|
throat full of glass
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться12018-11-03 02:06:05
Поделиться22018-11-03 22:22:32
Иэну кажется, что он открыл новый закон грамматики. Или синтаксиса. Или лингвистики. В дефинициях подобного рода он не силен. Зато точно знает, что предложений, в которых одновременно фигурируют имена Дины и Эдгара, и за которыми следуют исключительно приятные новости, в природе не существует. Например: «Эдгар одолжил Дине машину для уроков вождения». Или вот: «Дина услышала, что Эдгар инкуб, иди сам объясняй пятилетнему ребенку, что это такое». И уж тем более: «Эдгар поехал за Диной, потому что она...». Продолжение можно придумать самостоятельно, но Иэну не приходится.
Лицо вытягивается по мере получения огромного количества новой информации. Суть сводится к тому, что «сейчас всё, вроде, в порядке». Иэн смотрит волком, но молчит — секретарша-то в чем виновата. Кроме того, что могла бы и позвонить в самом начале этого кордебалета, а рассказывать об итогах.
Иэн отсылает ее и некоторое время разглядывает письменную копию доклада. Всего несколько строчек, а желания биться головой о стену вызывает не меньше, чем полное собрание сочинений Марселя Пруста.
Дина устало отвечает, что с ней все хорошо, что пальцем ее не тронули, без всякого энтузиазма обещает рассказать все при встрече и отключается, сославшись на необходимость отоспаться. Звук ее голоса успокаивает ровно в той мере, что Иэн готов ждать несколько часов до личного разговора. Самостоятельно решить задачку, в которой одновременно фигурируют Дина и Донни, у него не выходит, с какой стороны ни подступись. Решил напасть на дочь инквизитора, который щелкнул его по носу – назовем это так – энное время назад, но не рассчитал сил? Попался на какой-то херне, и получил по заслугам?
Мохнатого уебка Иэну не жалко совершенно, но ситуация вызывает столько вопросов, что вытряхнуть его из головы не получается. Что такого ценного в перевертыше пятого уровня, что из-за него хаоситы задерживают инквизитора законников, что о его судьбе печется лично принцесса, и печется настолько, чтобы привлекать к этому еще и Эдгара?
(уточнение к закону: в предложениях, где фигурируют Дина, Эдгар и принцесса, совершенно точно не скрывается ничего хорошего)
К Эдгару и решает наведаться, чтобы не впасть в кататонию от растущего в геометрической прогрессии количества вопросов.
— Правда, что ли, — без тени вопросительной интонации отзывается на «он еще не приехал» от кого-то из девочек из приемной. В кабинете, впрочем, на всякий случай даже под стол заглядывает — надо же, не обманули.
Ни в чем себе не отказывает, усаживается в эдгарово кресло — не трон же, в конце концов. Выравнивает карандаши в подставке. Вытягивает один, из вороха бумаг (принц очень активно трудится, сразу видно) достает листок, в задумчивости закусывает кончик карандаша.
К моменту, когда Эдгар все-таки соизволяет прийти на работу, на листе мелким почерком красуется «Ваше величество, ты...», но в меру подходящее к ситуации продолжение Иэну за все время ожидания так и не удается придумать.
— Слушай, — с определением субординации у Иэна тоже не очень, но из-за стола все-таки поднимается, подходит ближе; смотрит оценивающе, но считает за благо оценку оставить при себе. Жив и без видимых повреждений всего Эдгара — такой расклад его пока более чем устраивает.
— Спасибо, — прислоняется бедром к столу, руки складывает на груди — и нет, вовсе не держит самого себя, чтобы не начать выкатывать претензии вперемешку с требующими немедленного разрешения вопросами. — Правда, спасибо, что Дина сейчас спит дома, а не торчит у хаоситов. Что съездил и все уладил. Один, правда, съездил... — Иэн поджимает губы и переводит дыхание; следить за интонацией оказывается сложнее, чем хотелось бы.
