Вадим знал, что жизнь его говно, а с магией связывать себе дороже, но в окружении всех этих магов, артефактов и прочих идиотских вещей, которые он с радостью бы запретил, не иметь собственную подушку безопасности в виде артефакта — было гиблым делом. Бизнес не располагал от попытки отстраниться от происходящего вокруг, а новая принцесса вселяла только желание вернуться в Россию. В недавний переворот хороших парней он не верил, конечно, но знакомая из Москвы долго уверяла его, что новый Российский принц Хаоса — это просто чудо из чудес.
Вадим не спорил. Все чудо, если сравнивать с Адонией. Даже Эдгар был чудом. И дело было даже не в родной расе, а в неиспользованных попытках диктовать свои условия на его территории.
Да, встреча с Адонией прошла тяжеловато, но только лишний раз убедила, что пара новых артефактов лишними не будут, да и вообще никакие артефакты в этом мире лишними уже не будут. Главное, как говорится, пережить зиму.

Зима не переживалась, а поломанный артефакт в виде кольца, который сейчас искрился при прикосновении, делал только хуже. Единственная защита от ментальной магии, на которую он ставил много, радости оставила ему уже заживший ожог на пальце, чуть не спалив его до кости. В чем проблема Вадим не представлял — закрадывалось ощущение, что дело было в Адонии, потому что после ее визита он так же радостно полыхал от негодования — но оставаться наедине с амулетом, который и взорваться может (он понятия не имел, что там и как работают эти артефакты) не имел никакого желания.

Первой мыслью была, конечно же, Кармен. Кармен была прекрасна, умна, добра и вообще, самое то, чтобы распить на двоих немного хереса, поболтать о происходящем во дворах, а заодно и получить помощь в его маленькой проблеме. Но они оба знали (причем Кармен, наверное, лучше него понимала), что единственный нормальный артефактолог во Дворе Порядка ошивался со своей ебанутой улыбкой и раздражающим позитивом двадцать четыре на семь в качестве главы отдела по связям с общественностью.
Можно было, конечно, пойти к одному из хаоситов, но Вадиму не хотелось лишний раз показываться на глаза принцессе и светить своими артефактами, которых и так было маленькое количество.

Именно поэтому, весив кольцо на острие ножа (оно прожигало буквально все, чего могло коснуться), Вадим обреченно вздыхал, стоя на пороге дома Вилескаса.

Конечно, Вилескас не отказывает — он вообще не помнит, когда они отказывали друг другу в каких-либо услугах — а Вадим облегченно вздыхает. Где-то на грани сознания скользит разочарование от того, что Велли соглашается на работу, от того, что ему вообще это по силам и от того, что он снова пришел к нему, а не к какому-либо из хаоситов. Паранойю Адонии он начинает понимать, но понимать — не равно принимать, но где-то все равно на той же границе сознания, Вадим прекрасно понимает, что это выходит за рамки. А там еще чуть-чуть и его можно приглашать в Двор Порядка, потому что он стал почти своим таким, родным, пускай все еще и до мерзкого правильным.

Ну, они хотя бы уважали право на частную собственность и не вмешивались в его бизнес. Адония же вмешивалась. Вмешивалась достаточно грубо, чтобы желать ей сдохнуть от руки какого-нибудь иного из Двора Порядка. Но интернет помнит все, а даркнет еще больше, поэтому до сих пор можно было найти фотографии поверженного принца Порядка и радостной Адонии (она вообще бывает радостной?), что расставляло все на свои места.

Иллюзия стабильности и спокойствия шаталась только так, а Вадим понятия не имел, что с этим делать. Перемены, которых они не просили, медленно подступали к их порогу, пока они сами засматривались на красивые картинки в телевизоре, делая вид, что ослепли ко всему остальному.

Вадим проходит в до Вилескаса уверенно и довольно бодро — давно он уже тут не был, хотя обстановка поменялась мало — закрывает за собой дверь, стягивая мартенсы и сбрасывая на вешалку кожанку. На улице погода дерьмо: ни холодно, ни жарко, а дождь то начинается с новой силой, то исчезает, словно и не было.

