...пока что в пьесе не мелькает его имя в ремарках, а лаять они с Комендантом в присутствии подавляющего силой начальства приучились по команде.
Сложно упрекнуть Фаворита в том, что даже невзначай сказанная фраза у него громче призыва «рви». [читать далее]
14.04.19 подъехали новости, а вместе с ними новый челлендж, конкурс и список смертников.

dial 0-800-U-BETTER-RUN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » игровой архив » как говорят — «инцидент исперчен»


как говорят — «инцидент исперчен»

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

https://69.media.tumblr.com/f636c12f387030b04bcd52c6a733c086/tumblr_inline_phrsasdEiI1rvmmrv_540.gifhttps://69.media.tumblr.com/64c1cd2be7f99f12bb64bc9faef8b189/tumblr_inline_phrsbl479j1rvmmrv_540.gif
Dinah Breckenridge & Oliver Hayes;
11/01/18 /очень-очень поздний вечер / всё еще квартира Дины;
есть просто друг, а есть друг  к о т о р ы й
Дина звонит Оливеру и просит его приехать. Говорит, у неё есть ведро мороженного и новый сезон Карателя. Говорит, что можно с ночевой. Говорит, что можно поторопиться.
Про то, что придется есть стекло - умалчивает

Отредактировано Dinah Breckenridge (2018-11-08 15:50:18)

+2

2

Оливер старается не раздражаться, когда не получается увернуться от когтей противника. Смотрит внимательно, оценивая масштабы бедствия, замахивается оружием и наносит критический удар, вызывающий у противника кровотечение, но все еще не отправляя его к своим праотцам. Успешно увернувшись от удара, Хейз оказывается за спиной врага и неудачно подставляет спину его помощнику, спрятавшегося в кустах. Стрела попадает точно в цель вопреки его тщетной попытке отбить болт мечом и забирает последние остатки жизни.
Начать с предыдущего сохранения.
Он все еще жалеет, что в жизни подобное невозможно. Совершаешь ошибку – возвращаешься и исправляешься. Теряешь близких – приходишь вовремя на помощь, делаешь что угодно, лишь бы обратить события вспять. Прелесть данной системы в играх в том, что там слабо влияешь на последующие события. В жизни же все знают притчу о бабочке.
Хейз тяжело и недовольно вздыхает, ставя игру на паузу и отбрасывая джойстик на другой конец дивана. Пока Вергилий занят своими важными делами, Оливер предается жизни нынешних современников, проходя Ведьмака уже черт знает какой раз – ну, и кто ему запретит? Кроуфорд, может, и подшучивает над увлечением инкуба, убивающего вечера без заданий и тренировок за видеоиграми, но кому вообще сейчас легко? В первую очередь, это помогает отвлечься от эмоций и проблем. Во вторую – разложить мысли по полочкам, хотя в арсенале Хейза имеется достаточно вариантов времяпровождений, помогающих собраться с мыслями.
Перед следующим заходом – играть на низком уровне сложности для слабаков и не для Оливера Хейза – он собирается все-таки написать сообщение Вергилию, чтобы сообщить, что тот совсем охерел, но едва мобильник попадет в руки – раздается звонок.
Не то, чтобы высветившееся имя слишком неожиданно, но в такой поздний час – заставляет задуматься. Мысленно пошутив в очередной раз об отце звонящей особы, инкуб принимает вызов, впиваясь взглядом в телевизор.
Дина засыпает соблазнительными предложениями.
Хейз удивляется – приятно удивляется. А на последних словах нехорошо напрягается.
Ему же не пятьдесят лет, чтобы не почуять что-то неладное – но предложение он принимает без раздумий, отвечает коротко и обещает скоро быть.
Оливер так спешит со сборами, что чуть не забывает переодеть свою домашнюю потрепанную футболку с Микки Маусом. Дине бы, конечно, скорее всего понравилось, но Хейз еще не настолько успел обнаглеть, чтобы хотя бы чуть-чуть не привести себя в порядок перед встречей с Брекенридж.

– Я захватил пиццу. Две пиццы, – вместо приветствия вполне сойдет. В доказательство своих слов Оливер поднимает коробки повыше и ухмыляется в своей манере. Он заходит внутрь и старается сохранять непринужденное выражение лица (насколько это возможно с его-то рожей).
– Возможно, даже не помял, – уже тише добавляет он, проходя туда, куда девушка кивнула.
Он солжет, если скажет, что в обычное время его не подкупить мороженым и сериалом. Даже в три часа ночи. Но Хейз все-таки не безнадежно наивный дурак, поэтому наблюдает за Диной настолько ненавязчиво, насколько это возможно. Возможно, с ней он восполняет не задавшиеся отношения с Артуром, которому он не старался в свое время оказать должную заботу и даже не попытался быть хорошим старшим братом – исчез из его жизни, как только подвернулась возможность. Возможно, причина кроется в чем-то другом – Оливер не задумывается о подобном слишком глубоко, потому что самокопание для него хуже прогулки в глубины Тени.
– Надеюсь, у тебя есть в холодильнике что-то еще, кроме мороженого.

Отредактировано Oliver Hayes (2018-11-11 21:10:10)

+5

3

Настроение у Дины – хуже не придумаешь. Она тенью бродит по своей крохотной квартирке с половинником в руке и цепляет все острые углы, не придавая этому какого-либо значения. Её маршрут до безобразия прост: расстеленный диван перед телевизором, кастрюля на кухонной плите, узкое и высокое французское окно с видом на переулок, диван. В кастрюле жалобно булькает вязкое варево, Дина убавляет огонь и пробует зелье спокойствия на вкус. Недовольно кривит губы. Всё еще горчит – о «Выше Ожидаемого» на уроках Слизнорта можно только мечтать – но со своей задачей справляется. Во время своего очередного паломничества к кастрюле ведьма бросает взгляд на раковину, в которой обглоданными костями белеют осколки разбитых тарелок, и невольно морщится. Ей не хочется вспоминать об их с отцом разговоре – будь на то воля Дины, она бы скомкала его, как испорченный черновик, и выбросила в урну – но подсознание вновь и вновь подсовывает свежие напоминания. Содержимое штрафного половника проваливается в полупустой желудок. Дина закрывает рот ладонью в надежде не выблевать горчащую микстуру, топчется босыми ногами на месте и запрокидывает голову назад. Когда с рвотным позывом покончено и желудок прекращает судорожно сжиматься, по телу разливается лидокаиновая волна холодного безразличия. Ведьма бросает половник в раковину и выключает конфорку. Лучше уже всё равно не будет.

Когда Оливер появляется на пороге её квартиры, девушка почти механически целует его в щеку, пропускает внутрь.

Я захватил пиццу. Две пиццы. Возможно, даже не помял, - Дина магическим пасом закрывает за инкубом дверь и бесцветно улыбается, пожимая плечами. Принимает коробки и бездумно таращится на этикетку. Если бы в ней был зашифрован ответ на извечный вопрос «что делать?» это было бы очень любезно со стороны papa john’s.