— Я нихрена не понял, честно говоря, зачем это вообще потребовалось, — полный рассказ ему обещала Дина; версию Эдгара ему бы тоже хотелось услышать, но с него, в отличие от нее, именно что требовать как-то не с руки. — Но смотри, что успел придумать: сейчас мы сходим к Кроуфорду. Ты дашь добро, а я лично отберу тебе ребят в охрану. Не хочешь вызванивать меня — окей, тебе виднее. Но один ты на такие встречи тоже ездить не будешь.
Осекается, соображая, что речь далеко ушла за пределы благодарственной. Делает несколько шагов к двери, глядит на Эдгара, больше ничего не прибавляя, но и давая понять, что в гордом одиночестве выходить из кабинета не собирается.
Поделиться32018-11-05 04:28:00
Хочется закричать и не останавливаться до следующего вторника. Эдгар сжимает в пальцах горлышко бутылки и ходит туда-сюда по первому этажу, словно потерял что-то и никак не может найти. Бессмысленным взглядом одаривает скупую обстановку спальни. Выходит в гостиную и почти сразу возвращается — окна давно заменили, обои переклеили, а ковер перестелили вместе с полом, но находиться там, где истек кровью и сдох, как псина, почти физически неприятно. Может быть, стоит продать дом и переехать; или просто переехать, благо что в деньгах он последние годы точно не нуждается.
И почему только до сих пор этого не сделал.
Часы показывают три двадцать. Эдгар делает глоток, очень удачно остановившись перед зеркалом в ванной. Удачно, потому что в следующий момент уже выплевывает виски в раковину. Содержимое бутылки выливает следом, скривившись от отвращения; совсем не думает о тех, что ждут своего часа на полке — все мысли заняты Рейган. Точнее, тем, что ему рано или поздно придется ей сообщить.
Остается только догадываться, кому она захочет свернуть шею в первую очередь, когда узнает о случившемся.
Порог собственного кабинета переступает в начале одиннадцатого. Ни капли не удивляется, когда навстречу из кресла поднимается Иэн: чего-то подобного и ждал, причем намного раньше — стоит разве что оценить терпение Брекенриджа, который любезно подождал с вопросами до утра, а не заявился к нему в дом еще до рассвета. Увы, на вербальные проявления благодарности Эдгара не хватает; он невольно отворачивается, словно надеется, что вполоборота его физиономия будет выглядеть поприличнее; отводит в сторону взгляд.
И удивляется, когда вместо допроса с пристрастием слышит что-то про Вергилия и охрану.
— Стой. — голос звучит глухо и тускло. Вместо того, чтобы обернуться к Иэну, направившемуся к двери, он шагает вперед; опустив голову, опирается ладонями на столешницу.
Возможно, Рейган не успеет свернуть ему шею просто потому, что глава инквизиции сделает это раньше.
— Линарес напал на Дину. В сентябре. Она и в Яму за ним сунулась, чтобы прикончить. Не захотела доводить до суда. Потом... — уголок рта нервно дергается, стоит вспомнить о том, что он не просто промолчал в тот раз: солгал. Вместо того, чтобы признаться, чего от него на самом деле потребовала принцесса за убийство одного из своих — что-то там невнятно прохрипел о будущей услуге.
Мог ведь сдать Дину с потрохами, сразу рассказать о перевертыше и о том, что им пришлось снять с него все обвинения.
Мог и не стал.
— Адония знала, что я прикончу того вампира. Специально оставила его в клетке, а потом поставила условия: или Линарес остается на свободе, или меня будут судить за убийство, — теперь, когда он произносит это вслух, оправдания звучат особенно жалко. Испугался за собственную шкуру. Пошел на поводу у хаоситки. Думал, что легко отделался, идиот.
— Я запретил Дине к нему на милю приближаться. Объяснил, как смог, что нам нельзя его пальцем тронуть... пока что. Черт, да если бы она меня послушала, то максимум через полмесяца получила бы его шкуру, скатанную в рулончик. Если бы послушала, ага. Она его прикончила. Вчера. И сразу же попалась — ставлю на то, что ее там ждали всей компанией и с попкорном.