— Твое вино для пидоров и баб, — Вадим усмехается вытаскивая из своего рюкзака бутылку самогона — любимого и, конечно же, самодельного. — На этот раз из фиников. Хочешь проверить насколько быстро сдастся твой организм опять? Могу приготовить пожрать что-то жирное, пока ты чинишь артефакт. Он после Адонии совсем ебанулся, а вот вчера окончательно сошел с ума и чуть не прожег мне палец.

Вадим только ржет с лица Велли, о да, он помнит их последнюю пьянку, где в итоге не сдался только Стас. Вадим тоже не сдался, но он привыкший и инкуб, а инкубам опьянеть намного тяжелее, чем простым смертным. И даже делает вид что не замечает изменение в лице Вилескаса при упоминании Адонии. Не то, чтобы это удивляет — он может пересчитать по пальцам людей даже в Хаосе, кому нравится их новая принцесса и прибывшие с ней подпевалы — но заметку себе ставит, что надо бы разузнать аккуратно и не давя. Правда, загвоздка была в том, что он так не умел. А вот самогон на финиках очень даже умел развязывать язык.

На кухне почти стерильная чистота, а в холодильнике мышь даже не вешается — это радует. Самогон он ставит в морозилку, потому что теплое пойло — хуже Адонии, ей богу, а сейчас употреблять что-то хуже Адонии Вадим просто не имел желания.

Приготовить получается быстро. Ему нравится сам процесс: увлекательно, да и позволяет отвлечься от дурных мыслей, которые с сентября лезли в голову все больше и больше. Что-то наступало, а Вадим не понимал что. Не верил, что может начаться очередная война, пускай и на часах у людей стояло без двух минут полночь, но Адония — предзнаменование грядущего конца и перемен. И вадим понятия не имел каких. Или не хотел иметь. Ему было хорошо — вокруг прочные стены Дуата, в которых можно спрятать всех кто тебе дорог (затащить Кармен и Велли насильно в Дуат сложно, но кто ему запретит попробовать), собственные правила, которые соблюдались всеми Дворам (кроме Адонии — маленькая сука решила, что ей позволено все) и очень много серебряных пуль. Вадим думал, что не пропадет.

А потом Вадим вспоминал единственный визит Принцессы и думал, что если пропадет, то без боя не сдастся.

Сигареты все еще не расслабляли, зато хоть пепельница, купленная лично им и ультимативно оставленная в квартире у Велли радовала глаз. Из открытого окна прохладный ветер перемешивал все запахи и заносил капли снова начавшегося дождя. И можно было бы поверить в ту иллюзию спокойствия, стабильности и даже ухватиться за мысль, что он сейчас чувствует себя хорошо. Как дома. Если бы на душе не было так погано.

Голос Агуэро развеивает мысли, проникает в голову и дарит то самое спокойствие, которое он потерял с визита их Принцессы. Металл кольца холодит кожу, а Вадим прячет его в карман, пока шумовкой достает из импровизированного фритюра картошку и куриные наггетсы. Достаточно жирно, чтобы Велли не свалился под стол после двух рюмок.

— Не нужна.

Третья сигарета летит в пепельницу, когда повисший в воздухе вопрос, который мучил Велли, наконец-то оказывается произнесен. Вадим усмехается картошке, которую раскладывает на тарелку и чешет затылок, когда несет свои блюда на скорую руку к уже накрытому столу.
Он не тянет время, но подходит к Велли молча, взъерошивая его волосы и подталкивая к столу.

— Конечно не скажешь, я же тебе доверяю, — Вадим не врет и даже не пытается манипулировать — действительно доверяет и не задумывается о том, что Велли может так поступить. А надо бы, на самом деле. Понимает, что надо бы. — Заходила.

Он достает из морозилки самогон и прихватывает пепельницу с зажигалкой по пути к столу.