- В Нью-Йорке говорят, что помятая она вкуснее, - в тон улыбке парирует, хотя в этом нет никакой необходимости. Апатичное забвение спадает с плеч, точно кружевной палантин, создающий не столько иллюзию одежду, сколько формальную галочку для морального успокоения. Девушка пытается храбриться наперекор принятому в ненормальных размерах зелью, заодно вспоминает, почему позвонила Хейзу, и поднимает на него изумленный взгляд.

Надеюсь, у тебя есть в холодильнике что-то еще, кроме мороженого.     

Почему-то ей кажется, что Оливер говорит про еду. Последнее время Брекенридж так часто появлялась дома, что не станет удивляться, если они обнаружат в холодильнике повесившуюся мышь. Эпизоды её новой жизни развивались с той стремительной скоростью, что не подразумевает под собой даже мысли о ланче, что уж говорить о полноценном отдыхе или неспешном ужине в кругу семьи. Разумеется, пойди успей наломать столько дров, сколько у неё получилось – в самую пору приставить к награде героя производства. Ведьма морщится и неопределенно пожимает плечами.

- Честно, я давно этот ящик Пандоры не открывала, - по ней, в сущности, заметно. Хоть Дина никогда и не была «звонкой» или «тонкой» - как, впрочем, и "пышкой" - но сейчас пожалуй могла составить конкуренцию некоторым моделям с парижской недели мод. В выразительности синяков под глазами и впалости скул так уж точно. Она плавно опускает коробки с еще теплой пиццей на столешницу и кивает в сторону холодильника – открой, мол, проверь. И даже не думает краснеть, когда эмпирическим путём выясняется, что вместо стандартного набора продуктов, в дверце стоит баночка витаминов с iherb, четвертинка лимона и две бутылки – одна наполовину полна джина, вторая с виски еще не открыта. А еще она не думает, что для молодой девушки крайне неприлично встречать гостя в безразмерной мужской толстовке, едва касающейся середины бедра, и безобразных боксерах calvin klein. Но Хейз – свой, с ним можно не парится.

- Очень давно не открывала, - кисло резюмирует ведьма и чувствует немой укол совести. Перестает заглядывать ему через плечо и цепляется взглядом за рыжую макушку, - Оливер, скажи мне, что я не отвлекла тебя от важных и интересных занятий.

Не вопрос, не просьба – наверное, надежда на утверждение. Дине очень хочется, чтобы так оно и было, а еще ей хочется рассказать инквизитору, почему она вырвала его из зоны комфорта и попросила приехать к ней как можно скорее, но ведьма этого не делает. Всё дело в том, как Хейз выглядит. Есть в его ломанной симметрии что-то такое, что на расстоянии вызывает доверие и желание если не исповедаться, то зачитать по памяти эссе на тему «как сильно я обосрался по жизни». Создается впечатление, что он сможет понять и даже самый откровенный фейл преподнесет с изяществом Дилана Морана. Стоит же подпустить Оливера ближе, как его неуклюжесть и суматошность покорит с первого жеста и всё дерьмо отправится на второй план. Рядом с ним чувствуешь себя подростком, который всё еще верит, что свернёт горы и победит дракона.

Если бы это было разрешено на законодательном уровне, вместо кота или собаки, Брекенридж завела бы себе Хейза. Хотя, люди, наверное, называют это отношениями, но в отношения иная предусмотрительно влезать не хотела. С неё было достаточно одной влюбленности в сто лет, да и ничего такого близкого, подразумевающего переходы в горизональ, не хотелось.

Осознав, что слишком долго пялится на инкуба и пропускает мимо ушей какой-то заданный им вопрос, Дина опускает взгляд вниз и открывает верхнюю коробку.

- Ты какую будешь? – спрашивает, проглотив тугой комок подавляемого отчаяния, - или они одинаковые? Там в верхнем ящике должен быть нож, но он, полагаю, тупой до безобразия... Как сам, как клан?

Отредактировано Dinah Breckenridge (2018-11-29 17:03:32)

+4

4

То, что Оливер херовый психолог (диванный психолог), он знает примерно с первых дней осознанной жизни. То, что происходит (или уже произошло) какое-то дерьмо, он понимает достаточно поспешно: один короткий взгляд на Дину (не тот взгляд, с которым смотрят на друга, а тот взгляд, с которым он перешел в «алеф»), второй – на плиту с варевом, которое на оздоровительное смузи вообще ни разу не тянет, третий – еще раз на Дину, уже мягче, но все еще достаточно цепко, чтобы не задерживаться с ним дольше пары секунд, иначе как-то будет больше походить на допрос, а не на дружескую посиделку.
У Хейза плохо с тактичностью, но даже этого хватает, чтобы помолчать хотя бы несколько минут и не доебывать вопросами – хоть чему-то научился за две сотни лет, неужели.
– В Нью-Йорке что только не говорят с их продвижением красивой жизни, полной позитива и идеями об очередной американской мечте, – непринужденно отвечает, словно вообще ничего не замечает. Прикидываться бакланом тоже нужно уметь, знаете ли. Он закатывает выразительно глаза – физически не могу сделать это сильнее – на фразу про ящик Пандоры и с полным скепсисом на лице подходит к холодильнику, благо что копаться в морозилке Дины ему не впервой.
Скепсис сменяется на натурально кислое выражение лица, когда Хейз окидывает взглядом содержимое полок на наличие еды – и находит практически что ничего.
– Алкоголь и… – он прерывается, вчитываясь в название на банке, – витамины. Я впечатлен.
Конечно, Оливер не будет её отчитывать (ну, отделается парой комментариев, так и быть), он ведь не её отец (и слава Богу). Он не будет говорить, что Дина должна о себе заботиться, потому что не ему решать, что она и кому должна. Только вот складывая все увиденное в голове, Хейз не может убеждать себя, что ему тут что-то показалось.
– И ни одной закуски! – Он поворачивается к ней, продолжая держать холодильник открытым, и свободной рукой указывает на пустоту, которую Эйнштейн бы заебался в своих формулах описывать, словно его слова могут быть недостаточно понятны.
Оливер тяжело вздыхает, легким движением закрывая дверцу.
– Я бился с утопцами и не заметил, как оказался в зоне видимости дезертиров, один из которых меня и хлопнул – заебали эти лучники. Короче, нет, всего лишь в очередной раз ломал джойстик, – пожимает плечами, вспоминая, как после жалобы о сломанной приставке Вергилий молча заявился на следующий день с новой коробкой и без единого комментария всучил в руки, тут же испарившись в сторону важных дел, оставляя Хейза в очередной раз охеревать по-инкубовски от происходящего.
– Надеюсь, ты не пригласила меня, чтобы я оценил твои кулинарные таланты по достоинству, – он кивает головой на плиту. – Я, конечно, регенерирую быстро, но…
По взгляду видит – реакции нет. Замолкает. На секунду задумывается, что вот сейчас лишнее все-таки было про зелье (ну, а что это еще может быть, если от одного вида вены вздуваются по всему телу похлеще, чем у Геральта, находящегося близко к передозировке). Оливер немного колеблется – окликнуть девушку или перевести тему, но Дина подает голос быстрее, чем он успевает принять решение.
– Там с ананасами и с пепперони, – никакой фантазии, но Хейз по сей день остается верен классике. – Думаю, откроем обе. И они, кажется, должны быть уже порезаны, я попросил – ненавижу копаться с этим и превращать еду в жертву шредера. Тебе нож поточить?
Абсурдный вопрос, ответа на которого Оливер так и не дожидается. Открывает ящик, беря в руку столовый прибор, крутит перед глазами и жмет подушечкой большого пальца на острие.
– Да, когда мне будет скучно, я одолжу его у тебя на задание. Подниму уровень сложности, так сказать, – он без особой надежды заглядывает в ящик еще раз. – Точить, как понимаю, нечем.
Отложив нож назад – даже если и есть, чем, это может подождать – Хейз думает, что Нуаду явно не предназначен для резки пиццы, хотя кто ему запретит-то.
– Ничего особо нового. Дела крутятся, пиздюля мутятся, ну, ты понимаешь, – он открывает сразу вторую коробку, несколько секунд раздумывая, из какой взять первый кусок. Останавливается на гавайской. Думает, с какой стороны лучше подступится, но не знает, с чего начать – почему нет специальных курсов по социализации иных, в конце-то концов?
– Что за зелье все-таки? Выглядит явно не как эликсир красоты – хотя черт разберет эту вашу магию, – он упирается взглядом в её макушку, продолжая держать кусок в руке. – У тебя все в порядке, Дина?