Эдгар, наконец, поворачивается; сгорбившись, садится прямо на стол и малодушно смотрит то на кремовый ковер, то на стрелки брюк Иэна — тонкие и острые, наглаженные так, словно ими можно перерезать вены.
(отвлеченные суицидальные сравнения в последнее время приходят в голову все чаще и чаще)
— Принцесса предложила отозвать обвинение, если мы закроем дело об убийстве наших. Я согласился, — до тех пор, пока не раздается хруст дерева, он даже не понимает, с какой силой стискивает побелевшие от напряжения пальцы на краешке стола.
Поделиться42018-11-06 01:46:02
В том, что Эдгар — двоечник от инкубьей породы, и до того сомневаться не приходилось. Возможно, именно поэтому в конечном итоге им и удалось подружиться: слишком уж сильно при ближайшем рассмотрении он не соответствовал набору стереотипов, уготованному Иэном для суккубов и инкубов.
(тех, кто в полной мере соответствует этим самым стереотипам, можно найти разве что в «кримзоне», и то строго в рабочие часы, но кого это волнует)
Однако Иэн не может вспомнить, когда в последний раз видел его в настолько отвратном состоянии, практически ходячей иллюстрацией к поговорке про сивку и горки. Провести ночь, а то и две без сна инкуб первого уровня способен, не поведя и бровью — проблема явно не в ночном рандеву с принцессой.
Иэн очень хочет спросить, когда Эдгар жрал что(кого)-нибудь, кроме алкоголя, чей запах ощущает, несмотря на попытки отвернуться. Он даже почти спрашивает, да только говорить они начинают одновременно.
— А ты... Линарес чегооо? — мысли о самочувствии друга ненаглядного выметает, будто и не было; Иэн открывает и закрывает рот, точно из помещения резко выкачали весь кислород; клацает челюстями, после чего их, кажется, сводит судорогой на ближайшие несколько месяцев. Дышит и впрямь чаще, была бы охота концентрироваться – ощутил бы и это, и ускорившийся пульс: подстегнутое адреналиновым коктейлем из страха и злости сердце выбивает дробь с внутренней стороны ребер.
Ощущает только желание содрать с вечно щерящегося ублюдка шкуру так, чтобы не пропустил ни секунды из увлекательной программы. Знает даже парочку способов помочь ему оставаться в сознании до конца сеанса. Жаль, конечно, что Дина его уже отправила на тот свет...
От новой волны страха его едва не тошнит; слишком живо представляет, как могут аукаться последствия его работы. Карина зачастую возвращается домой в одиночестве. Виктория порой загуливается чуть ли не до самого утра. Дина... Еб твою мать, Дина. Идея купить первый попавшийся бункер на случай атомной войны и оформить его под милое семейное гнездышко кажется вполне здравой.
— В сентябре, — если информацию про Яму он еще худо-бедно воспринимает, то всё остальное сознание, видимо, временно фильтрует в целях сохранения психического здоровья. — Эдгар, в сентябре. А че сейчас сказал? А че не на следующее Рождество? А, Эдгар? — игнорирует треск столешницы; стандартные мысли о разнице в грубой физической силе голову даже не посещают. Подбирается ближе, отпинывает куда-то в стену мешающийся под ногами легкий стул для посетителей. Несколько секунд сверлит взглядом самое темечко — удивительно только, что дым идти не начинает.
— А? Скажи, что забыл? — шумно — показательно — тянет носом воздух и чуть кривится; безадресная злоба затапливает разум окончательно, не дает времени определиться с правыми и виноватыми. Не дает времени вспомнить, что сам, в общем-то, раздразнил перевертыша.
(зато оставляет его достаточно на фантазии о том, что может сделать с оставшейся стаей; сознание рисует увлекательные картины одну за другой, можно смело ставить рейтинг nc-17 несмотря на отсутствие обнаженки)
С невнятным рыком выдыхает сквозь сомкнутые зубы, наворачивает круг по кабинету. Испытывает острую потребность в деструктивных действиях и, прежде чем отдает себе в этом отчет, превращает вновь попавший под ноги стул в переплавленный комок металла и пластика. Морщится снова, уже от едкого запаха. Для верности до боли сцепляет ладони. Рискует нарушить кровообращение в кистях, но думать становится проще, пусть и самую малость.
