|
Отредактировано Aidan Fisher (2018-10-20 15:01:35)
dial 0-800-U-BETTER-RUN |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » прошлое » it's a kind of magic
|
Отредактировано Aidan Fisher (2018-10-20 15:01:35)
Быть женщиной очень легко: работай себе за десятерых, достань артефакт, которого, возможно, и вовсе не существует, хорошо выгляди, улыбайся, не ной, Фишера и Сандерс расколдуй, ничего не проси (в особенности, у тех, кто сильнее тебя), мозг не еби, фигуру подтяни. Легче простого.
Донован морщится от порыва ветра, взметнувшего вверх её волосы огненным стягом, выбрасывает седьмой по счету окурок за перила балкона на втором этаже своего загородного домика и возвращается обратно в зверинец. То есть в гостевую комнату, ранее украшенную желтыми дизайнерскими стульями, а нынче превращенную в зоопарк-тире-террариум.
Она смотрит на тибетского мага, усевшегося в углу в позе лотоса и шепчущего себе под нос слова, которые она не то, чтобы запомнить, даже повторить бы не смогла. И не стала бы: уровень не тот, чтобы мериться навыками с магом такой степени. Хейли подходит к комоду, на котором сиротливо жмется к стене оставленная чашка кофе и медленно сползает на пол.
Это уже десятый или одиннадцатый маг, которого она притаскивает в свое жилище. Лирическое отступление: Хейли очень, очень дорожит приватностью личной жизни, и то, что её домик превратился почти что в вокзал, судя по количеству прибывающих и убывающих магов, ей очень, очень не нравится.
Фишер смотрит на неё недоуменно - наверное, недоуменно, потому что расшифровка тайных смыслов взглядов черепах - не её сильная сторона. Сандерс шипит, но это не удивляет - она больше ничего сделать не может. На всякий случай Хейли отодвигает обтянутую джинсой ногу подальше от стеклянного куба, в котором извивается бывшая сотрудница отдела выдачи лицензий.
Донован бы не стала так рвать задницу, будь у неё еще хоть сколько-нибудь времени разобраться с делами. Перестановки в отделе ей совсем не по нраву - можно сказать, что Хей консерватор в каком-то смысле, - и без Фишера в таком случае ей не обойтись. Хейли вспоминает, когда осознание того, что все идет по пизде, ударило её обухом по переносице.
Две курицы в коридоре отдела у кофейного аппарата. Хейли проходит мимо по направлению к кабинету, никого не трогая. В ушах - наушники, чтобы ни с кем не здороваться, конец провода болтается где-то в кармане куртки. Они не знают, что Хейли все слышит, и до неё доносится скрипучий шепот "долго не продержится", "насосала", "знаешь, сколько стоят её туфли?".
Хейли практически пацифист. Поэтому она не кидает в головы сотрудниц первым попавшимся предметом (к слову, это было увесистое и уродливое пресс-папье), а медленно оборачивается.
- Сейчас я заполню пару заявлений, - во внезапно обнаружившейся тишине слышно, как кто-то хлопает глазами, - И ты не то, чтобы на машину - на самолет насосешь.
Донован криво улыбается, вспоминая, с каким удовольствием поставила резолюцию "отказать" на заявлении об увольнении той девицы. Она знает, что подчиненные её не любят и, наверное, боятся. Не так, как Фишера, но все же достаточно для того, чтобы чувствовать уважение. Из размышлений Хейли буквально выдергивает мычание знакомого голоса. Она поднимает глаза и видит ошалевшего Фишера, все еще стоящего на четырех конечностях и явно пытающегося отыскать свое место в этой старой-новой для него вселенной.
- Тише-тише. Гравитация - штука суровая, - она легко поднимается на ноги и протягивает руку Эйдану, - Мы сейчас с ней подружимся.
Сандерс все еще валяется без сознания в углу - пропускает самое веселье. Донован лениво попинывает её голень носком туфли. У неё получилось. Она старается сделать вид, что снятие мощных проклятий для неё - плевое дело. Сейчас Фишер начнет разливаться в благодарностях.
Уберите от экранов беременных детей, женщин и особо впечатлительных животных.
Отредактировано Hayley Donovan (2018-10-18 14:48:31)
Вы когда-нибудь задумывались о том, что листья капусты значительно отличаются по вкусовым качествам? Крайние листья жестче, жевать их приходится дольше. Сердцевина самая вкусная.
Задумывались ли вы о том, что капуста в принципе может быть вкусной? Эйдану вот, например, очень нравится. Теперь.
Эйдану в принципе вообще неплохо. Прошлая жизнь понемногу стирается из памяти, и он теперь не особо понимает, куда он бежал и зачем. (А вы видели когда-нибудь рассвет над Нью-Йорком? Эйдан вот видел, но никогда бы не подумал, что он настолько прекрасен до последнего времени)
А еще до последнего времени Эйдану и в голову бы не пришло оборачиваться черепахой. Особенно такой: занимает полкомнаты, сойдет для селфи с туристами и чтобы катать детей.