+3

5

- Я думала, что инкубы не закусывают, - совершенно не к месту, тихо и вместе с тем немного рассеянно говорит ведьма. Невольно вздрагивает, от того, что не заметила, как рыжий оказался рядом. Рефлексы, которые годами оттачивались сначала в учебке, а потом в "поле", не срабатывают и это звонкой пощечиной бьёт по лицу. Нет, ничего страшного не произошло - это ведь Оливер, он свой, он из хороших ребят - но давно к ней не подходили так близко. Семья и Эдгар не считаются, хотя даже они последнее время придерживаются дистанции вытянутой руки. Последний, кто нарушал её этим вечером лежит в брезентовом мешке, а может сейчас его доедают собратья по крови. Если честно, Дина с трудом представляет, что делают с мертвыми перевертышами и готова поверить в любую бредовую сказку, потому что ей ровным счётом плевать на то, что будут делать с трупом. После того, как она свернула Донни шею и запустила в его кишки острое лезвие Нуаду, её больше волновало то, что именно она сделала, а не то, какого теперь ублюдку. И во сколько это обойдётся двору. Её ведь не просто так отпустили.

Рука замирает над куском с ананасами - его прямо из под носа уводит Оливер. Ведьма упускает его движения. Упускает саркастические реплики и остроумные шутки. Упускает и пиццу. Зато вспоминает, зачем под завязку накачивалась зельем, уничтожая эмоции, точно следы преступления. Чтобы он ничего не почувствовал. Вообще-то она может выхватить злосчастный кусок у него из рук и ущипнуть за бок. Демонстративно фыркнуть, покрутить носом и выплюнуть в ответ достойную остроту или сказать, чтобы не расслаблялся. Но Дина этого не делает. Кажется, её уже заебало обманывать близких, которым почему-то не похуй на то, что с ней творится.

... все в порядке, Дина?

Очень тактично с его стороны. Брекенридж шумно выдыхает через нос и запрокидывает голову назад. Закрывает глаза. Вдох и выдох перед прыжком с пятиметровки в бассейн из которого предусмотрительно слили всю воду. Цепляется оливковым взглядом за его медную щетину - в глаза, как все здравомыслящие маги, она уже давно разучилась смотреть.

- Это зелье спокойствия, Хейз. И я его варила потому, что на самом деле всё совсем не хорошо. С самого приезда в Портленд всё ахуеть как не хорошо, - и она со злостью впивается зубами в дурацкий кусок "гавайской", вырывая её из рук ошарашенного инкуба. Дина выражается грубо, зато предельно честно. Наконец-таки признается вслух в том, о чем старалась даже не думать. С её стороны было большой ошибкой просить о переводе сюда - теперь-то ведьма это понимает предельно ясно. Виновато пожимая плечами, она опускает взгляд в пол и кивает в сторону холодильника. Становится немного легче - примерно на двадцать пять граммов.

- В морозилке стоят бокалы. Эта история не из тех, которые ты хотел бы выслушивать на трезвую голову, а я не готова её так рассказывать, - прожевывая остывающий кусок говорит она и бросает на Хейза виноватый взгляд при виде которого может создаться стойкое впечатление дежавю. Кажется, у кота из пиксаровского мультфильма был точно такой же. Наблюдая за тем, как не без легкого раздражения Оливер принимается разливать маслянистый алкоголь по заиндевевшим бокалам, ведьма мнется с ноги на ногу старается проглотить отвоеванный кусок в три подхода - желудок отзывается возмущенным урчанием, но его иная игнорирует. Пытается верно расставить хронологию и определить, что можно рассказать инквизитору, а о чем стоит молчать. У неё есть легенда, разработанная для отца и матери, но сути вещей она не объясняет.

- Меня изнасиловал хаосит, - наконец говорит она, потупив взгляд, когда рыжий протягивает ей бокал. Спешно принимает "подношение", без лишних слов чокается с окончательно охреневшим инкубом и в один глоток осушает половину. По гортани и пищеводу прокатывается обжигающая волна, которая заставляет девушку поморщится. Прикрыв ноздри тыльной стороной ладони, в которой держит бокал, Дина кривит губы и делает шаг назад, а за ним еще один. Плюхается на пол у окна, собирает ноги по-турецки и кивает, разбалтывая остаток джина. В её голосе нет вызова, нет желчи, которая свойственна тем, кто пережил что-то подобное. Губы не кривятся, не обнажают острые резцы и не красят слова в красные оттенки ненависти. Дина пугающе спокойна. Тонкая корка инея тает под теплыми подушечками пальцев, по стенкам стекает капелька влаги. Брекенридж хмурит брови и честно добавляет, - я, если честно, не хотела об этом говорить, но раз ты спросил... Не уверена, что его интересовала я как личность или что-то вроде, думаю, он больше хотел выебать мою фамилию, чем меня саму. Правда, кончить ему это не помешало, да.

Опустив взгляд на кромку бокала, после небольшой паузы говорит уже тише и подносит джин к губам.

- Линарес. Донни Линарес, может ты его знал, хотя вряд ли.

Отредактировано Dinah Breckenridge (2018-12-02 14:39:17)

+3

6

– Ирландцы не закусывают, – шутливо поправляет её Оливер. Давит в себе желание поежиться от давящей тишины и шлепнуть ладонью по лбу от собственной неуместной реплики – кривит губы в недоусмешке, мол, «забудь, что я сказал». Перевести любую серьезную беседу в относительно мирное русло как личный способ защититься от чрезмерно тяжелой атмосферы – кого-то это бесит, кто-то привык, кто-то ведет себя точно так же. Хейз, конечно, не рассчитывает прожить тысячу лет, но что-то подсказывает – даже в этом случае на закате жизни у него ничего не поменялось бы.
Наступившая тишина даже не давит. Наоборот, ложится на плечи и будто придает сил, давая несколько секунд на то, чтобы успокоиться и стабилизировать сознание, собрать себя в кучу – так Хейз это называет, когда надо возвращаться к работе после редких отпусков. Молчание иногда может разговорить собеседника лучше тщательного продуманного ряда наводящих вопросов. Оливер талантов в допросах не имеет – да и с Диной они просто говорят (вроде как) – Оливер молчит, наблюдая за ней, цепляется за движение мимики, все еще хочет верить, что синяки под глазами из-за нового сериала Нэтфликс, а не из-за чего-то более серьезного. Надежда умирает последней, ведь так? Хейз не хочет признаваться себе, что надежда сдохла в муках, когда он едва перешагнул порог.
Дина говорит. Оливер мысленно закапывает труп.