Пересказ минувшей ночи, наконец, догоняет. Иэн мнет руку в руке, стоит вполоборота и мертво пялится в какую-то точку в углу кабинета; голос звучит не сильно живее:
— А еще новости будут? Кроме того, что мою дочь избили и подставили, а мне теперь закрывать дело о том, кто угрохал моих же ребят? Ты не стесняйся. Вдруг есть еще какие-то несущественные, на твой взгляд, детали, – оборачивается; глядит не мигая.
Думает: поможет ли Эдгару хороший удар по лицу перестать сидеть бледной, а оттого и раздражающей копией самого себя.
Снова делает шаг ближе.
Поделиться52018-11-07 06:56:57
Потеря единственного в кабинете стула его не расстраивает. Стол, в принципе, тоже не жалко: Эдгар долгим бессмысленным взглядом смотрит на треснувшее под пальцами дерево и меланхолично думает о том, что по итогам размолвки придется частично обновить офисную мебель. Или целиком — если Иэн не успокоится в ближайшие несколько минут.
— Если бы я рассказал, ты бы ее в подвале запер и без сопровождения в магазин за хлебом не выпускал еще лет двадцать. Я дал ей возможность решить проблему так, как это сделал бы любой нормальный инквизитор. Она не справилась, и да, это моя ошибка, — не оправдывается, просто констатирует факт: кредит доверия, выданный младшей Брекенридж на основании неведомо каких заслуг, исчерпан с лихвой, просрочен и подлежит немедленной выплате с набежавшими процентами.
— Ты был прав, когда говорил, что ей слишком рано давать эту работу, — не договаривает, что Дину и впрямь лучше держать в подвале, пока мозги не встанут на место, хотя подразумевает именно это. Злится в первую очередь на себя — повелся на девчачьи попытки самоутвердиться и что-то кому-то доказать; решил дать шанс, как в свое время Рейган, да не учел, что Дина — не Рейган вовсе, а наивное тепличное растение. Излишне обожаемое, избалованное и совершенно, совершенно непригодное для полевой работы. Ей бы в кабинете сидеть, перебирать бумажки, составлять отчеты, заниматься аналитикой и расчетом средних температур по больнице.
Пожалуй, это Эдгар может организовать хоть сейчас.
— И да, мы не закрываем расследование. Я... придумаю, как все уладить, если никто больше не будет подставляться и вынуждать меня идти на сделки с принцессой. Мы ей и без того уже должны больше, чем США кредиторам, и это за месяц, — поднимает голову, впервые за все время глядя Иэну в лицо (и все равно — не в глаза).
Что еще он может — или должен — ему сказать? В красках поделиться тем, как избавлялся от тела Эрин? Поныть, что последний раз засыпал без таблеток несколько недель назад? Попросить, чтобы Брекенридж его по голове погладил и пообещал, что все будет о'кей?
(прежде, чем что-то ляпнуть, спроси себя, кому от этого станет лучше)
(то-то же)
— Мне очень жаль, — говорит вполне искренне, но испытывает, все-таки, тень облегчения из-за того, что Иэн не требует подробностей того, что именно Линарес сделал с его дочерью. Все еще надеется, что говорить об этом не придется вовсе. Или, как минимум, не ему.
Поделиться62018-11-10 19:38:17
Останавливается буквально в паре шагов, когда Эдгар заговаривает. Уверен, что вполне успешно изображает преувеличенно живой интерес к услышанному, хотя на лице читается только неприкрытое you don’t say.
Разумеется, запер бы. Разумеется, не выпускал бы. С высоты двухсот пятого года жизни что двадцать девять, что сорок девять кажутся равно смешным и несерьезным возрастом для взрослой жизни. По крайней мере, в мире иных и уж тем паче – со всеми нюансами жизни в непосредственной близости от Двора.