С мелкой и водной, может, еще бы и прокатило в каком-нибудь странном квесте, сюжет которого Фишер даже не может придумать. Но это все пиздеж, конечно. Какие черепахи? При необходимости Эйдан в который раз выбрал бы образ волчары и спокойно решил любые возникшие проблемы и конфликты.
Но это тогда.
Левая передняя. Правая передняя. Задняя. Какая-нибудь.
Эйдану не нравится. Эйдан и так не грешит скоростью, но последние минут десять все стало совсем плохо. Лапы переставляются с трудом. Эйдан теряет равновесие и падает на бок.
Все. Теперь только смерть. Если не придет та добрая женщина и не перевернет его. Хотя Эйдан большой, а добрая женщина маленькая, у нее вряд ли хватит сил.
Эйдан слышит чей-то голос, чей-то знакомый голос, но не понимает, о чем говорят. Он давно перестал понимать человеческую речь. Лет сто назад, может быть. Или неделю.
Голос говори ему о чем-то знакомом, о чем он не может вспомнить.
Эйдан не может встать. Не может спрятаться в панцирь. Наверное, он умирает.
Эйдан прикрывает голову руками.
Стоп. Чем?
Фишер смотрит на свои пальцы и они ему кажутся откровенно несуразными: слишком тонкими и беззащитными. Что с ними делать? Фишер ощупывает голову и внезапно обнаруживает собственное лицо. Вот чего не ожидал, того не ожидал.
Фишеру удается перевернуться на спину. И это... странно. Совсем.
Фишер не очень понимает, зачем так делать, ему и в прошлом образе было неплохо.
— Я понял, — голос слушается с трудом, но Хейли, кажется, поняла. Это Хейли во всем виновата.
Это Хейли его спасла. Успела до того, как его мозги окончательно не превратились в кашу. Хейли молодец.
А вот они с Сандерс вообще не молодцы. Вы только посмотрите, дамы и господа, но только не надорвите животики: маг пятого уровня уделывает двоих четверок в щи.
Эйдан соображает с трудом, но соображает: кратковременное обращение не могло настолько прожечь мозг. Это раз. Два — вот этот вот странный кудесник, уровня которого он так и не может определить, явно не первый, кто бубнил над их маленьким зоопарком.
Их.
— Сандерс? — Эйдан с трудом поднимает взгляд на Донован в надежде, что та и так все поймет. Раньше понимала.
А вообще Фишеру есть над чем подумать. Например, почему вместо Пастыря непонятный дед в странных одеяниях? Сколько времени прошло? Что это было за заклинание? Можно ли защититься и что делать, если нет? Точнее, как быстро законники соберут группу из добровольцев камикадзе в случае войны.
— Воды.
Фишеру обязательно надо подумать над этим вопросом. И было бы здорово, если бы он мог соображать чуть-чуть быстрей. Пока что его хватает только на односложные предложения.
— Фаворит.
Какого хрена, Фаворит? Как ты это допустил? Почему ни разу так и не заявился (если да, то это не считается — Фишер не помнит)? Какого хуя они все решили его бросить?
Одним словом, тимбилдинг в их маленькой и скромной компании провален к хуям. Только Хейли его не оставила. Хейли молодец.
И Фишер обязательно рассказал бы ей, насколько она молодец, но красноречие его покинуло и максимум, на что его хватает, покрепче вцепиться Донован в рукав.
Поначалу Эмме это все даже нравится. Конечно, это явно не тот отпуск, о котором она могла бы мечтать, но все же.
Это весело.
(Это же все ненадолго, правда?)
Сандерс ест исключительно мышей и цыплят. Живых. Она обязательно отставила бы мизинец (если бы у нее был мизинец) и изогнула бы одну бровь (у нее больше нет бровей, вот же штука).
Сандерс ужасно нравится наблюдать все оттенки брезгливости на лице Донован, когда та несет ей очередного грызуна. Хотя, когда несет, это еще ничего. Когда Сандерс глотает задыхающуюся мышь целиком, становится еще веселее.
Когда-то она научилась превращаться в египетского аспида (все подружки обзавидуются), чтобы произвести впечатление на матушку. Матушка оказалась проворнее и подожгла себя вместе со всем домом до того, как ее милая дочурка смогла продемонстрировать полученный навык.
Было грустно, но Эмма знала, что ее час еще настанет. И вот, жизнь в очередной раз дает шанс закрыть гештальты.
А потом Сандерс вдруг забывает, что все это весело.
Она просто ест мышей и цыплят. Она агрессивно настроена по отношению к любому, кто подходит к террариуму. Сандерс, строго говоря, только и делает, что шипит у самого стекла. Каждая кормежка заканчивается попыткой нападения, что сводит дни кормления к минимуму.
Без еды Сандерс становится еще агрессивнее, и круг замыкается.
А еще она плюется ядом. Буквально. И если кому-то повезло с панцирем, то остальным запрещено открывать террариум под страхом практически безболезненной, но все-таки смерти.
Хорошо, что тот, кому повезло обзавестись панцирем, открывать ничего и не умеет.