В том, как он сжимает пальцами пустоту, оставшись без пиццы, ощущается беспомощность, которая, конечно, начинает раздражать.
Хейз молчит, потому что Дина, наконец, заговорила – перебивать не стоит, он еще успеет задать вопросы или вставить свои пять копеек. И что говорить? «О, брось, у меня тоже не все гладко тут началось»? Мозаика-то в голове продолжает беспощадно складываться, хотя пока это все равно похоже на рамку вокруг целой картинки, так, для удобства ограничить себя, чтобы сконцентрировать внимание на конкретной головоломке.
Оливер напоминает себе, что Дина – не загадка, которую нужно сидеть разгадывать, орудуя лишь трезвым сознанием и логикой. Оливер послушно двигается в сторону холодильника, на этот раз не удостаивая наличие бокалов в морозилке очередным едким замечанием. Он солжет, если скажет, что не ожидал подобного продолжения вечера – все понял ведь еще дома, когда Брекенридж говорила в трубку причины прямо сейчас приехать к ней. Хейз невольно кривит губы, смотря на наполняющийся с его руки стакан. Дина не в том возрасте, чтобы драматизировать из-за мелочи и создавать антураж трагедии с алкоголем, пустым холодильником и явным недосыпом. Дина умеет – обычно – о себе заботиться, и, если у неё было бы просто плохое настроение, они бы действительно сейчас смотрели Карателя с банкой мороженого, тающего между ними.

Хейз морально готовится услышать многое, но даже это не помогает, когда она, наконец, обрубает все подозрения и догадки одной короткой фразой.
Никаких округленных глаз, никаких возмущенных возгласов – только побелевшие от силы сжатия стакана пальцы и чуть побагровевшее лицо. Будто по оголенной коже неожиданно хлестнули плетью, хотя ощущения вернее сравнивать с мешком картошки, ударившую по горбу.
К спиртному он не прикасается, хотя холод от стакана начинает неприятно обжигать пальцы. Оливер часто моргает, словно пытается сбросить с себя невидимую вуаль, заставляющую стоять, как вкопанному, посреди кухни.
Знал.
Слово впивается в разум, пронзая так, что все застывшие мысли резко продолжают движение, устраивая в его голове свое броуновское движение.
Знал.
Он повторяет это слово еще раз про себя – нет, никакого Донни инкуб не встречал. Дело в другом.
Хейз будто отмирает, когда, наконец, выдыхает и трет щетину ладонью, прикрывая глаза на несколько секунд. Будь он младше лет на сто, он бы уже задыхался от вскипевшего гнева. К счастью, второй сотни хватило, чтобы понять – злость вообще хуевый помощник.

Приблизившись на пару небольших шагов, Оливер садится напротив девушки и, после короткого раздумья, опрокидывает в себя все содержимое своего стакана – кажется, даже ничего не чувствует. Он подпирает голову рукой, смотря на Дину, и во взгляде нет жалости, гнева, тем более, осуждения – скорее, замешательство и… боль? Хейз сам не понимает, что начинает побеждать в этом полном смятении.
– Не знал, – сожаление кроется где-то в интонациях, потому что, возможно, после их встречи все пошло бы совсем иначе. Увы, жизнь все еще не игра – вернуться на конкретное сохранение и изменить ход истории здесь невозможно. Оливер знает правило, которое дает понять, что реальность не состоит из прямолинейного сюжета, и ощутимо жаждет его нарушить.

– И, видимо, не узнаю, так?
Хейз тщетно пытается подобрать какие-то слова, но ничего хорошего в голову не приходит. Он качает головой, кидает взгляд назад через плечо, замечая оставленную бутылку.
– Не подтянешь?
Ему не трудно встать и вернуться за джином, но нарушать и без того хрупкий контакт лишними телодвижениями не хочется. На самом деле, ему хочется подняться и привести все вокруг в порядок – вытереть и без того достаточно чистые столешницы, набить холодильник едой под завязку, уложить Дину отоспаться, задернув шторы от лишнего света со стороны улицы, хоть что-то делать, чтобы избавиться от зудящего чувства беспомощности. Оливер понимает, что все еще успеет, поэтому не дергается.

– Как давно? Дина, черт подери, – последнее вырывается уже вопреки его желанию. Хейз выдыхает со свистом, потирает глаза, пытаясь собраться с мыслями. Можно бесконечно готовиться морально к подобного рода новостям, но все равно – этого будет недостаточно.

+2

7

Она осушает свой бокал следом за Хейзом. Снова морщится, хотя стоит признать, что второй глоток дался легче первого, утирает губы ладонью. Кивает, упуская возможность похвалить дедуктивные таланты друга - многие не обращают внимания на то, как люди используют глаголы прошедшего времени в контексте трудных для пересказа историй. И не говорит, как признательна за то, что он не кинулся жалеть жертву насилия, фонтанируя фразочками в духе "бедняжка", "милая, в этом нет твоей вины", или - что еще хуже - "ну дорогая, нужно быть аккуратней". Быть может, ведьма никогда не сумеет похвастаться даром непогрешимой эмпатии, присущим инкубам и суккубам. Нет, определенно, даже вымышленный доктор Лайтман, блистающий своими талантами с голубого экрана, не сможет с ними сравниться, скорее уж лопнет от зависти, доводись им встретиться. Но и жалкий слепой попрошайка на соборной площади может найти в толпе человека милосердного, способного сострадать и понимать боль нуждающегося. Оливер не выдаёт себя словом, однако жесты его, как и попытка быть ближе, говорят о многом и за это - как и за многое другое - Дина ему благодарна.

Не подтянешь?

Наверное, стоило бы ему сказать, что магия не панацея на все случае жизни и что в её положении не стоит использовать оную направо и на лево. В любой другой ситуации она именно так бы и поступила, но сейчас, практически поделив свой эмоциональный фон на ноль, Брекенридж не думает спорить. Отставляет бокал в сторону, выставляет руку перед собой и, заглядывая через плечо инквизитора, приманивает полупустую бутылку, буквально сразу же ощущая её вес. Приходится помогать свободной рукой, подтягивая ношу точно упрямого осла - её стихия это магия, завязанная на огне, и телекинез в купе с левитацией, не входят в круг тех вещей, которые даются ведьме с непринужденной легкостью. Когда бутылка оказывается на уровне плеча инкуба, Дина чуть выгибает спину, находя в себе силы довести начатое до конца.

Как давно? Дина, черт подери

Она вздрагивает и на секунду обрывается нить концентрации - этого вполне достаточно для того, чтобы трофей под силой гравитации ухнул в низ. Благо рефлексы хоть и сбоят, но всё еще присутствуют и они оба хватаются за горлышко фактически за секунду до столкновения. У него теплые пальцы и от прикосновения - вопреки ожиданиям - по коже не пробегает электрического разряда отвращения. Дина искренне считала, что когда влияние вампирской крови наконец-то окончательно сойдёт на нет, любые незапланированные физические контакты будут омерзительны. Её взгляд говорит, что он не обязан спрашивать.

