И будто бы и не было тех лет, проведённых в непозволительной отдалённости от отчего дома. И идти вперёд способен даже с закрытыми глазами, зная, что за новым поворотом следует очередной тупик, а после длительного прохода меж домов ожидает совсем коротенькая лестница. Ощущение чего-то нового не появляется в груди ни на секунду – каждый дом, всякий канал, очередная вовсе не большая площадь предлагаются памятью как что-то совершенно старое, определённо знакомое. Чувство щемящей сердце ностальгии наконец улетучивается, уступая место приятному осознанию собственной просвещённости, причастности.
Венеция встречает своего блудного сына с распростёртыми объятьями – по мостовой Сан-Марко то и дело барабанит мелкий дождь, будто бы читает нравоучение нашкодившему ребёнку и просит больше не уезжать. Вито приходит сюда лишь через пару дней после своего прибытия. Хочет сделать это один, без лишних свидетели, что приехали с ним в город на воде исключительно с революционными мыслями в голове и без полного осознания смысла своей деятельности. Он смотрит на них с нескрываемым призрением, беззастенчиво задаёт вопросы, на которые они уж точно не могут знать ответа и после снисходительно усмехается – они приехали сюда с целью придать своей тяге к решительным действиям более правильный вид, их не страшно обидеть. С истинными вождями революции Пастроне видится не так редко, как хотелось бы, а потому вынужден терпеть общество тех, в чей преданности делу абсолютно не уверен. Они в час нужды обязательно сломаются, побегут сверкая пятками – прямо на штыки к тиранам-австрийцам.
Вито с брезгливостью отвергает предложение остаться жить с остальными в одном из пронизанных сыростью домишек в Дорсодуро. Его карман слишком набит деньгами, чтобы вынуждать себя ютиться на полу в компании не самых приятных ему людей. Он всуе вспоминает святого Теодора и укоризненно косится на тех, кто имени такого и не слышал. Пастроне пытается относиться к собственным деньгам с уважением и снимает лишь небольшую комнату в районе Санта-Кроче. Владелица дома – почтенная вдова почтенного семейства, что будто бы напоказ поверх чёрного платья носит большой золотой крест, а по ночам якобы неслышно спускается вниз по лестнице да побыстрее к двери, где её уже ждёт продавец душистых трав с соседствующего рынка. Степенной женщине нет и сорока, но она всякий раз с материнской нежностью просит Вито наклониться и позволить поцеловать себя в макушку – большей пользу зарождающемуся сопротивлению она принести не в силах. Она просит Пастроне приглядеть за своим старшим сыном, что пусть ещё совсем мальчишка, но уже истинный патриот своего некогда несгибаемого города и рвётся в бой ещё ретивее безбашенных иностранцев.
Кудрявый Марко Вито определённо нравится. В нём есть юношеская свежесть, неугасающий оптимизм и какая-то недоступная столетнему вампиру мудрость молодости. Он незаметно одёргивает его на собраниях, когда тот с неподдельной страстью в голосе вступает в уже и без него прекрасно разгорающуюся перепалку. Одним лишь взглядом указывает ему на дверь, и вот уже через несколько минут они вместе покидают вновь ни к чему не приведшее обсуждение дальнейших действий. Вито видит в нём своего никогда не существовавшего младшего брата и честно пытается удержать того от опрометчивых решений.

Почти за час до нового собрания они вместе выходят из дома. Место встречи как всегда неизменно – дом по правую сторону от моста Риальто. Идти не так далеко, времени ещё более достаточно, но Пастроне намерен сделать небольшую остановку во время шествия к их тайной вечере. Возле Сан-Джакомето он резко останавливается и просит Марко дальше идти без него, говорит, что, кажется, хочет помолиться. Парнишка безропотно кивает в ответ и продолжает свой путь в одиночестве – знание о том, что всякий христианин имеет право на молитву, кудрявый впитал ещё с молоком матери.
Войдя в двери древнейшей церкви впервые за время своего нахождения в Венеции Пастроне чувствует себя не иначе, как чужаком. Чтобы быть англичанином, тебе достаточно лишь уважать корону, но чтобы называть себя выходцем с Апеннинского полуострова, ты обязан жить католиком с именем Господа на устах. Они попытаются создать итальянца, найти универсальную черту, что объединит столь разные народы, будут её искать так самоотверженно, как только умеют, а когда найдут, весь мир сплотится против них. Но стоило было доводить дело до пучков, когда любой наследник Римской империи столь неистово верует в триумвират распятого где-то в далёких землях, его отца, а ещё вовсе неощутимого святого духа? С неподдельным ужасом Вито осознаёт свою абсолютную отрешённость от родной культуры, что раньше вряд ли имела для него какое-либо значение, а теперь побудила вернуться к городу предков. Не меньше, чем полчаса он стоит на коленях недалеко от алтаря, судорожно пытается вспомнить хоть одну несчастную молитву, затем читает её до тех самых пор, пока в голове не остаётся ни одной посторонней мысли, кроме как о милости Божьей.
Выходит из церкви он будто бы новым человеком, а вернее совсем старым, прежним Вито, что радовал отца появлением на воскресных мессах, а в Великую Неделю даже отказывался от алкоголя. Он чувствует себя настоящим венецианцем, что способен не только провести останки святого под неугодной язычникам свининой, но и дать отпор проклятым австрийцам. Душа его поёт и рвётся в бой, а ноги сами несут к оговоренному месту встречи.
Даже поздним вечером на улице слишком много народу, чтобы обратить внимание на какие-то особенные шаги за спиной. Ликование души – штука совершенно опасная. Слишком хорошо у неё получается туманить разум и закладывать уши, особенно тогда, когда ты должен быть максимально начеку.