Сандерс шипит, когда приходит Пастырь. Пастырь что-то говорит и крутит четки в руках. Четки поблескивают, Сандерс становится в стойку и шипит пуще прежнего. Пастырь (четки?) ее раздражает.
Сандерс шипит, когда приходит Мун. Мун гладит Фишера по панцирю. Мун склоняется над стеклом. Сандерс, кажется, искренне надеется пробить головой стенку террариума и убить всех, кто находится в этой комнате.
Сандерс шипит, когда приходит Фаворит. Шипит почти умиротворенно и даже не пытается ни на кого кинуться. Сначала все удивляются, а потом догадываются, что Фаворит уже и так мертв. Кажется, Сандерс просто не тратит силы.
А потом приходит вот этот вот странный человек. Сандерс чувствует неладное и кидается в стекло сразу несколько раз подряд. По стенке медленно ползет кривая трещина. Сандерс обмякает на полу. Разбиться о стенку террариума в самом расцвете сил – вовсе не то, о чем она мечтала всю жизнь.
Эмма медленно открывает глаза. Странный человек смотрит на нее как-то встревожено. Странный человек наклоняется, Эмма бросается вперед.
Убить, убить, убить.
Эмма только слабо дергается и стонет. У нее раскалывается голова. У нее раскалывается голова и отдает куда-то в шею. (Что?) Эмма пытается пошевелить рукой, но рука не слушается. (Что-о-о?) Эмма морщится от света. Странный человек делает какие-то пасы руками. У Эммы закрываются глаза и кружится голова.
Убить, убить, убить.
Эмма дергается и снова проваливается в темноту.
Хейли представляла себе возвращение Фишера и Сандерс немного иначе. Все должны были хлопать, кидаться лепестками роз и золотыми монетами, а еще обязательно должна была быть красная дорожка, софиты и благодарственные письма в рамочке.
Реальность оказалась куда более прозаичной.
Донован закусывает губу и изо всех сил тянет босса вверх, стараясь придать ему максимально вертикальное положение. В своем человеческом облике Фишер хоть и не весит с центнер, но и не является Дюймовочкой, поэтому при всех физических талантах рыжей, ей приходится несладко.
Хейли держит едва стоящего на ногах Фишера одной рукой, другой тянется к подоконнику, на котором стоят ровненькие ряды бутилированной воды (а вы знали, сколько пьет обычная огромная черепаха?). В этот момент Сандерс делает последнюю вымученную попытку изобразить из себя змеюку подколодную. Очень не вовремя, хотя Донован вряд ли может объективно судить, делает ли Эмма хоть что-нибудь вовремя. Хейли по привычке одергивает ногу.
- Сандерс тоже. - она сама отвинчивает крышку, свято уверенная в том, что над развитием мелкой моторики Фишеру еще придется поработать, и протягивает мужчине, - Фаворит не смог.
Последние слова она произносит почти шепотом. Странно да и стыдно, наверное, вообще говорить такое. Фаворит не смог, а вот мужик в халате, в прямом смысле спустившийся с гор - опаньки! - взял и смог.
Хейли любит поговорку "Как говорил мой дед, я в этом ничего не понимаю, да и оно мне, собственно, до пизды". Сейчас самое время ей воспользоваться: каким хреном, вышло так, что маг-недоучка сделал такое бамболейо, что зацепило не только Сандерс, которой, собственно, проклятье и полагалось, но и Фишера, мимо проходившего да бананы собиравшего? Донован берет на заметку предложить боссу собрать отряд магов-новичков-камикадзе. Просто так, на всякий случай. Но это позже, когда Фишер перестанет хлопать глазами, как выброшенная на берег рыба. Что странно, ибо рыбой-то Фишер никогда не был.
Хейли хвалит себя за каламбур и тут же вычеркивает его из памяти: при боссе такое говорить нельзя.
- Пастырь тоже был, - запоздало спохватывается она, протягивая очередную бутылку. Возможно, обезвоживание - побочный эффект снятия заклятья. Сандерс все так же подергивается на полу, Эйдан этого, кажется, не видит. - Сказал, что пути господни неисповедимы, помахал кадилом и ушел. Я хотела рассказать ему анекдот про матерящегося пастыря, но потом передумала.
Хейли чувствует, как хватка Фишера слабнет. Он поднимает голову, и чуть ниже уголка губ она может разглядеть ярко-зеленое пятно: единственное материальное напоминание о затянувшемся отпуске босса.
Донован отпускает предплечье Эйдана - он уже может держаться на ногах без её помощи - и выуживает из заброшенной в угол комнаты сумки пачку влажных салфеток. Тибетское чудо разглядывает Сандерс с каким-то странным выражением лица, и Хейли не уверена, что ей это нравится. Она легко касается плеча мага и говорит ему несколько слов на французском. Маг с трудом продирается сквозь дебри французской грамматики. Хейли не виновата, что на Тибете не учат английскому, а ей не доводилось выучить маратхи.