Иэн клонит голову набок и нехорошо щурится, пытаясь поймать взгляд Эдгара. Впервые за долгое время не понимает, какой логикой он руководствуется и руководствуется ли ею в принципе. Снова подмечает и покрасневшие белки глаз, и общую помятость в целом. Впервые же за долгое время прикидывает, поможет ли взгляд глаза в глаза хоть сколько-нибудь облегчить понимание.
Ни к какому определенному выводу так и не приходит.
– Давай только без этого, — отмахивается и кривится, словно от резкого приступа зубной боли. – Что с тобой вообще происходит? На Дину нападают, а ты молчишь. Окей, может не до конца понимаешь, что для меня это... - прерывается на короткий вздох, проглатывает окончание заведомо неподходящей к ситуации фразы, неявный стыд за которую ощущает даже на взводе. Быстро и почти суетливо продолжает, будто в попытке перекрыть предыдущую, не до конца прозвучавшую мысль.
– Но ты-то почему не настоял на суде? - на письме обращение можно было бы выделять красным, как в летописях; Иэн неосознанно подходит ближе. — Нападение на инквизитора, мы бы нашли за что по закону с него шкуру снять, а не нашли, так я бы придумал. И вообще, почему Дина тебе... - Иэн осекается, точно налетает на какое-то препятствие. Взгляд переводит куча-то за плечо Эдгара. Вспоминает последние пару месяцев, на протяжении которых дочь видел едва ли не каждый день. И ни в один даже не подумал поинтересоваться самочувствием. Ни в один не заметил каких-либо отклонений от нормы.
Великолепный муж, внимательный отец, заботливый глава семейства. Неплохой такой друг, если по последним актуальным данным. Образец для подражания, иначе говоря.
(ушат воды на огонь)
Иэн молчит добрую минуту, прежде чем находит верный, как ему кажется, вопрос.
– Ей сильно досталось? — голос звучит на порядок тише и спокойнее, пусть и не до конца естественно; простой — по форме, не по сути — вопрос порождает непрестанно множащееся дерево разнообразных «почему?».
Их полный список можно оформлять в анкету и заполнять на протяжении нескольких суток с краткими перерывами на сон и еду.
Оглядывается, как будто с некоторым удивлением отмечает испорченную мебель, невнятно пожимает плечами – ничего, постою.
Не сразу находит место рукам; в итоге складывает их на груди и как бы невзначай снова пытается заглянуть в глаза. Впрочем, стоит отдать Эдгару должное – за сотню с лишним лет он выучился избегать прямого взгляда так, что впору проводить платные мастер-классы для неофитов.
Поделиться72018-11-12 08:23:30
Каждая новая фраза — груз, опускающийся ему на плечи. Придавливает к полу, заставляет склонить голову, ссутулиться, согнуться; стать как можно меньше и либо исчезнуть, либо провалиться на этаж ниже. Эдгар умеет отдавать своим поступкам отчет. Дохренища других вещей — не умеет, но вот с этой справляется лучше, возможно, чем хотел бы сам. И знает, почему пытался прикрыть Дину, тоже лучше, чем стоило бы; ни симпатией к ней, ни жалостью не мотивированный.
— Она не хотела доводить до суда, — повторяет второй раз, как бессмысленная китайская игрушка. Говорит правду в той же мере, что и лжет: желания Дины готов учитывать ровно до тех пор, пока они ничего не решают. С улыбкой терпеть капризы пятилетней малявки? Пожалуйста. Руководствоваться девичьими просьбами, взамен рискуя и своей шкурой, и своими людьми? Черта с два.
Иэн должен это понимать, но придумать другой, полностью правдивый и при этом далекий от истины ответ, у Эдгара не получается.