— Как эта сука, да и не зайти, — Вадим смеется, тянет букву «с», срываясь на русский и разливает самогон по рюмкам. — Решила построить свои порядки в Дуате, пиздец. Теперь я должен докладывать ей обо всем, что почитаю подозрительным из происходящего, но сам понимаешь, — он задумчиво вертит картошину в руках и только потом кладет ее в рот. — Я ей сказал, что «конечно, все будет сделано», но нахуй она пойдет быстрым шагом. Буду пиздеть и врать, а что поделать. Принцы и Принцессы меняются, а отель один, любимый, да и репутация у простых иных мне важнее.

Самогон идет хорошо. Спокойно на душе не становится нихуя, но хоть как-то. Наверное, это и нужно было делать после прихода Адонии: нажраться вот так с Велли, чтобы тебя выслушали хоть кто-то, кроме Стаса, а не крушить свой кабинет, уничтожая бесценные вазы (хороший подарок, жаль не восстановить теперь). Но хорошая мысль приходить после, когда вся эта хуйня заканчивается, а тебе только и остается что с разбитым настроением сидеть и психовать, да и то тихо, чтобы доблестные работники Дуата самолично под ручки не вынесли. Правила ведь едины для всех, да.

И Вадим не то, чтобы злится, нет, просто не понимает, когда и в какой момент все начинает идти не так, как должно было бы. И тем более не понимает, как все это затормозить. Ему не хочется повторения — история циклична, но хуй бы с этой историей, ему кажется, что свой виток она не свершила — а повторять у него есть с кем. Раньше только жена и иллюзия дома, а сейчас Вилескас, Стас, Кармен, собственный отель и настоящий дом, который он еле нашел со скрипом и принял изменения в своей жизни.

Ему кажется, что очередную потерю он просто не переживет. Заебался. Ему кажется, что очередной визит Адонии закончится чем-нибудь фееричным. Тоже заебался. Он ужасно заебался, сам того особо не осознавая, потому что все шло хорошо. Стабильно, как он и хотел когда-то, оседая в Магадане с Анной. А сейчас? Сейчас стабильность шаталась, и Вадим чертовски боялся, не признаваясь в этом даже сам себе.

Вторая рюмка идет еще лучше, а дым от сигарет лезет в глаза, заставляя щуриться и нелепо отмахиваться от него.

— Дай пару уроков, — получается приглушенно от дыма, попавшего не в то горло и надрывного кашля следом, который тут же запивается второй рюмкой (еду он оставляет для Велли с его слабым восприятием самогона).

От просьбы следом внутри все просто падает и трескается. Ломается на части, пока Вадим смотрит в глаза Велискасу. Ему кажется, что он слышит то, что не должен слышать в голосе Велли. Ему кажется, что он проецирует свои эмоции на Агуэро, надеясь услышать в его тоне, словах, где-нибудь увидеть, усмотреть то, что он сам сейчас чувствует.

Вадим отнекивается, что ничего. Себе же отнекивается, затягиваясь сигаретой и выпуская дым в лицо Велли. Хочется сказать «расслабься» «ой, да ты заебал», «сам справлюсь», но слова застревают в глотке, пока Вадим смотрит, смотрит и смотрит на человека, сидящего напротив.

И тянется за третьей рюмкой.

Адония — это проблема. Они оба знают это лучше всех. Вадим, потому что успел повидаться с этой прекрасной леди, а Велли?.. Черных не знает. Не уверен, что хочет знать, потому что при упоминании об Адонии что-то неуловимо меняется в его взгляде, тоне и мимике, а он и понять не может что же. Эмпат из него был всегда так себе, несмотря на всю эту инкубскую лабуду. Притупилось что-то на войне, а после и в Магадане. Притупилось, как притуплялись военные рефлексы, как притуплялись боевые навыки, которые он уже давно не использовал, а как вернуть это было — Вадим не знал.

— Не потеряю, ты слишком озабочен.

Он давит из себя улыбку, зажигая следом очередную сигарету. Тянется вперед, чтобы снова потрепать Велли по голове («успокойся. все будет хорошо. ничего не случится») и подталкивает к нему бутылку самогона.

— Может все не так плохо, как думаешь?