- Он говорит, возможны непредвиденные побочные эффекты, - придирчиво осматривая Фишера, она стирает пятно от травы с его лица и как будто бы ждет, что вот-вот из его плеча начнет расти вторая голова. Мужик в простыни говорит еще что-то, - Цитирую: "Снимать чужие проклятья - это вам не на форточке кататься".
Эйдану плохо и тошно, как не было ни разу в жизни, насколько он может судить. Он пытается втянуть голову в плечи и спрятаться в безопасном панцире, но это тоже не получается. От этого становится только хуже. Хейли заставляет его встать. Зачем она это делает? Ужасная, ужасная женщина.
Фишер, например, не так уж сильно уверен, что то проклятие было действительно проклятием. Про подарок свыше он заливать, конечно, не будет. Есть другая версия: просто так получилось. Просто он по недоразумению стал черепахой. И самое интересное: он был не так уж и против. Волнений меньше, проблем меньше, дурных людей вокруг нет вообще. Эйдан не стал бы жаловаться, останься он жить так.
Теперь придется привыкать заново и это ему совсем не нравится. Донован он об этом, естественно, не скажет.
Вообще ни о чем не скажет. Эйдан в принципе не желает разговаривать. В идеале — ближайшие лет сто.
Быть черепахой гораздо практичнее: жуй салат, гуляй по двору, не отвечай на глупые вопросы. Идеально!
— Я... — Эйдан даже помнил (почти), что хотел сказать, пока Хейли не ткнула ему под нос бутылку с водой. О, определенно, Хейли лучший человек, которого Эйдан когда-либо знал.
Эйдан выпивает первую бутылку воды и по-прежнему едва стоит на ногах. Хейли говорит, что был Фаворит, и Мун, и Пастырь. Эйдан откручивает крышку на второй бутылке (теперь исключительно сам).
Вариант а — Хейли напиздела (сомнительно).
Вариант б — в какой-то момент Эйдан перестал узнавать людей даже из ближнего круга (что совсем странно).
Эйдан не совсем понимает, что произошло. Пастырь — один из лучших магов современности, по крайней мере из Хаоситов. Эйдан почти полвека поставлял ему артефакты и прочие свистелки. И это Пастырь-то не справился. Это как минимум странно. Эйдан обязательно поговорит с ним об этом. Лет эдак через сто, конечно.
Пастырь, значит, не смог, а вот этот смог.
Фишер косится на мага, неприлично долго косится, а потом поднимает палец вверх. Тот, кажется, понимает.
— Сколько меня не было? — Фишер стирает капли воды с подбородка и приземляется в кресло: ноги до сих пор плохо держат, а человеческий рост кажется слишком большим: от земли больно далеко.
Они действительно не смогли или не захотели? Если второй вариант, то почему оставили ту же Хейли в живых. Если первый, то почему они не смогли, а вот это вот чудо смогло?
Эйдан пока не готов искать ответы на эти вопросы.
Сандерс!
Фишер поворачивает голову (как интересно, он опять может поворачивать голову) и смотрит в угол, на который ранее указала Хейли. Сандерс дышит, значит, с ней тоже будет все в порядке.
— Выпиши ему чек. Если он берет чеки.
Донован знает, где именно он хранит основную наличность. Про две-три закладки на черный день она тоже, скорее всего, в курсе. Но черепахой он был очень долго, вряд ли там что-то осталось.
— В гараже дома, там есть второй люк под стеллажами. Там двести тысяч.
Есть прекрасная поговорка про нищих и тех, кто выбирает.
Хейли выбирает славу и всеобщее признание, а получает нихера и Фишера, елозящего грязными джинсами по дизайнерскому креслу модного мятного цвета.
Хитрожопый гном маг суетится вокруг Сандерс - по ходу, в Гималаях совсем напряженка с бабами, коли он кинулся на худосочную сучку, но о вкусах не спорят. Донован щурится, мол, какого хрена. Маг бубнит что-то из разряда "ей неудобно". Хейли возводит очи горе: "да кому это вообще интересно?". Эта невербальная беседа могла бы продолжаться до скончания века, но внезапно рыжая понимает, что ей как-то не очень хочется, чтобы этот почти что голожопый хрен с горы под шумок присунул Сандерс. Фишер потом на говно изойдет. Наверное.
Хейли оставляет босса знакомиться поближе с очередной бутылкой воды и под руку выпроваживает мага в гостевую комнату, по пути доходчиво объясняя ему, насколько тот устал, вымотался и вообще охерел от жизни. С даром убеждения у Донован порядок: маг шустро чешет по направлению к плазме (она знает, что именно он смотрит, потому что как раз вчера пришел счет за платные каналы). Хейли шепчет под нос пару нехитрых заклинаний. Они, конечно, не удержат мага в комнате, но хотя бы оповестят хозяйку дома в том случае, если гость решит прогуляться.
По пути обратно Хейли заруливает на кухню за двумя чашками кофе, одну из которых торжественно вручает Эйдану.
- Ты будешь ржать, - она недоверчиво оглядывает Фишера с ног до головы, словно сомневаясь в его способности смеяться. Вдруг, он забыл как это делается, такой вариант тоже нельзя полностью исключать, - Этот мужик не хочет денег, ему нужна полная коллекция смурфиков из киндер-сюрприза.