- Достаточно для того, чтобы успеть усугубить ситуацию, - серьезно произносит она и нехотя убирает руку. Опирается спиной на холодную поверхность стекла, убирает непослушные волосы назад и машинально наблюдает за тем, как друг вновь наполняет бокалы, успевшие изрядно подтаять. Облизывает высохшие губы шершавым кончиком языка и натягивает рукава толстовки до кончиков пальцев, пытаясь защититься от того, что скажет чуть позже. Говорить, если честно, не хочет, но раз уж ляпнула "а", так нужно продолжать по алфавиту. К тому же, интуиция подсказывает ей, что целиком историю она сможет доверить лишь Оливеру. Он не станет распинать её на экспрессивном итальянском, в котором та разбирается достаточно поверхностно - матушка станет. Не посадит под домашний арест в экранируемой комнате на добрую сотню лет - от отца примерно этого Дина и ждёт. И, что ценнее всего прочего, не будет смотреть на неё, как на пустое место, сбежавшее из начальной школы и исчерпавшее лимит доверия сильных мира сего - Эдгар, пожалуй, на большее уже не будет способен. Разумеется она Хейзу не ровня - всё-таки их возраст и опыт приравнять не получиться ни при каком раскладе - но он, что удивительно, будет человечнее, чем те, с кем Брекенридж росла и на кого равнялась. Для него история иной может быть очередным поводом сказать "все мы рано или поздно обсираемся, Дина - никто не застрахован".

- Я... ошиблась, когда решила, что всё это личное и не захотела огласки. Думаю, это могло сильно ударить по репутации отца, хотя в тот момент, если честно, в этом было больше эгоизма, чем мне бы хотелось, - быть искренней не так уж и просто, но ведьма старается изо всех сил, порицая собственную глупость и не надеясь на то, что это может хоть как-то её оправдать. Просто раскладывает всё по полочкам, наводит в голове порядок. Так обычно поступают владельцы дома, которые застали в гостиной вора. Вместо того, чтобы сразу звонить в 911, пытаются решить всё на месте, но злоумышленнику удаётся скрыться. Это потом уже начинается общение на уровне правоохранительных органов, вереница допросов и приглашение в участок для дачи показаний или опознания. Сначала они не берутся наводить порядок из-за описи, которая затягивается в лучшем случае на день, потом не находят в себе сил для того, чтобы устранить бедлам, покуда преступник на свободе, чувствуя, что порылись не в шкафах с нижним бельём, а в самой душе. Только потом, когда понимают, что справедливости таким образом не сыщут, и убеждаются в том, что вся бюрократическая канитель нацелена далеко не на поимку мерзавца, а существует лишь потому, что иначе быть не может, они возьмутся за завалы. У Дины на это ушло чуть больше времени.

О том, что Эдгар рискнул поддержать её в этом детском желании и пообещал найти другой путь, она умалчивает. Ронять авторитет принца ей не хочется. С неё уже хватило. Поэтому, принимая из рук Оливера бокал, спешит осушить его и продолжает рассказ.

- Можно было решить всё один на один, справедливо, если то, что творится в Яме имеет к справедливости хоть какое-то отношение. Но вызвать Донни в тот вечер у меня не получилось - его уже ангажировали на танец, не думаю, что сученыш соврал. Вместо этого, под белые ручки меня приняла Адония. Конечно, можно сказать, что это было не самым худшим вариантом развития событий, но хер там, Олли. Уж лучше бы меня вызвала какая-нибудь шваль, может, получилось бы отбиться. Или сама Адония - тут никаких шансов, но поверь - я с большей охотой померла бы, чем согласилась... чтобы со мной поменялись местами. Думаю, здесь они всё окончательно поняли.

И она снова умалчивает об участии во всём этом Драйдена. На секунду всё-таки заглядывает инкубу в глаза. Не для того, чтобы узнать, что у того на душе, а для того, чтобы спросить - ты ведь меня понимаешь? Едва ли сама Дина готова ответить тем же. Она наклоняется вперед и роняет голову ему на колени. Быть может, хочет заплакать, в очередной раз осознавая весь ужас произошедшего и то, чем всем им это аукнется. Хочет, но не может. Запускает руки в непослушную гриву волос, рычит со злости, но получается так себе.

- Олли, это так тупо, ты бы только знал...

Отредактировано Dinah Breckenridge (2018-12-02 23:03:45)

+2

8

Он двигается чуть быстрее – или ему показалось – когда бутылка неожиданно ухает перед носом вниз, намекая Хейзу, что лучше бы он все-таки поднял свою задницу и забрал джин самостоятельно. Мысленно делает пометку вообще пока не тревожить магические способности Дины (и вообще лучше её не тревожить), аккуратно тянет на себя, не сводя глаз с девушки. Двигаясь практически на автомате, Хейз всем разумом вслушивается в слова и интонации ведьмы, наполняя бокалы. Чувствует заминку и думает сказать, что Брекенридж не обязана.
Она не обязана ничего объяснять ему, если для неё это тяжело. Она не обязана вообще ничего говорить, если банально не хочет этого делать. Отстраненно, наблюдая, как содержимое стакана Дины быстро исчезает, думает, что надо все-таки подтащить пиццу – угробит себя так окончательно – но подниматься пока не решается. Раз заварил исповедь, то будь добр дослушай до конца.
Хейз и слушает. Качает головой, поджимая губы. Он бы не назвал это ошибкой, скорее, осечкой – однако последние тоже могут привести к самой настоящей катастрофе (они-то как раз чаще всего и приводят). Но как бы Иэн не выглядел в чужих глазах, Оливер не особо верит, что тому репутация важнее дочери. Инкуб не судья и не семейный советник, чтобы анализировать происходящее внутри семейства Брекенридж, да и имеет за спиной достаточно опыта, чтобы знать, насколько все может оказаться непросто, стоит только сдвинуться с мертвой точки тупого зрителя. У всех свои вопросы, проблемы, недопонимания – они все еще живые и разумные существа, чуть отличающиеся от людей, но не настолько, чтобы считать себя совсем иными.

Как бы то ни было, Дина имела право сохранить все в тишине. Не из-за репутации отца, а из-за собственных ощущений – Хейз знает вкус унижения и знает это чувство стыда, пусть и не стремится дать ей понять, что абсолютно полностью её понимает. Нет, не понимает – у него как инкуба иной мир и все-таки иное восприятие (как и любых двух разных людей или иных, это нормально). Но пробует не сделать хуже, раз ему доверились. Оливер ограничивается парой небольших глотков, понимая, что спиртное попросту не лезет, как и не влезет долбанная пицца, от аромата которой в горле стоит тошнотворный ком. Он не против и сам разобрать все в её голове и душе, потому что пачкаться о чужую грязь Хейз привык очень давно, но это слишком самонадеянно, и не ему потом с этим порядком жить.