Наступившую тишину не прерывает, как до этого не мешал Иэну лихорадочно наматывать круги по кабинету. Сканировать его тоже не пытается, даром что не идиот: полностью изменившуюся пластику тела видит своими глазами, и пока еще не оглох настолько, чтобы перестать улавливать интонации. Молчит, застывший в одной позе, как насекомое в янтаре; ждет и позволяет собраться с мыслями, старательно отводя взгляд в сторону — почти уверен, что Брекенридж не решится на взор, но все же перестраховывается. В чужую душу заглядывать хочет едва ли не меньше, чем открывать свою.
— Ничего такого, с чем не справилась бы пара капель вампирской крови, — вновь отвечает безукоризненно честно, при этом не отвечая вовсе. Последняя уверенность в своей правоте растворяется в напоенном напряжением воздухе. Эдгар вынужден признать хотя бы мысленно: скажи он обо всем сразу, и большей части последствий им, вполне вероятно, удалось бы избежать одновременно с казнью ублюдка Линареса. Официально выдвинутые обвинения, бескомпромиссный суд, отказ идти хаоситам на уступки — и от перевертыша даже пепла бы не осталось.
Не было бы ни скандала с Ямой. Ни договоренностей с принцессой. Ни лишних трупов.
А теперь он даже разозлиться на Дину не может, потому что это все равно что перекладывать ответственность на аквариумную рыбку.
— Я хочу отстранить ее от оперативной работы с концами, пусть идет в аналитику или выдает лицензии, — тускло подытоживает. Особого интереса к дальнейшей судьбе младшей Брекенридж не испытывает: теперь, когда игры в самостоятельность обернулись разрушительными последствиями, воспринимать ее иначе как нежелательный элемент у Эдгара не получается.
(дети — это, конечно, очень мило, но только когда они не путаются под ногами)
Раздражение все-таки поднимается и растет где-то внутри. Кое-что общее у них с Диной, как ни крути, имеется: оба совершенно не хотят посвящать Иэна в свои проблемы. По разным причинам, но тем не менее.
For where much wisdome is, there is also great trauayle and disquietnesse: and the more knowledge a man hath, the more is his care.
Эдгар невесело усмехается.
Поделиться82018-11-20 02:13:55
Не то чтобы Иэна можно назвать отличным провидцем и прорицателем. Однако Иэн убежден почти на сто процентов: даже если он в ближайшие несколько часов будет повторять одно и то же «почему» на разные лады на разных языках, то более конструктивного ответа не получит. Не захотела она, видите ли.
А принц, конечно же, легко и просто идет на поводу у малолетней магички и не видит в этом ничего плохого. Иэн, конечно, знает, что Эдгар хорошо относится к обеим его дочерям. Но как-тоникогда не думал, что однажды придется делать оговорку, мол, ну не до такой же степени.
– Пара капель, - отзывается эхом, сам себе кивает и недовольно поджимает губы; даже не старается выглядеть хоть сколько-нибудь менее скептично.
Вампирская кровь и впрямь неплохой выбор, Иэн не спорит. В тех случаях, когда пациент рискует закончиться прямо на месте – так вообще отличный. Но едва ли хоть кто-нибудь стал переводить ее на пару синяков и тройку царапин. В конце концов, есть целый медблок с оравой спецов, на которых Эдгару достаточно выразительно взглянуть, чтобы они скооперировались и кого угодно залечили на сто два процента.
И все равно – вампирская кровь?
– Я изначально говорил, что не надо ее брать. Но ведь: «Она уже не ребенок, Иэн; хватит её опекать, Иэн», - передразнивает, но в интонации в целом попадает более или менее похоже. – Отстраняй. И лет на пятьдесят - бумажки перекладывать, пока она снова не умотала куда-нибудь, - если в первый раз он попытки Дины в инквизиторскую карьеру и прохлопал, то теперь отстранять ее от двора целиком не считает самой лучшей идеей. Пусть лучше сидит под боком и осваивает мастерство укрощения бесконечных бумажных потоков.
А в идеале звонит и отчитывается каждый день, как у нее все скучно и спокойно.
– Но с тобой-то что? Вампирская кровь? Серьезно? Когда детей от кашля в прошлом веке героином лечили, тебя там неподалеку не было? – снова подбирается ближе, разве что руки на стол по обе стороны от Эдгара не кладет, хотя заглянуть в лицо, не дав возможности отвертеться, очень хочет. И не во взоре даже дело: просто по-человечески посмотреть в глаза и, может, понять хоть что-нибудь.
Упорно гонит от себя мысли о том, с чем именно справилась пара капель вампирской крови. Свой подобный опыт хоть и не может назвать неприятным, но переносить его на дочь кажется почти извращением. К тому же к вечеру у него будет возможность побеседовать с ней лично: едва ли разумно отчитывать жертву относительно недавнего нападения, но...
– Скрываешь нападение на Дину. Поишь её этой дрянью. Сам тоже... - рукой отмахивается от недоговоренной фразы. - Идешь на какие-то сомнительные сделки и никого не ставишь в известность. А потом послушно топаешь к этой... принцессе, не поставив в известность даже меня, - раздраженные интонации прорезаются снова, Иэну требуется вдох, выдох и пара секунд, чтобы закончить на порядок тише. – А тебя уже два раза пытались убить. И один раз у них это очень даже хорошо вышло, если ты забыл, – сказываются старые привычки: в неоформленном, несуществующем даже деле об убийстве принца подозреваемые могут быть разве что абстрактные. По крайней мере – вслух.
– Два раза, - для пущей ясности показывает на пальцах и едва удерживается от соблазна повернуть ладонь тыльной стороной. Клонит голову набок, выразительно смотрит сперва на собственную руку, потом на Эдгара. - А ты решаешь прогуляться в гордом одиночестве. Жить надоело?
Поделиться92018-11-28 02:11:13
«жить надоело?»
Эдгар пожимает плечами после короткой паузы — может, и надоело, — и вглядывается в его лицо: не отворачиваться же, в конце концов. От Иэна веет усталостью; той ее терпеливой разновидностью, которой чаще всего заболевают ответственные родители в попытке двадцать пятый раз объяснить непутевому чаду очевидные вещи. Не суй пальцы в розетку. Не облизывай посреди зимы качели (летом тоже не облизывай, дурак что ли совсем). Не ходи к принцессе без сопровождения.
И впрямь очевидные.
Быть в безопасности, значит, застегивать все до последней пуговицы, пока ворот не сомкнется петлей на горле. Десять лет — вполне достаточный срок, чтобы сознательное перешло в разряд вогнанных глубоко под кожу условных рефлексов.
(все эти десять лет эдгар — один, и свои проблемы должен решать сам)
За неимением возможности откатиться к предыдущей версии приходится вспоминать, что предполагает собой полное доверие: фактическое, а не повторяемое устно в попытке убедить прежде всего себя. Друг из него, если так прикинуть, не очень. Что-то среднее между С и D по стандартной пятибалльной шкале. Эдгар слабо представляет, что с этим делать в долгосрочной перспективе; героическое одноразовое самопожертвование ему ближе, чем изматывающая ежедневная работа над тем, чтобы не быть мудаком.
— Ты никогда не думал, что Карина права со всей этой идеей о справедливости? Может, я и не должен спокойно спать по ночам. Может, я и от Адонии-то не слишком отличаюсь, — на самом деле, разумеется, отличается, и едва ли в лучшую сторону: принцесса хаоса, стоит отдать ей должное, абсолютно искренна в своих намерениях, чего об Эдгаре сказать не получается в принципе. Чувство вины возвращается раз за разом; приходит вместе с вопросом, какого хрена он — и вдруг забыл среди законников.
Лицо портлендского двора Порядка — убийца детей. Есть чем гордиться. Хоть сейчас плакаты в печать пускай.
Слова кажутся произнесенными зазря. Если за признаниями и должно было следовать облегчение, то свои долги оно Эдгару простило: он не чувствует ровным счетом ничего, кроме логичного раздражения — механизм вынужденной искренности работает как-то не так, как ему представлялось.