Донован закуривает и идет открывать окно.
- Выпишешь мне чек за геморрой и оплатишь расходы на ремонт второго этажа. Ты не представляешь себе, каких затрат мне стоило расширить дверные проемы, чтобы твоя тушка влезла в дом. Даром, что Сандерс худая, но длинная. - Хейли косится на сотрудницу отдела выдачи лицензий, все еще пребывающую в мире сладких грез, и боится повернуться к Фишеру. Она не знает, какой будет его первая реакция на то, что они с Эммой пробыли в отпуске чуть (ну ладно, не чуть) дольше, чем положено по должностной инструкции. Донован умеет читать по лицу босса, вернее, умела, потому что конкретно в данную секунду его лицо не выражает ничего, кроме отчужденного безразличия. Очень похоже на его обычное черепашье выражение морды. - Почти полгода. Первые месяца два-три мы еще думали, что все само собой... рассосется. Тот чувак, который забрызгал вас своим проклятьем, умер сразу же. Все думали, что с его смертью проклятье будет терять силу. Я не знаю, почему ничего не происходило. Потом началась неразбериха в отделе. Кстати, напомни мне показать тебе пальцем, кому нужно отгрызть голову. И, в общем, я поняла, что без тебя не справлюсь. Начала искать всех мало-мальски известных и совсем неизвестных магов, пока не нашла вот этого вот.
Донован выбрасывает окурок в форточку.
- Я рада, что ты вернулся.
Отредактировано Hayley Donovan (2018-11-25 03:02:35)
Для начала Эйдан вспоминает, что такое киндер-сюрприз. Память подсказывает, что это странная шоколадка (приблизительно) в форме яйца, которую Хейли ему периодически подсовывала в верхний ящик стола. Фишер, конечно, ворчал для проформы, но все равно жрал, потому что вкусно. Если покопаться во втором ящике стола, который запирается на ключ, можно найти много интересных фигурок, точнее,запчасти в основном: Фишеру не особо нравились сюрпризы, которые надо собирать (ну хуйня ж какая-то).
Фишер кивает, как китайский болванчик, уткнувшись в чашку с кофе. Он помнит, что такое киндер, но в душе не знает, что такое «смурфики». Хотя название знакомое. Не дай боже, этот что-то из того, на что его в момент слабости затащила Донован. Ей поржать и поковыряться в попкорне, а у Фишера, может, травма на всю оставшуюся жизнь.
— Сколько меня не было? — он уже спрашивал про это или нет? Фишер не помнит. Может быть, да. Он не уверен. Он смотрит в кофейную чашку и видит судьбы вселенной.
Фишер кивает, потом снова кивает, затем еще. Хейли что-то говорит, он делает вид, что понимает. Он выпивает кофе в три больших глотка. (Он помнит, что кофе — это здорово).
От Хейли пахнет чем-то странным и знакомым. Фишеру нравится. Он встает из стола, становится рядом, провожает огонечек взглядом, достает из коробочки (когда-то) знакомый белый продолговатый предмет. Смотрит. Долго и внимательно. Но так и не может определить, с какой стороны его жрать, поэтому протягивает Хейли.
Хейли умная, Хейли разберется.
— Так сколько меня не было?
Наверное, Донован уже объясняла, но Фишер прослушал.
Он поворачивает голову и, не моргая, смотри на прямоугольник на стене. Прямоугольник издает странные звуки и мелькает картинками.
Телевизор.
Фишер помнит. Фишер еще не совсем безнадежен.
— А где Сандерс? — Фишер крутит головой пока не утыкается взглядом в один конкретный угол.
Он видел, конечно, что тот странный человек все терся у восточной стены, но не мог даже предположить, по какой именно причине.
— Эмма, детка, — Эйдан, с трудом удерживая равновесие, отрывается от подоконника и топает в сторону Сандерс. Фишер почти уверен, что проклятие предназначалось именно ему, а Сандерс исключительно пострадавшая сторона.
— Эмма, вставай, — Фишер пытается похлопать ее по щекам, но больше попадает на плечо. Но так тоже хорошо, потому что Сандерс наконец-то начинает шевелиться.
— Так сколько нас не было? — Хейли, кажется, уже отвечала. Или нет. Фишер не помнит.
Хейли может так, сяк и еще вона как. Хейли может в черный юмор и сарказм. Хейли может на красную дорожку и в ближайший паб на пару пинт пива. Но вот понять, чего хочет сейчас Фишер, она не может.
Она мягко высвобождает чуть измятую "нежными" пожатиями Эйдана сигарету.
Хейли знает, что от её любимых Мальборо у Фишера болит голова.
Новая пачка Лаки Страйк плавно перекочевывает из внутреннего кармана куртки женщины в задний карман джинсов Эйдана. Хейли прикуривает одну сигарету и аккуратно вставляет между указательным и средним пальцем босса. Фишер напоминает ребенка-переростка. Донован напоминает самой себе растлительницу малолетних. Когда он начинает повторять за ней движения и, наконец, затягивается (ну, хоть мышечная память не отказывает), она перестает следить за мужчиной с напряженным интересом.