Душа требует чего-то старого, душа требует обойти все узкие улочки, разом припомнить самые примечательные непримечательности города и больше никогда о них не забывать. Вито кажется, что он пропустил что-то невероятно важное. Что во время его отсутствия местным жителям выдавались лишь им одним доступные инструкции по дальнейшему жизненному плану, по сохранению уникальной идентичности, что с каждым годом всё сильнее будет отдаляться от собственной самобытности. Вито знает, что уже должен держать путь в сторону места сбора, но намеренно сворачивает на ведущую в противоположную сторону улочку, что позволит сделать огромный крюк, что даст возможность ещё на несколько минут растянуть это воскресшее в душе неравнодушие.
От привычки бессмысленно вбирать неработающими лёгкими воздух вампир отучился довольно быстро, но сейчас готов припомнить старые навыки и делает продолжительный вдох. Слепая попытка урвать себе ещё кусочек городской души, стать немного ближе, вернуть себе гордое венецианской имя. Правда пользы от неё почти никакой – даже мерзкий аромат затхлой воды сейчас ощущается едва ли. Вито с тоской вглядывается в окна домов-ровесников, что в отличие от него не нуждаются в подтверждении данного при рождении статуса – они пропитаны этой природой насквозь.
Осознание того, что попятам за ним следует посторонний иной, настигает Пастроне не сразу. Слишком увлечённый собственными переживаниями, он довольно поздно обращает внимание на то, что ощущение присутствия поблизости некоего мага становится подозрительно продолжительным. Большой глупостью было бы утверждать, что Венеция не полнится не только представителями всех культур и верований, но и различнейшими видами нелюдей. Однако все они скользят как тени, мимо. И лишь одна пришита будто бы чёрными нитями, движется как будто совсем рядом, никогда не теряет из виду.
Первое, что посещает Вито в момент секундного озарения – новое недоумение. Что нужно этому незваному попутчику от него, с какой целью он безостановочно вышагивает следом? И лишь совсем не сразу вампир вроде бы наконец вспоминает, что находится на подпольной войне, а он не единственный иной, способный выразить желание поучаствовать в человеческих распрях.
Примерно в этот момент Пастроне резко останавливается на очередном повороте и некоторое время не трогается с места. Заранее заготовленного плана у него на подобный случай вовсе не имеется, а значит единственное, на что он сейчас способен, так это положиться на услуги весьма коварной дамы – импровизации.
Стараясь не переходить не бег, он всё-таки летит в сторону ближайшей лестницы. Убежать, запутать следы – а что ещё ему остаётся? Увести куда-нибудь подальше от штаба, куда-нибудь в противоположную от сердца революционной идеи сторону. Насколько хорош маг в умении преследовать Вито даже и не задумывается – уповает на свои ещё теплящиеся знания о всевозможных закоулках и непротоптанных проходах.
Не оглядывается назад, пытается не привлекать к себе ненужного внимания. Взяв небольшой отрыв, переходит на уверенный шаг, уверенно идёт вперёд по улице, а затем резко сворачивает в сторону. Ещё один резкий поворот, а иначе тупик – лишь немногие знают о том, что здесь совсем не требуется поворачивать назад. Теперь-то он наверняка отстал, теперь-то ищейка наверняка потеряла свой след.
Вито почти уверен, что оторвался. Он больше не чувствует себя в опасности и торопливо направляется к рынку. Теперь можно аккуратно возвращаться, внимательно крутить головой, но всё-таки идти на уговоренную встречу. Не слишком на виду, но и нет нужды дальше следовать совсем уж окольными путями.
Пастроне хочет быть осмотрительным, но прежде чем успевает вновь заметить присутствие назойливого иного, прежде решается что-то предпринять, уже оказывается впечатанным в совсем не мягкую стену.
И только теперь у него есть шанс взглянуть на своего прежде безликого преследователя. И только теперь у него есть шанс убедиться, что сухим выбраться из этой истории у него определённо не получится.
- Aspetta! – выкрикивает скорее инстинктивно, чем обдуманно. Вскидывает вверх руки, что оплетены на запястьях чётками и вынуждены держать ладони прижатыми друг к другу.
Секундой позже Вито наконец понимает, что на итальянца незнакомец определённо не похож, а потому его довольно очевидная просьба всё-таки способна оказаться непонятой. Следом совершается новая попытка, теперь уже на языке чуть менее родном, но в последние годы только и используемом. Если английский преследователю также непонятен, Пастроне готов пробовать ещё и ещё, до тех самых пор, пока не переберёт все известные ему варианты простого слова «подожди».
- Стой, пожалуйста.
Скорее упрашивает, чем угрожает. Для того, кто привык решать свои проблемы методом Языка, метод Кулака кажется совершенно недопустимым. Вито не хочет драться, не хочет думать о том, что этот маг ещё способен сделать с этими проклятыми чётками и на кой чёрт они ему вообще сдались – неужто такой ревностный верующий? По крайней мере колоратки на его шее не наблюдается.
Он совсем не собирается сдаваться, скорее напротив – готов держать удар и использовать для защиты пусть даже и собственные ноги. Вито ловкий, Вито быстрый, но это вовсе не значит, что этого будет абсолютно достаточно для столкновения со столь решительным магом. Здесь нужен совсем иной подход. Здесь нужно уметь договориться.
- Зачем всё это? Чего ты от меня хочешь?
Если не хватит имеющихся в запасе языков, всегда можно начать изобретение собственного языка жестов.