Имя принцессы Хаоса вновь заставляет встрепенуться. Рефлекторно, словно отработано годами тренировок, Оливер хмурится, хотя Адония занимает свое место всего ничего – но какая им разница? Внутренние перестановки чужого Двора его интересуют примерно никак, они происходят на протяжение всей истории, им же только остается делать то, что прежде – если только новое начальство не решит произвести какую-то новую реформу.

Мозаика выстраивается в общую картинку, хотя с большими пустотами в некоторых местах, но они не мешают уловить суть. Особенно под конец монолога Дины, когда одна гребанная деталька обнаруживается так же неожиданно, как единожды закатившаяся под стол шариковая ручка, и становится так идеально, что остается удивляться, как он еще не додумался раньше её поискать.

Хейз и без упоминания Эдгара теперь имеет в своей голове то, что имеет. И это все равно не так неожиданно сейчас, как подавшаяся к нему девушка, уронившая голову ему на колени.

Будь это посиделка с обычной болтовней о смысле мироздания, Оливер бы точно как-нибудь отшутился или о чем-нибудь бы поворчал. Сейчас он неуместно замечает спутанные волосы, которые обычно приведены в полный порядок, и чувствует новую волну смятения.

– Ты не могла знать, чем все обернется, Дина, – он осторожно касается её пальцев, запутанных в волосах, и выпутывает их, едва сжимая ладонь девушки.
– Захотеть содрать шкуру живьем с того, кто причинил тебе вред – это нормально.

Ненормально оказаться разменной фигурой в чьей-то махинации, в которой Хейз особо не разобрался – и не думает разбираться дальше.
Ненормально действовать одной – он не винит её в отсутствии доверия к окружающим, потому что знает, что в таких ситуациях делить добычу не хочется, но факт остается фактом. А Яма все еще территория хаоситов, где все может пойти не так.

Он осторожно касается ладонью её затылка, проведя чуть вниз. Утешительный жест не из жалости (хотя Оливер искренне сожалеет, что все случилось вот так), а из стремления дать понять, что, по крайней мере сейчас, её в обиду никто не даст.
Оливер чуть склоняется над ней, говорит уже тише, будто их кто-то может услышать (на самом деле, он хочет, чтобы Дина услышала его).
– Это ведь все равно не уберегло его, так?

+2

9

- Захотеть содрать шкуру живьем с того, кто причинил тебе вред – это нормально.

Дина молчит о том, что будь её воля, она не ограничилась бы одной шкурой. Не говорит, как раз за разом представляла себе то, что останется от перевертыша, стоит ей только добраться до него. Не говорит, что может предложить Тарантино пару-тройку новых финтов. И о том, что когда Донни Линарес сдох, легче ей совсем не стало. Это как-то совсем уж неприлично.

Когда Хейз склоняется над ней и чуть ли не шепчет в ухо, Брекенридж невольно вздрагивает. В который раз. Его слова – удивительным образом – касаются самого сердца и тонкой иглой проходят насквозь. «Это ведь всё равно не уберегло его, так?» звучит очень интимно, как голос дьявола в исповедальне. Ведьма отрицательно качает головой и закрывает глаза. Жмурится до тех пор, пока перед глазами не появляются бело-зеленные пятна, после чего отстраняется и хмурит брови. Это, пожалуй, самая неприятная часть рассказа, тот момент, который Брекенридж еще толком не успела пережить.

- Его нельзя было трогать, таков был уговор, - пальцы рефлекторно сжимают ладонь, достаточно сильно для того, чтобы ведьма смогла это заметить – быть может, для Оливера это было иначе – и расцепить хватку. Неожиданно приходит чувство, что жизненно необходимо чем-то себя занять, постараться абстрагироваться от воспоминаний. Боли они не приносят, но паттерны подсознания трубуют от неё каких-то действий. Дина встает на ноги, чуть пошатываясь, быстро обретает баланс – а говорят, что йога ничего полезного не даёт. Взгляд бегает по квартире, в надежде зацепиться за что-то, что требует немедленного вмешательства. Помыть посуду? Нет, осколки в раковине нуждаются не в мойке, а просятся отправиться в мусор. Приготовить ужин? На столешнице остывают две открытие коробки с пиццей, к которой они толком не притронулись. Пройтись до выключателя и наконец-таки включит свет? Это не займет много времени. Которкостриженный парень в телевизоре предлагает сделать паузу и скушать twix – ну, такое себе, если честно.

Оливер улавливает её блеклую панику и спешит подняться следом, Дина виновато пожимает плечами. Прости, друг, но я сейчас себе, кажется, не хозяин.   

- Ты говорил, что можешь поточить ножи? Это было бы очень кстати, наверное. Давай… Давай попробуем навести здесь порядок? Сходим за продуктами, я поставлю чай… Хочешь, могу сделать яблочный пирог? Он очень хорошо сочетается с мороженным и мы засядем за сериал. Не бойся, с готовкой у меня лучше, чем с зельями, правда. Наверное, это будет правильно.

Не дожидаясь ответа, она стремится к кухне и выдвигает верхний ящик, в котором хранятся столовые приборы. Движение получается излишне резким и Дина едва успевает отскочить в сторону, когда колесики ящика срываются с пазов и тот ухает на пол, подчеркивая своё падение обиженным звоном вилок, ложек и прочей ерунды.

- Блядство, - с чувством говорит ведьма и снова приседает на пол – Хейз тут как тут спешит помочь косорукой подруге. Брекенридж понимает, что он слишком хороший для того, чтобы выслушивать всё это дерьмо или возится с недоразумением магического рода. Мозг тутже вешает маркировку – ей очень и очень стыдно – но само ощущение стыда не приходит.

- Сегодня я встретила его в паре кварталов от своего дома. Свернула в подворотню, думала, что он не полезет и опять ошиблась… Понимаешь, я не должна была его убивать, но этот сукин сын… Да, знаю, это только слова, но нужно было видеть эту его гнусную ухмылочку и взгляд для того, чтобы понять, к чему всё это приведёт. Когда он полез… Это был рефлекс, я не думала что сверну ему шею, а потом… Потом было очень сложно не продырявить его брюхо в нескольких местах.

Она вспоминает, что на полу в ванной всё еще лежат окровавленные джинсы и блузка. Буквально видит их перед глазами и становится тошно. Цепляясь за край столешницы, пытается встать.

- Черт, Олли, они ведь именно этого и ждали! Рассчитывали на это и я, блять, не подвела, - толи шипит, толи шепчет иная и отрицательно качает головой, как бы говоря «тут все категорически не в порядке, так быть не должно», - не знаю, чего мое освобождение может стоить двору. Вряд ли хаоситы будут просить расширить квоту лицензий. Боюсь, им нужно не это.

+2

10

Слова про уговор практически не удивляют. Дело даже не в том, что мир – место полное несправедливости (все не так однозначно, Оливер это знает, но кому от этого сейчас может стать легче?), а в задействованных лицах. Он смиренно поджимает губы, смотря на выпрямившуюся девушку – Хейз не уверен, что хочет знать суть. Вряд ли там будет что-то, что хоть как-то приукрасит ситуацию позитивной краской.
Инкуб едва вздрагивает от хватки, но руку не вырывает – это даже близко не тот дискомфорт, который ему было бы трудно стерпеть. Куда больше удивляется резко взбодрившейся и активирующейся Брекенридж, пусть надежд на чудесный духовный подъем не строит, ждет хоть каких-то намеков на то, что та собирается делать, но улавливает лишь неразборчивый и мечущийся взгляд. Спросить тоже не успевает.