- Полгода.
Донован хмурится. Она не вполне уверена, что босс помнит её имя. И он определенно не помнит, сколько времени пробыл в качестве черепашки. Но вот "Эмма, детка" - получите, что называется, можно даже не расписываться.
Донован не ревнует. Ну ладно, ревнует самую малость. Потому что Фишер достоин большего. Донован не отчаивается.
- Коль любишь ты, пусти любовь на волю: и если не вернется, то поймай и голову безжалостно снеси.
- Донован, отвали.
Хейли пожимает плечами и отваливает. Фишер остается наедине с собой вдуплять в черный монитор выключенного компьютера. Сандерс где-то тусуется со своей новой любовницей.
Донован тяжело вздыхает и помогает Фишеру приподнять Сандерс и усадить её спиной к стене. Кажется, выглядит она не очень, но Хейли очень сильно подозревает, что её соображения касательно внешности Эммы очень и очень субъективны.
— Так сколько нас не было?
Рыжая на секунду прикрывает глаза и напоминает себе, что Фишер - хороший босс.
Потом осторожно обхватывает голову босса руками и поворачивает его лицом к себе. Ждет, пока в его ошалевших глазах появляется искра живого разума. Ловит его взгляд.
- Полгода, Эйдан. Полгода. Шесть месяцев.
Сандерс издает звук выброшенного на берег дельфина. Донован убирает свои руки от греха (то есть от Фишера) подальше.
Пахнет какими-то благовониями и травами. Эмма морщится. Эмма очень-очень хочет убить склонившегося над ней человека, но никак не может ни подняться, ни вообще пошевелиться.
Эмма стонет и снова проваливается в темноту.
Руки тяжелые, ноги тяжелые, голова тяжелая, но воздух тяжелее всех. Эмма не может понять, холодно ей или жарко. Эмма не может понять, какого хуя ее трогают за плечо и какого хуя у нее есть плечи. Эмма понимает только, что хочет всех убить, но не может.
Или не хочет?.. Подождите-ка.
Эмма открывает глаза и видит Фишера. Эмма видит Фишера, который больше не черепаха. Эмма видит Фишера, но не видит, какой он температуры.
Что. Здесь. Происходит.
Эмма закрывает глаза и надеется, что она просто умирает. Она теперь совершенно точно не хочет никого убивать, а это значит только одно: она не может. А раз не может, значит, она совсем беззащитная. А раз совсем беззащитная, значит, уже, скорее всего, умирает.
Все очень логично.
Все очень логично, и ее нестерпимые мучения тому подтверждение. У Эммы, кажется, вот-вот, расколется голова. Вокруг какие-то звуки – шум улицы, человеческие голоса, слова. Она разбирает отдельные слова, слышит свое имя, морщится. Воспринимать речь, оказывается, ужасно сложно. Эмма хочет закрыть руками уши и умереть спокойно, но кто-то тянет наверх и облокачивает о стену.
Приходится открыть глаза. Все еще Фишер. Фишер и та рыжая сука из его отдела. Эмма определенно узнает их обоих, и это решительно не вызывает никаких положительных эмоций, потому что больше всего она все еще хочет умереть и чтобы в процессе ей не мешали. Ну, пожалуйста.
Эмма хлопает ресницами и силится сказать что-нибудь на эту тему. Вместо этого получается какой-то невнятный звук. Ее голос ее совсем не слушается, и это вполне вписывается в ее общее состояние.
Шевелить руками тоже та еще задача, но Эмма все-таки поднимает их, складывает вместе и долго, сосредоточенно разглядывает.
Ничего страшного, люди с этим как-то живут, она помнит.
Эмма осторожно ощупывает свои ноги, чтобы как-то понять, надето ли на ней хоть что-то. Понять, к сожалению, ничего не удается. Фишер смотрит на нее как-то странно, Донован (о, точно, Донован!) – тоже. Сандерс все это очень не нравится. Особенно то, что ей не дают снова лечь на пол. Она не привыкла быть так высоко от земли.
– Что… – Эмма силится спросить, но не может не только вспомнить слова, но и изобразить вопросительную интонацию.
Да уж, провал по всем фронтам.
Эйдан моргает (два раза), а потом продолжает пялится на Хейли.
В смысле, блядь, полгода?!
— А Мун? А Пастырь? — Фишер отцепляет руки от Сандерс и обхватывает плечи руками. Как-то что-то пиздец не сходится. Он косится на мага, который продолжает копаться в углу. Что-то совсем пиздец как не сходится.
— А Фаворит? — последняя попытка понять бытие.
Шесть, сука, месяцев.
Эйдан пытается посчитать в днях, но у него не очень хорошо получается. Он садится на пол, кое-как переползает к стене и подпирает ее спиной.
— Шесть, сука, месяцев, — это даже звучит странно. — Мать, ты в курсе, что мы прожрали и проспали отпуск на пятилетку? — Фишер толкает Сандерс плечом. Сандерс, кажется, на удар такой силы не рассчитывала. — Э, мать, ты куда?
Эйдан машет рукой и только потом замечает огонечек, который уже начинает жечь пальцы. Фишер помнит, что огонечек — это хорошо. Огонечек — это курить, но Эйдану как-то немножко больно теперь. Фишер протягивает огонечек Хейли. Хейли умная. Хейли может разобраться со всем. Вообще со всем.
— Ты же его нашла, да? — не совсем вопрос. Эйдан, может, значительно отупел за последнее время и не факт, что смодет теперь прийти в себя, но два и два сложить до сих пор в состоянии. Вот то самое чудо бомжеватого вида здесь явно по приглашению Доннован. Не Фаворита, сука, и не Пастыря.
Эйдан внимательно рассматривает потолок, но никакого откровения на него так и не сходит. (А жаль)
— Эти ебланы хоть заходили?
Хейли умная, возможно, самая умная из всех тут собравшихся вместе взятых. Хотя бы потому что она единственная из присутствующих, кто не пытается надувать из соплей пузыри (они с деткой исключительно ряди искусства, вот тот чувак бомжеватого вида вообще странный, может быть, в их стране так принято).
Стены перестают качаться. Пол перестает уплывать. Эйдан слышит больше звуков, чем надо, но в целом он в норме. (По крайней мере, пропало желание сжечь телевизор как ведьминский артефакт).
— Что произошло, пока нас не было? Эти живы?
Эйдан жопой чувствует, что все неспроста. Если они предали, то ему нужно действовать как можно быстрее. Если же он остался один, то у него вообще не осталось времени.
Фундаментальная ошибка атрибуции — склонность человека объяснять поступки и поведение других людей их личностными особенностями, а собственное поведение — внешней диспозицией.
В данную секунду внешняя диспозиция Хейли буквально пожарной охранной сигнализацией орет, что нужно сматывать удочки и отчаливать на Барбадос месяца эдак на три минимум (возблагодарим Эйдана за информацию о местонахождении заначки, скажите "аллилуйя"). Хейли забирает истлевшую до фильтра сигарету из рук Фишера и уходит в направлении Барбадоса. Наверное. Кто знает, может быть, её кухня окнами выходит именно в сторону Карибского моря.
Замотанный в простыню маг снова тусуется в комнате, и Донован уже не удивляется тому, что её заклинания не сработали. Она думает, что уже никогда в жизни ничему не удивится.
Возвращается в комнату она через несколько минут с подносом, груженым всем, что удалось найти в холодильнике и шкафчиках. Две порции тирамису, баночка шпрот, салат из копченой рыбы с сельдереем (Эйдан по старой памяти должен быть без ума), греческий йогурт и пачка крекеров. И три термокружки с кофе. Сандерс достается та, на которой нарисована свернувшаяся клубочком змея и красуется надпись "мамина радость". Фишеру - с надписью "как же я горяч".
Донован подпинывает к стене журнальный столик на колесах и выгружает провиант.
- И Мун, и Пастырь, и Фаворит. А толку - чуть. - она наивно надеялась, что пока будет занята на кухне, кратковременная память вернется к Фишеру. Ну хоть на полшишечки. - И тщетно бытие, и хочется печенья.
Хейли обнимает ладонями свою кружку с мопсиками и бутылками шампанского и усаживается по-турецки напротив Фишера и Сандерс. Тусовка на полу, ок. Она все еще ждет побочных эффектов, поэтому располагается чуть ближе к боссу, на всякий пожарный.
Она чуть заметно щурится при слове "эти", не совсем уверенная в том, что это подходящая тема для обсуждения в присутствии тибетского чуда. Да и Сандерс, если уж на то пошло. Они и с Эйданом никогда вслух не обсуждали Тех-Кого-Нельзя-Называть. Может быть, ему и отшибло память, а вот Донован все еще в своем уме, как бы печально это ни было.
- Все по-старому. - она чуть пожимает плечами и закидывает крекер рыбку в рот, - Ты же знаешь, что я не являюсь посвященной в эти ваши... фантасмагории. Моя хата с краю.
Хейли помогает Эмме откинуть крышку термостакана и следит, чтобы та не вылила на себя дымящийся кофе.
- Мне нужна будет твоя помощь. Насчет перестановок в отделе. - Донован с надеждой смотрит на Фишера. Пожалуйста, вспомни, о чем я говорила пять минут назад. Пожалуйста-пожалуйста-препожалуйста. - Ладно, потом расскажу. Мне еще нужно отправить мага домой. Он ведь тебе не нужен?
Донован сильно сомневается в том, что Эйдан захочет покусать своего спасителя.
Эмма слышит, как Эйдан говорит что-то еще. Кажется, спрашивает. Или не спрашивает, кто его разберет.
Нет, судя по всему, все-таки спрашивает. Эйдан что-то спрашивает, потом Эмма чувствует тычок в плечо, потом видит, как пол стремительно приближается к ее носу. Потом почему-то резко перестает. Если ее кто-то поймал, то она очень благодарна, потому что очень сложно как-то препятствовать встрече пола и носа, если ты никак не можешь взять в толк, что у тебя снова есть руки.