Отредактировано Vito Pastrone (2018-12-04 23:56:14)

Конфликт – дело поганое, даже если в споре рождается самая чистая истина. И кому, как не человеку с чётками в руках об этом положено в первую очередь знать. Незнакомец оказывается каким-то совсем неправильным христианином, вернее представителем того самого типа почитателей Иисуса, что несётся в Святую землю, не особенно задумываясь о цели данного похода – просто так надо, к тому же во имя Господа Бога. Воинственность самой многочисленной религии не для кого секретом особенно не является. Просто это маленькое обстоятельство обычно хорошенько замалчивается, а из уст в уста переходит простая фраза: «Но ведь это же во имя благого дела».
Ни в коем случае Вито ни при каких обстоятельствах не попытался оградить себя самого от принадлежности к последователям христианства. Напротив, это часть его культуры, часть его самого, от которой в принципе никуда не деться. А если бы совершенно откровенным, но деваться не особенно и хочется. Но всё-таки существуют вещи, что для вампира становятся выше религиозных предпочтений, возможно, даже выше национальности, а слово идентичность начинает восприниматься совсем в другом свете. И здесь уже речь уйдёт о принадлежности к куда более важной структуре, правильнее было бы сказать, что совсем иной.
Поведение мага, что, спасибо Боже, понимает английскую речь, для Вито крайне непонятно. Пройдёт эта война, пройдёт другая, третья, а незнакомец так и останется цел и невредим – по крайней мере, такая возможность имеет место быть. К чему сеять распри и раздор между теми, кто выше людских распрей и противостояний? Для Пастроне, проведшего не один десяток лет в человеческом окружении, этот вопрос кажется максимально актуальным. Он не хочет участвовать в разгорающимся конфликте между представителем сопротивления и оккупантов, ведь в первую очередь, речь идёт о вампире и маге. Однако попытка незнакомца вытолкнуть его с мелкой улочки расставляет все точки на свои места и не оставляет иного выбора, кроме как сопротивляться.
- А давай ты просто пойдёшь своей дорогой и сам расскажешь своему начальству, почему оно немедленно должно покинуть неправомерно захваченные территории. Мне тратить на это время что-то совсем не хочется, - Вито остаётся стоять на месте и двигаться никуда не собирается. Попробует поволочь силой – пожалуйста. Здесь маг вампиру не соперник, факт широко известный и довольно значимый.
Серебряные бусины в чётках чувствуются прекрасно. Серебро – металл совершенно изумительный, учитывая количество всевозможных домыслов и историй, что крутится вокруг него в человеческом мире, и какое влияние он оказывает на мир нечеловеческий. Да вот правда бусины, это тебе не пули, что пробивают насквозь плоть и не даёт ране затянуться. Пастроне не большой знаток огнестрельного оружия, и хоть пока сталкивался с ним довольно редко, а всё же о подобном эффекте знает не понаслышке. Бусины – это просто бусины, пусть и являются частью довольно важного церковного атрибута. Освободить от них руки не составит сильного труда, но это немедленно повлечёт за собой не самые приятные последствия. Этот акт наверняка будет расценен как некая агрессия, а значит действовать нужно как минимум с умом. Как минимум нужно хотя бы попытаться.
- Стой на месте и не двигайся.
Гипноз – штука ещё более изумительная, чем серебро, особенно, когда он развит настолько, чтобы приносить пользу. Пусть и энергии на это уходит довольно большое количество, оно только безусловно стоит. Многие годы тренировки не уходят бесследно, чтобы вот так просто взять и сплоховать перед невесть откуда взявшемся и перегородившем путь магом. Вито никак не может противостоять его способности распознавать чужое настроение, да оно тут, если честно, иным быть в принципе и не может, к тому же об этом умении он даже и не знает. Но в его рукаве тоже запрятана парочка фокусов, что сейчас было бы очень вовремя применить.
И лишь теперь, когда его намерения абсолютно ясны, Пастроне разрешает себе избавиться от чёток. Кто знает, что предпримет маг, дабы противостоять подобного рода воздействию. Свободные руки, не обладающему магией вампиру, в любом случае совершенно точно пригодятся.

Отредактировано Vito Pastrone (2018-12-15 00:59:13)