— Эрин, тот вампир из клетки и еще проститутка: три трупа за два месяца. И этого бы не случилось, если бы я все не похерил. В Лондоне, — высказывает, наконец, ту самую мысль, которая беспокоит его больше всего.
В Лондоне их жизнь была не в пример проще.
Целую долбанную сотню лет.
Поделиться102018-12-04 17:06:50
В последний месяц Иэн все чаще думает, что с ритуалом они с Эрин где-то напортачили. Последовательно вспоминает тот проклятый день чуть ли не поминутно. Сравнивает с тем, что смог найти и прочитать по этому поводу после. Раз за разом приходит к выводу, что с их ресурсами они справились идеально. В зачётке по темной магии можно смело выводить «отл», а детали процесса вставлять в учебное пособие. И все же что-то царапает почти всякий раз, когда он смотрит на Эдгара.
Не когда он прикидывается хрупкой азиаткой и идет куражиться с его инквизиторами. И даже не когда добродушно скалится, принимая подарок на триста четырнадцатый день рождения. В такие моменты все идет почти по-прежнему. В остальные Иэну думается, что за несколько часов на том свете Эдгар мог оставить там что-то такое, чего не компенсирует ни время, ни магия, ни самый талантливый целитель.
— Не думал, - отвечает резче и быстрее, чем того требует ситуация. — И тебе не советую. Справедливость? Ты же понимаешь, что по справедливости мне на ближайшем суку висеть, а тебе на соседнем? И дальше что? Какой-нибудь Вергилий в роли принца и крестовый поход на хаоситов? – Иэн кривится, неопределенно взмахивает руками, дескать, сам понимаешь – форменный бред. Не имеют они права на те же представления о справедливости, которая грезится Карине. Им по должности не положено.
И Адонию вообще некстати приплел. Слухи ползут быстро, дурные слухи так вообще расходятся со скоростью лавины, даром что дворы разные. Все в тех или иных красках представляют карьеру Адонии. Прилюдно опускают глаза и метут по полу хвостами – принцесса – но все же представляют. Или Иэну так проще и приятнее думать, черт его знает.
— Не ты голову Эрин выпотрошил, не надо тут брать на себя грехи всего мира, - и снова быстрее, чем надо. Чуть ли не быстрее, чем успевает дослушать и услышать, что говорит Эдгар. Вампир из клетки, проститутка и Эрин?.. Иэн тяжело вздыхает, руки и плечи опускаются сами по себе, точно внутри резко перебили некий державший его до этого остов.
Теснит Эдгара бедром и садится рядом.
Работа инквизиторов похожа во всех городах. Воды Уилламет ничем не отличаются от Влтавы или Темзы, когда выносят на берега обезображенные трупы. Часть из них – пусть и меньшая – оказывается там стараниями иных. Три четверти их племени регулярно оставляют за собой трупы, по которым инквизиция в лучшем случае может определить только причину смерти – сожрали, выпили или вытянули всю энергию. Иэн смотрит на носки безукоризненно чистых ботинок и думает, сколько из тех, что он уже видел за полтора месяца работы, принадлежат Эдгару.
Хочет верить, что ни один. Хочет верить, что ни одного не будет.
(а проституток за эти полтора месяца они находили или нет?)
— Эдгар... - подобрать иные слова оказывается почти непосильной задачей. Иэн внезапно чувствует себя очень, очень уставшим. И отчего-то очень старым. Под ладонью, когда он рассеяно трет щеку – щетина и молодая, упругая кожа, но ощущение собственной почти что дряхлости никуда не девается. — Эдгар, зачем... Она же тебе жизнь спасла, - говорить очевидные вещи проще, чем делать из них выводы. К этому Иэн категорически не готов. Громко обвинить в убийстве и потребовать суда? Нелепо. Махнуть рукой и предложить забыть? Не после того, что она сделала.
— А говорят, судьбы не существует, - хмыкает, наконец, криво ухмыляясь. Наверное, если в нем не притупилась способность находить что-то ироничное даже в такой ситуации, говорит о том, что все не так уж и плохо.
— Как там говорят, кому суждено сгореть, тот не утонет?