18-19 века
Все знают примеры о том, как бедные роженицы умирали при родах, а лекари изо всех сил старались спасти ребенка, если там было возможно что-то спасти. Вадим с самого рождения решил переиграть правила. Мать оказалась сильной и выносливой суккубшей, прожившей долгую и счастливую жизнь с ребенком на руках, а вот отец решил, что повисеть в петле в их саду — самый лучший подарок на день рождение, которое только можно было предоставить сыну. Не то, чтобы он сильно прогадал, да и Александра не горевала о потери своего мужа, а только лишь пожимала плечами — слабовольные мужчины были ее слабостью, но и они иногда надоедали. Правда, ему все равно долго вешали прекрасную историю о том, что его отец погиб на войне, защищая любимую Родину. И только к шестнадцати Вадим узнал, что отец повесился из-за войны на которую совершенно не хотел идти. Не то, чтобы это был лучший или гениальный выход, зато вопросы откуда у Вадима такая находчивость и сообразительность сразу отпадали, стоило лишь услышать эту историю.
Ему повезло, как ни крути, рос он в роскоши, когда ты белый цисгендерный богатый мужчина, а твоя мать без шуток, но с гордостью, зарабатывала себе все через свое обаяние и кровать, то по-другому быть не могло.
Он не уважал ее, на самом деле, она его даже бесила очень долгое время. Шлюха, которая выторговала себе место при генерале-губернаторе, так и не сумев добиться ничего сама. Даже позже, когда он впервые почувствовал голод, а мать, наконец-то, рассказала, что же он такое, его мнение ни капли не изменилось. Трахаться он не желал, как и класть свою жизнь на алтарь сексуальных утех. Избалованный маленький ублюдок, привыкший к роскоши и совершенно не уважавший свою мать — не этого ожидала Александра, когда вынашивала его девять месяцев. Ну или восемь. Ну или хер его знает, но ожидала она определенно ни этого. Он не умел ничего, ну кроме, как командовать и есть роскошные блюда, пока крестьяне утопали в голоде и рабстве. Он не умел ничего, а когда подросток не умеет ничего, да еще и выебывается чрез меры — выход только один.
Ну или два, но психологов в то время не было, поэтому Александра разобралась со всем быстро, как только ему стукнуло шестнадцать и он примкнул к Двору Хаоса — потому что мать была из Двора Порядка, а шлюхе он уподобляться не хотел — она выгнала его из дома, пообещав, что если он вернется, то она вырвет ему сердце. Причин ей не верить он не видел, хотя с насиженного места слезать не хотелось. Ему повезло: он умудрился спереть достаточно денег на первое время, но это первое время закончилось так быстро, что и недели не прошло. Когда ты ешь красную икру и запиваешь все это вином в свои пятнадцать, резко ужаться в тратах вряд ли получится. У Вадима не получилось. И он все еще ненавидел свою мать.
Чтобы избежать голодной смерти — он все еще отказывался питаться сексуальной энергией, хотя Голод усиливался, не собираясь его покидать — и бедного существования, Вадим вызвался добровольцем в армию в Русско-турецкой войне.
Вся его жизнь оказалась одной сплошной войной, причем в прямом смысле: больше он ничего не умел, выслуживался, как мог, чтобы добиться хоть каких-то подвижек. Поначалу было тяжело, но это было всем. Себя он каким-то особенным не считал, ну, исключая свое происхождение, конечно же, но и его он принял десятке так на третьем, когда понял, что это увеличит его шансы на выживание.
Понимать всю свою неправоту перед матерью он стал чуть позже, когда позади оказалось пара войн в составе Русской армии и пара тел, доведенных до иссушения. Женских, конечно же, но это поначалу. Когда тебе переваливает за сто, то уже плевать какого пола человек, главное, что он есть.

20-21 век
Свое двухсотлетие он встречает четвертым уровнем, Первой Мировой, орденом Святого Георгия и полным одиночеством, которое гложет изнутри. Хочется вернуться к матери. Извиниться и сказать, как он был не прав, но возвращаться уже некуда. Суккубы не задерживаются двести лет на одном месте — это он знает точно. Он не надеется ее найти — это он знает точно, потому что сам же поспособствовал тому, что она вычеркнула его из своей жизни легко и безболезненно. Вадим только надеется, что с ней все в порядке.
Затишье перед Второй Мировой кажется таким настоящим и не предвещающим ничего плохого, что он оседает в Магадане и надеется на хоть немного мирную жизнь.
Мирная жизнь встречает его становлением СССР, репрессиями и семьей, которую он приобретает ненадолго. Она вампирша, у которой проблемы с собственным восприятием реальности, нервные срывы двадцать четыре на семь и страх перед будущем, он — не знает ничего кроме войны и секса и совершенно профан в построении семьи. Они выживают. Он работает инквизитором в Магадане: людей мало, а работа не пыльная. Она там рядом — целитель. Он не хочет иметь детей, потому что ответственность — не его, она просто не может их иметь. Вадим начинает верить в эту идеальную жизнь, думая о том, что может все и оставить так. Осесть, остепениться, усыновить какого-нибудь несчастного иного, естественно, если захочет Анна и, естественно, не младше пяти лет. Вадим воздвигает вокруг них стену иллюзий, помогает и заботится, когда она срывается на голод, блюет кровью, потому что хочет умереть, отказывается от еды, потому что ей надоело. И сам начинает в них верить. Репрессии и все это дерьмо проходят мимо него: он далеко от Сталина, он в Магадане куда ссылают неугодных, он под надежной защитой Двора Хаоса, а рядом с ним та, с которой он готов прожить остаток жизни. Но иллюзии имеют свойство рассеиваться. Он застает ее у них в гостиной с пистолетом у тела и в луже засохшей крови. Серебряная пуля — от нее не спасает даже вампирское бессмертие.
Он шлет все нахуй, старается остаться там и жить нормальной жизнью, но получается ужасно. Он переезжает в Портленд — маленький захолустный городок, где освобождается место инквизитора при дворе Хаоса — в пятидесятых годах. Хочется избавиться от прошлого, получается с переменным успехом. В инквизиции не срастается — отголоски воспоминаний все равно преследуют даже в этом городе на другой точке планеты.
Он сам не знает, зачем перекупает невзрачный отель в Задверье — хочется чего-то нового. Хозяин не знает куда девать это старое и не приносящее прибыль помещение, а Вадим просто хочет уединения и спокойствия. Наверное, это и служит началом этого самого отеля.
В тысяча девятьсот восьмидесятом году отель «Дуат» преобразовывается, принимая тот вектор развития, которому следует до сих пор. Вадиму плевать на разборки, что творятся за его пределами — хоть зомби-апокалипсис, хоть смена власти — он готов всегда принять посетителей, которым это нужно. Но плевать — не значит быть аполитичным. Все же за последними перестановками и сменой властей он наблюдает с неподдельным интересом, да и стоит всегда держать руку на пульсе.

— расист, трансфоб, эйджист, эйблист и просто хороший парень. Вообще не выносит перевертышей, потому что они мерзкие создания, нормально относится к вампирам и «лучше бы не встречаться» к магам;
— часто ходит в виде своего женского воплощения, потому что: а чо нет, прикольно же;
— пьет, курит, употребляет травку — короче, не отказывает себе ни в чем;
— имеет кольцо с обсидианом, которое защищает его от ментальной магии. Кольцо достаточно сильное, может защитить от менталистов высоких уровней, но требуется частая перезарядка, поэтому старается хранить его на случаи крайней необходимости;
— обожает человеческое оружие. На войне был снайпером, поэтому не мог отказать себе в удовольствие понатыкать винтовок в своем кабинете;
— владеет стрелковым оружием, фехтованием, умеет кататься на лошадях, знает русский, английский и немецкий;
— ценит элитный алкоголь, но вообще бухает все, что бухается;
— имеет собаку корги — Анаис — самый долгий постоялец отеля, которого нельзя обижать;
— мамкин циник, папкин прагматик.

Отредактировано Vadim Chernykh (2018-12-13 00:21:39)