– Нож поточу, – смотрит на неё с долей осторожности, но все-таки сбрасывает с себя оцепенение. Он не знает, стоит ли просто усадить Дину и попытаться успокоить или дать ей возможность как-то привести все вокруг себя в порядок (зато он знает, что это помогает собраться с мыслями и упорядочить все в голове), и принимает решение дать роль рулевого – отобрать инициативу будет сейчас весьма жестоко.

– И за продуктами сходим, – продолжает Хейз, встрепенувшись, и подбирает бутылку с пола на ходу, спеша за Диной, – знаешь, пирог я пытался приготовить лишь один раз в жизни и вышло грустно, но…

Договорить не успевает – грохот и раздавшийся следом звон металла бесцеремонно перебивают инкуба, на пару секунд застывшего на месте. Продолжать уже не решается – отставляет бутылку в сторону, подходит к Брекенридж, сначала вставляет выпавшую от удара дверцу ящика назад в пазы, затем раскладывает столовые приборы, заодно обнаруживая среди них небольшую точилку для ножа – сойдет на данный момент, при первой возможности подарит ей нормальную – и пусть не смотрит на Дину, но дает понять, что продолжает слушать.

Вот как.

Хейз думает про себя, что на её месте не смог быть столь благоразумен. Только это не спасает Донни, а Оливер уже не удивляется. Поднимается с ящиком в руках, одним движением вставляя в зияющий темнотой разъем и заталкивает назад.

– Дина.
Оливер оборачивается к ней, прислоняясь бедром к столешнице и упираясь в неё одной рукой.
– Не оправдывайся передо мной. От меня ты не получишь выговора или осуждения. Я могу разве что похлопать тебя по плечу, если тебе, конечно, станет от этого легче.

Он хочет как-то улыбнуться, приободрить её хотя бы так, но не выходит. Возможно, оставаться в полной серьезности сейчас на редкость лучше, чем пытаться снизить градус ситуации (Хейз не знает даже, каким способом это вообще сейчас можно сделать – и стоит ли).

– Ему развязали руки. Он напал на тебя и сделал бы это еще раз, потому что ты бы ему ничего не сделала. Он так думал. Возможно, не причинил бы сразу вреда – играл бы на твоих нервах, накручивал бы их на кулак одним своим присутствием. И ухмылкой, конечно.

Хейз тихо выдыхает, несколько секунд изучая профиль девушки, прежде чем продолжить:
– Ты могла бы рассчитывать, что он, наоборот, успокоится. Не будет лезть настолько, потому что отчасти Донни оказался круглым дураком, посчитав, что сам не будет лишь деталью их плана. Думал, что стал королем и может пойти дальше, а оказался пушечным мясом.
Кажется, его слова рискуют сейчас лишь сделать хуже. Оливер хочет верить, что нет.

Донни, видимо, действительно оказался той неожиданной фигурой, которая резко пошла вопреки правилам. И им понравилось. Только не учел, что таких непредсказуемых долго безнаказанными не держат.
– Вряд ли Эдгар не понимал этого и не учел этот вариант событий. Мы можем бесконечно долго гадать, что потребуют хаоситы, но возникшую проблему решать не тебе, потому что не ты – я не про твою фамилию, не про твою семью, – он отстраняется от столешницы, обходит Дину, забирая рядом стоящую бутылку и убирает её назад в холодильник в надежде, что у джина получится пролежать тут дольше положенного в оставленном виде.

– Не ты, – он повторяет еще раз, закрывая дверцу, – создала эту самую проблему.
А стала лишь средством для этого.

Это звучит грубо даже в голове, поэтому Оливер не произносит вслух. Грубо, отвратительно и обидно, и он знает, что Дина сама понимает, к чему он все это сказал. И как бы больно не было, боль сейчас не уйдет – она вряд ли уйдет через неделю, месяц, годы – но, возможно, хотя бы немного отступит груз ответственности, который несправедливо лег на плечи ведьмы.

– Ты все еще в настроении делать пирог? – Уточняет Хейз, посмотрев на Дину с легкой улыбкой.

Отредактировано Oliver Hayes (2018-12-06 01:08:30)

+2

11

- Но мной её разыграли, как по нотам, - печально констатирует ведьма и выставляет руку вперёд, ясно давая понять, что дискуссии на этот счет бессмысленны. Кажется, они оба прекрасно понимают, что это правда и знают, что спорить с ней  - дело неблагородное. Дина кивает, точно китайский болванчик. Интенсивно, даже можно сказать с остервенением, но чему именно она говорит "да" совершенно не ясно.

- Только если ты со мной, - выходит как-то по детски. Дина впервые смотрит на Хейза с некоторой жалостью во взгляде. Сколько бы не бежала от доли побитой жизнью собаки, всё равно нутро прорывается наружу. Пускай и на секунду. Ведьма утирает нос ладонью и спешно добавляет, отдавая голосу весь возможный запас бодрости, - надо, наверное, одеться, да? Там, - Брекенридж показывает на окно, - холодно?

И не дожидаясь ответа на столь нелепый - впрочем, всё её поведение можно сейчас охарактеризовать этим словом - вопрос, запинаясь в не самых длинных ногах, спешит к платяному шкафу. Вытягивает из его дебрей длинный полосатый шарф с нью-йоркской распродажи, шапку с помпоном, перчатки. Небрежно цепляет всё на себя - только перчатки прячет в нагрудный карман - по пути достает шерстяные носки и напяливает их на босые стопы прямо на ходу. У входа в квартиру опускает на плечи аляску и ныряет в грубые мартинсы.

- Что-то не так? - отвечает на смущенный взгляд друга и, хоть и оглядывает себя, причины замешательства не видит. Меняет шапку - может, всё дело в ней? -  на кепку и открывает дверь, давая команду "на выход". Под полами застегнутой куртки виднеются худые коленки. Закрыть дверь на ключ получается с первого раза, ей даже не приходиться просить Оливера о помощи - достаточно просто приложиться плечом и несколько раз толкнуть. Дина сжимает связку ключей в ладони и кивком головы подгоняет инкуба мол, ну же, давай, продукты сами себя не купят. Косые взгляды консьержки ведьма игнорирует, как игнорирует и щиплющий за коленки мороз. Не февраль, стоит признать, но и она не под октябрь одета. С губ срываются крошечные облачки пара.

- Ты же знаешь, что нужно? Ну, я имею в виду, для пирога? Я помню про муку, сахар, яйца... Яблоки, разумеется. Вообще, в семье обычно готовит мама, она в какой-то момент прямо-таки повернулась на кулинарии. Ну, знаешь там, штрудели всякие, булочки и маффины и панкейки. Когда это только началось, поверь, это был какой-то кошмар, - губы дрожат и преломляются в улыбке. Дина смотрит на Оливера из-под капюшона, который тот натянул ей чуть ли не до самого носа и оставляет без внимания то, что он, как маленькой, поправляет шарф, - больше всего доставалось отцу. Мы с Вики до сих пор удивляемся тому, как на нём не трескался костюм после очередной порции добавки. Если он когда-нибудь станет тем отчитывать, просто представь, как верховный инквизитор не может сказать своей жене "нет" и давится третим куском соленного брауни. Но это между нами, о'кей? Да не смотри на меня так - не отравлю. Давай, заходи.

