется ей знакомой. Проходя мимо зеркало, она понимает, на кого та похожа.
От очередных выводов хочется завыть в голос.
Кажется, она успела сойти с ума, иначе с чего бы толкать Роми Риордан в окно? Врать, пытаясь выставить себя в лучшем свете?
"Какая же ты дура. Трусливая жалкая дура".
Невеста в белом платье, улыбающаяся по привычке - не мужу, не будущему, а старому-доброму виски. Мари-Терез в шаге от звания алкоголички, зато в голове не копошится рой противных пчел. Ничего не жужжит, ничего не требует бежать без оглядки. Красавица и Чудовище об этом? Стокгольмский синдром - это оно? Мари-Терез тошнит от ярлыков, от алкоголя и от собственного мужа.
Медовый месяц - это когда она примеряет подушку, центрируется и давит изо всех сил.
Медовый месяц - это когда она настолько тупа, что не сообразила сразу, что это провальная идея без шанса на успех.
Медовый месяц - это когда она вскрывает вены, даже не начиная реветь. Толку то, когда нихрена не чувствуешь?
- Мне кажется, он очень тебя любит.
Клара та еще дура. Мари-Терез - идиотка, потому что решает ей поверить.
Так ведь проще.

Клише шестое: идеальная семья. Мамочка и папочка готовы распахнуть объятия. Почти не вздыхают о том, какой она была дурой, что упустила сына Джеферсонов. Почти смиряются с ее выбором. Почти желают всего самого лучшего. Мари-Терез чует фальш в каждом движении, но мама может ей гордиться - она тоже научилась притворяться.
Ей двадцать два, у нее муж и домик. Завтраки, обеды, ужины. Ноутбук с возможностью писать в свободное время. Регулярный секс и уход за собой. Лучшая подруга. Денежные приветы от папочки. Все, как надо. Все, как должно было быть.
Разум возвращается вовсе не от того, что алкоголя давно нет в ее жизни. Нет, он просто влетает на положенное место, когда Мари-Терез сидит в туалете. Сжимает обеими руками белую палочку и заставляет себя моргать, когда все начинает расплываться.
Лучше сдохнуть, чем родить от него ребенка.
Лучше сдохнуть, чем приковать себя чем-то вполне реальным.
Мари-Терез торопится на аборт, и трясется потом еще с пару месяцев. В кои то веки удача к ней возвращается - Штефан так ничего и не узнал. О том, что бы он сделал, откройся страшный секрет, Мари-Терез предпочитает не думать. Рисует акварелью на больших холстах цветы пиона, чтобы после продать новым Клариным знакомым. Пишет рассказы, в которых больше дерьма, чем в ее жизни.
Психологи нашли бы ее интересным пациентом.
- Я люблю тебя.
Мари-Терез улыбается и врет прямо в глаза.
Самой себе.

Клише седьмое: когда все уже кончено. Стокгольмский синдром, Красавица и Чудовище. Персефона и Аид - вот, что предпочитает романтизировать Мари-Терез. Только во всех клишированных ярлычках нет одного: шанса на спасение. У нее же такой появился.
Забавно: она чувствовала себя более мертвой, когда была жива.
Вампиры для нее не секрет. Дела Штефана, в которые лезть не стоило, все же оставались где-то на подкорке заметками. Разобраться, что к чему - не так уж и сложно. Воспользоваться шансом, найдя в себе смелость впервые за двадцать шесть лет - куда сложнее. Мари-Терез всегда была хорошей ученицей.
Смышленой.
А прятаться лучше прямо под носом.
Наверное, стоило вернуться домой.
Наверное, стоило вернуться домой и вонзить клыки в шею Штефана.
Вместо этого Мари-Терез пускается в бега. Носится вокруг родного города, держится подальше от семьи и знакомых улочек. И возвращается, едва научившись себя контролировать. Наверное, она та еще мазохистка, раз предпочла этот путь. Она называет себя Корой, находит работу в книжном магазинчике, где окна наполовину задернуты римскими шторами. Мистер Муни от нее в восторге, ее сын Джозеф - и того больше. Мари-Терез кажется, что она наконец начинает жить. Пыльные книги не щекочут нос, когда ты не нуждаешься в воздухе. Мир не разваливается на части, когда ты не просыпаешься рядом с тем, кого боишься. Она искренне радуется и глубоко дышит - ради свободы, не кислорода.
И ищет отмщение, совмещая приятное с полезным.
Вот что забавно: вместо насильников Мари-Терез выбирает их жертв. Бедные девочки, которым не повезло оказаться в темном переулке окраины - разве они заслужили быть выпитыми после пережитого? Разве они виноваты в том, что на себя она злится куда больше, чем на Штефана?
Мари-Терез привыкла не задавать вопросов: она никогда не хотела слышать ответы.
Штефан Риордан в жизни не зайдет в книжный магазин.
Наверное.

Клише восьмое: ничего не кончается. Встреченный сородич, рассказывающий о дворах, необходимости выбора, правильности и тактиках выживания в этом мире - не то, что хотелось Мари-Терез. И все же, она считает это разумным.
Не то, чтобы у нее был большой выбор.
Нет, вовсе она не мазохистка.
Примкнуть к двору Хаосу - лишь галочка в списке дел.
Остановиться до того, как очередная девчонка перестанет дышать - куда важнее.
Мари-Терез учится быть вампиром вот уже два года. Получается с попеременным успехом.
Радует лишь одно: Штефана она так и не встретила.
Значит, ничего еще не закончено.

- взяла псевдоним, содержащий в себе два прозвища несчастной невесты подземного бога. подсознательно надеялась на то, что кто-то начнет расспрашивать, но в реальности люди не слишком привязаны к древним мифам.

Отредактировано Marie-Thérèse Riordan (2018-11-29 16:57:33)