Голова омерзительно кружится, и Эмма обязательно помолилась бы всем богам, только бы ее не трясли так снова, но она не может вспомнить ни одного слова.
Фаворит, Ракета, Пастырь, Мун. Или все-таки может? Не, ничего подобного. Эмма что-то слушает, пытается это все как-то разобрать, но понимает чистое и прекрасное нихуя.
Хейли то и дело снует то туда, то сюда, говорит еще больше, чем Фишер. Фишер хотя бы сидит на месте. Эмма закрывает глаза и вытягивает ноги. Она очень хочет оторвать Хейли голову, но не понимает природы своих желаний. Скорее всего, дело в том, что она просто шумная, а у Эммы очень (очень) болит голова.
Нет, она вовсе не чувствует себя змеей.
Она чувствует себя участницей пьянки, которая убралась первой, когда все остальные еще совсем трезвые.
Пахнет кофе, кофе, рыбой, рыбой, рыбой, КАК ЖЕ ПАХНЕТ ЭТОЙ МАТЬ ЕЕ РЫБОЙ. Эмма морщится и силится отвернуться, но при повороте головы все опять начинает куда-то плыть.
Ладно, черт с вами. Если Эмма не может победить своего врага, то должна попытаться с ним подружиться. Давайте сюда свой кофе. Открыть с первого раза, конечно, не получается, но ей, к счастью, помогают. Кажется, это Хейли, спасибо большое, Хейли. Эмма подносит стакан к носу, вдыхает аромат кофе, снова морщится, ставит стакан на место. Кажется, ей одинаково хуево абсолютно от всех запахов.
(Блядь, а что если она залетела?)
(Блядь, она все это время была змеей, как змея могла залететь)
(А ведь даже не пила вчера, обидно)
Ну, не пролила все нафиг, и на том спасибо.
Разговор разговор разговор разговор
Эмма упирается затылком в стену и шумно выдыхает через рот. Надо просто немного подождать. Если она что-то знает о студенческих пьянках, то завтра должно стать лучше. Возможно, она проснется с изрисованным лицом, но это ли сейчас не мелочи. Главное, начать снова ходить и говорить. И, может, даже пить кофе и есть рыбу. (Но это не точно)
Эйдан кивает и всё ещё пытается втянуть голову в панцирь. Панциря больше нет, и ему придется к этому привыкнуть.
— Да, хорошо, — Фишер только усилием воли удерживает себя в вертикальном положении, хотя ему отчаянно хочется опуститься на четвереньки.
Хейли нужна помощь. Хейли не оставила его в трудной ситуации. Когда-то давно Фишеру очень повезло, что он смог ее найти. И что додумался не ставить ей особых ограничений. Хейли справилась и тогда, и сейчас.
Эмма пытается что-то сказать, но говорить ей сейчас явно не стоит.
— Тшш, это проклятие, — Фишер сползает на пол и гладит Сандерс по голове. — Все уже закончилось. Полежи немного и ты будешь в норме, — Фишер, конечно, откровенно пиздит, ибо он сам не в курсе, как им аукнется настолько долгое перевоплощение, но это не повод расстраивать едва пришедшую в себя Сандерс. — Нам просто не повезло, — так себе вариант, но на первое время сойдет. А потом они с Сандерс восстановят силы и оторвут головы всем последователям и очевидцам. Для профилактики.
Значит, и Ракета, и Фаворит, и Мун были. Они-то были, а вот толку никакого не было. Но об этом Эйдан, пожалуй, подумает как-нибудь попозже.
— А что с отделом? — Фишер трясет головой, мысли до сих пор путаются, но после воды становится легче. Он цепляется за этот вопрос и пытается вытянуть себя за макушку из болота.
Он отдал этому отделу почти пятьдесят лет своей жизни. При нем все работало как часы. Если какой-то идиот умудрился все испортить за какие-то сраные шесть месяцев, то он сам виноват. Он уверен, что при необходимости сможет договориться с Принцем и объяснить ему ситуацию.
— Кто и что, Хейли? — Эйдан аккуратно перекладывает голову Сандерс на пол и понимается.
Теперь ему действительно легче, злость придает сил. Хейли не стала бы спрашивать о подобном, если бы на отдел не надвигался глобальный пиздец. Скажем даже так: Хейли вряд ли бы стала разыскивать мага, подобного тому, что сейчас сидит в углу и что-то бубнит под нос, если бы это не угрожало благополучию самой Донован.
Фишер теперь, может, и не очень хорошо соображает, зато два и два сложить до сих пор в состоянии.
— Не нужен, — да кого теперь ебет этот маг? — Хейли, что с отделом? — Фишер переходит на рык и трясет Донован за плечи.
Он знает, что Хейли, если захочет, сможет объяснить все в трех простых предложениях.
Если захочет.
Отредактировано Aidan Fisher (2019-06-06 21:27:19)
Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » прошлое » it's a kind of magic