В маленьком магазинчике дядюшки Тао на углу барахлит неоновая вывеска "открыто". Гудит, то и дело "моргает", но со своей задачей - обозначить вход - справляется. Стоит им войти, как маленький колокольчик над дверью туте обозначает приход посетителей и старый китаец спешит из подсобки. Дина кивает мужчине и торопится к стеллажу с продуктами. Оливер бурчит себе под нос что-то вроде "может возьмем замороженный и просто разогреем?", но ведьма отмахивается и хмурит брови.

- Я же сказала, что не отравлю, что ты как ребёнок, Хейз. С яблочным паем у меня еще никогда не было осечек, правда, - и с видом человека, знающего дело, она сгружает рыжему в охапку брикеты с мукой и сахаром. Выуживает из корзинки яблоки по-приличней, ищет взглядом стенд с приправами. Уже на кассе вспоминает, что оставила кошелёк дома. Дядюшка Тао вздыхает, пытаясь понять, как ему поступить - покупки уже собраны в бумажный пакет и судя по выражению на его лице, старику крайне лениво доставать их обратно.

- Запишите на мо счет? Я завтра занесу. - с надеждой спрашивает она и пытается изобразить на лице самую милую улыбку. Быть может, не выгляди они оба как два наркомана, мужчина попытался бы им поверить. Он ворчит что-то о том, что его магазинчик это не какой-то там бар, что здесь так не принято, но забирать пакет из рук Хейза не торопится. Дина толкает друга локтем в бок, и не сводя взгляда с владельца, говорит, - на счет три. Три!

Если до этого их поход за продуктами казался нелепым, то последующий далее побег из магазина был и вовсе абсурден. Всё-таки хорошо, что Оливер иногда понимал Дину без слов.

+2

12

[indent] Он только грустно улыбается, подтверждая и без того не самые позитивные слова Дины. Красивые речи о том, что так устроено мироздание, она еще успеет выслушать, как и философские размышления о тех, кто нагибает, и тех, кого нагибают. На словах все красиво делится на черное и белое, в реальности же все выглядит совсем иначе.
[indent] – Куда тебя оставлю-то, тем более, с пирогом.
[indent] Оливер подхватывает эту маленькую игру, в которой один инкуб и одна ведьма решают небольшие бытовые вопросы, не задумываясь о том, какие скелеты вот-вот рухнут из их шкафов. Можно обвинить их в трусости или в побеге от действительности, но с осуждающими у Хейза разговор был бы коротким, соберись они здесь все. Нельзя все время заглядывать в бездну, иначе она начнет смотреть в ответ – это касается куда больших вопросов, если плотно задуматься. Бездна отчаяния и боли будет опаснее многих. Иногда от неё действительно стоит отвернуться.
[indent] – Мне нормально так, но тебе стоит одеться потеплее…
[indent] Частично опустошенные, частично наполненные своими думами, оба просто потрясающе разыгрывают новую пьесу по более простым и менее травмирующим мелодиям. Они делают это, кажется, даже не для самих себя, а друг для друга. Это лучше, чем сеанс бездарной психотерапии.
[indent] Он натягивает куртку, оставляя не застегнутой, и замирает на шнурками ботинка, когда видит Дину.
[indent] – Нет, все в порядке… Но потеплее я имел ввиду другое. Впрочем, магазин рядом.
[indent] Разговоры о пироге удивительно расслабляют. Хейз, игнорируя взгляды прохожих так же успешно, как всю жизнь до этого, на полном серьезе задумывается об ингредиентах, пока Дина продолжает рассказывать про быт своей семьи. В начале их дружбы ему еще было диковато слушать какие-то истории про того же Иэна, раскрывающие его немного с непривычной стороны, но Оливер умело держал лицо, а перед магом виду не подавал – ну, кому понравится, когда его авторитет роняют после очередной истории в духе не влезающего Брекенриджа в костюм из-за кулинарных изысков его супруги? У них был свой закрытый мир, куда Дина посвящала его лишь, как друга, и инкуб даже мысли не допускал использовать это как-то в свою пользу. Как минимум, несмотря на прошлые отношения, у них с Иэном не было никаких конфликтов в настоящем. Да и доверие Дины терять не хочется.
[indent] – Выпечка не мое, да и мне, правда, проще зайти и купить что-то по желанию, чем отмывать кухню от своих творческих кулинарных порывов. Может, в интернете посмотрим?
[indent] Оливер никогда не пытается убежать от собственной сущности (это тяжеловато, когда ты с сознательного возраста эту самую сущность полностью принимаешь), поэтому не уверен точно, так ли выглядят со стороны простые люди, которые не знают о Дворах, об иных, о том, что в любой момент из тени может выйти кто-то, кто заберет прохожего, соответствуя выданному приказу.
Бегая взглядом по магазину, Хейз не сразу замечает, как в его руках появляется все больше продуктов – брать корзинку исключительно для слабаков, он в алеф зря шли, раз жонглировать не умеет? – и на всякий случай предлагает обойтись чем-то наполовину готовым. Там и пицца ведь еще есть.
[indent] Предложение не принимается. Оливер наигранно тяжело вздыхает, закатывая глаза, и отходит за корзинкой, потому что вряд ли рассыпанная по полу мука стоит того, чтобы они её тут полночи убирали. Да и если Дина случайно отравит, то вряд ли чем-то, с чем его регенерация не справится.
[indent] Подобная суета приятно и действует положительно. Хейз хочет верить, что пирог занимает сейчас чуть больше мыслей девушки, чем случившееся.
[indent] Конечно, он ничуть не удивляется тому, что Дина оставила бумажник дома. У него есть деньги и карточка, но суть ведь совсем не в этом. Он обязательно занесет оплату с утра, когда уйдет, пока девушка будет спать, утомленная разговорами на поверхностные темы, едой и сериалами, и попросит прощения за этот маленький инцидент – старик не виноват, что у кого-то сегодня выдался своеобразный вечер, где подобные шалости физически необходимы.
[indent] Уже бредя по улице, когда магазин остался позади, Оливер чуть отстает от неё, придерживая пакет плотно к груди. Дина выглядит сейчас слишком беззащитно для этого весьма враждебного мира, пусть Хейз знает – даже без Нуаду при себе она сможет всегда за себя постоять.
[indent] Он уверен, что она справится. Пойдет вперед, пряча свои шрамы от окружающих, как и любой другой, возможно, никогда не забудет, но и не зациклит на этом всю свою жизнь. Это все случится позже, а сейчас ему предстоит помочь ей сделать пирог (или выкинуть итог совместной работы в мусорку, решив остановиться на пицце), заварить им чай (к черту спиртное, оно не поможет решить проблемы, а только позволит временно уйти от реальности) и хотя бы подобными вещами внушить веру, что её жизнь идет дальше. И кто, как не она, с этим справится?

+2


Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » игровой архив » как говорят — «инцидент исперчен»


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно