|
soul rescuer
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться12018-10-15 12:28:32
Поделиться22018-10-16 10:54:50
С каждым днем приближение весны ощущается все явственнее. Солнечные лучи золотят крыши домов, шерстяные шапки и теплые варежки занимают положенное место на верхних полках шкафов, заботливо пересыпанные нафталином от моли, а снег превращается в воспоминание. Ветер играет концами небрежно завязанного кашне — подарка, к которому Аншель пока не успел привыкнуть. Он редко носит шарфы и галстуки, еще реже застегивает верхнюю пуговицу на воротнике рубашки. Бригита говорит, что liebling еще пересмотрит свои дикие привычки, остепенится, найдет работу на заводе Siemens, где трудится она сама, и их совместная жизнь в Зендлинге засияет новыми красками. Бригите двадцать три года. Аншель старше ее на семь лет, и в это никто не верит.
Бригита исчезает. Не возвращается ни домой, ни в холостяцкую квартирку, которую Аншель снимает в Обергизинге. Район неплохой, годом спустя недвижимость здесь может подорожать вследствие активного строительства линии U2 Мюнхенского метрополитена. Соседи только и судачат об этом, усердствует и квартирная хозяйка Аншеля, к которой он ходит столоваться. Он не вслушивается в квохтанье фрау Мауэр и, возвратившись к себе, вновь набирает номер Цоллеров. Еще утром мать Бригиты, дородная дама лет пятидесяти, заверяла его, что дочь давно собиралась навестить подругу в Штарнберге. То ли там были какие-то неполадки с телефоном, то ли семья бригитиной приятельницы застряла в прошлом веке и вовсе не признавала изобретения Александра Белла — фрау Цоллер не знает точно, но не сомневается, что с дочерью все в порядке.
Аншель сомневается. Бригита не появляется дома даже спустя семь дней, фрау Цоллер заявляет об исчезновении, но местные полицейские не подрываются с места. Аншель подозревает неладное и собирается зайти к женщине, справиться о ее делах, может, принести ей продуктов или лекарств. Люди хрупки. Позвонить родителям? Плохая идея. Позвонить сестре? Тоже не самая лучшая. В конце концов, ему просто нравится обманывать себя мыслью, что в один прекрасный день Бригита просто возвратится к себе в Зендлинг или к нему в Обергизинг, а третьего не дано. В Саду Поэтов начинает темнеть. Аншель вскидывает голову, отрывает взгляд от грубой женской фигуры, навеки замершей на бронзовой скамье. Он не знает стихов Генриха Гейне, ну, разве, пару строк может вспомнить. И застыть возле грота, в котором увековечена муза поэта, его заставляет вовсе не восхищение гением творца. Даже здесь Аншелю кажется, что за ним наблюдают. Он выматывает себя этой мыслью даже по дороге в Зендлинг.
— Verdammt noch mal!1 — усердно проговаривает Аншель, давя в себе желание выругаться на родном языке. Задумчиво потирает ушибленное колено. Он спотыкается уже второй раз, причем на ровном месте. Будь он обычным смертным — обязательно бы поверил, что это знак свыше и ему стоит тотчас же повернуть назад. Но Аншель так и не поворачивает, проходит мимо выбеленной церкви святой Маргариты и дальше. Дальше.
Дверь, ведущая в квартиру Цоллеров, оказывается приоткрытой. Телевизор заглушает любые звуки, но к этому не привыкать: матушка Бригиты не отлипает от экрана в свободное время. Ведущая кулинарного шоу громко рассказывает о секретах приготовления свинины. Аншеля начинает подташнивать еще в коридоре. Он застает хозяйку дома. Она не одна, над ней склоняется большая собака — он не может назвать породы. Крови много, правда, много. Взгляд пса, когда тот поворачивает голову к Аншелю, кажется вполне осмысленным. Времени на проверку версий нет.
Он атакует перевертыша заклинанием, и дело здесь не в развитой интуиции, а в привычке бить первым. Долго они не бьются: противнику удается сбежать. Наверняка на пса с перемазанной кровью мордой кто-то да обратит внимание. Аншель не пускается за ним следом, у него тут дело поважнее. Дело хрипит и булькает. Делу, похоже, недолго остается. Аншелю не хватает сосредоточенности и собранности: он впервые сталкивается с жестокостью иных, и неясно, можно ли ему посочувствовать или позавидовать. Он зажимает рану на горле еще живой женщины, пачкает пальцы, пачкает телефон, пачкает лицо, поднося трубку к щеке.
Ему даже удается продержать фрау Цоллер живой до появления инквизиторов Двора Порядка. Аншель увлекается целительной магией, но не настолько, чтобы применение сильных чар оставалось без последствий для него самого. Он буквально чувствует, как силы его покидают, пока он борется за жизнь малознакомого по сути человека. Но отпустить уже не может. Ему становится холодно: тут, должно быть, дует. Горячими остаются только ладони, жар собирается на кончиках пальцев, и желание закрыть глаза и забыться накрывает Аншеля все чаще. Сколько проходит времени? Десять минут? Час?
— Это я вас вызвал, — говорит Аншель, услышав звук шагов за спиной. Так и не поворачивается, так и не поднимается с пола. — Сейчас я отключусь, а потом на все отвечу. Сейчас, погодите минуточку.
Кровавая бойня в Зендлинге повторяется спустя почти три столетия. Наконец-то можно отпустить, и перед глазами пляшут черные мушки, а до него начинает доходить, что только что произошло и как вообще на это должен реагировать некто, ставший невольным свидетелем нападения на человека. К горлу подступает ком.
Аншель падает рядом с фрау Цоллер и в самом деле отключается. Он ведь обещал.
1. Черт возьми! (нем.)
Отредактировано Anschel Cohen (2018-10-18 00:38:28)
Поделиться32018-11-04 05:32:24
Германия ему не нравилась. Ни зимой, ни осенью, ни когда-либо еще. Германия ему не нравилась достаточно, чтобы ехать туда скрепя сердцем и желать расправиться с делами побыстрее. Наверное, из всех стран, где он побывал — а побывал он во многих по долгу службы и по воле своей жены — Германия была на втором месте стран, которые он бы никогда не посещал. После Бразилии, конечно же, карнавалы и жара определенно не были его стихией. Но с этой антипатией, которая возникла ниоткуда, да и убираться не собиралась, приходилось мириться, ибо дела не только Двора, но и личные были намного важнее. Именно поэтому он с таким энтузиазмом рвался на это задание, связанное с отступниками.
В курс дела его ввели уже непосредственно на месте, перемежая это все с драматично-заунылым «как они посмели». Вергилий лишь пожимал плечами, делая вид, что очень возмущен поведением отступников. Хотя, наверное, даже гордился ими, пускай и считал глупцами. Без лидера и четкого плана, который был отработан до мелочей, глупо было строить козни и пытаться как-либо подставить Дворы перед людьми. Организованность, сила и численность — это важные факторы, которых у отступников не было совершенно, а благая и желанная месть, смешанная с яростью только бы мешала.
И пусть эта ярость и месть были оправданы — Вергилий все еще не считал правильным изгонять иных со Дворов, буквально обрекая их на смертную казнь — но бесполезными. О чем говорила и история, и литература еще в самых своих зачатках.
Вергилий думает о том, что каждому из них стоит подарить по «Графу Монте-Кристо», чтобы почитали на досуге, да, может, понабрались опыта — смертные иногда писали достойные книги, которые определенно стоили внимания.
Но подарить он не может, поэтому лишь располагается на своем временном месте работы, изучая ту информацию, что удалось добыть инквизиторам Двора порядка.
Три дня — это отвратительно долго, да и банально скучно. Личные дела были завершены, а отступники затаились, будто знали о его приезде. Или точно знали. Чем черт не шутит, но у таких, как они давно уже была налажена сеть, чтобы как можно дольше оставаться в живых и бегать от инквизиторов.
Ему было иногда так жаль их, что хотелось каждого убиенного собственноручно вытащить из лап инквизиторов, оттащить куда-нибудь подальше от Дворов или даже в свой собственный дом, рассадив их у камина и давая возможность погреться. И смотреть. Смотреть так внимательно, как не смотрел никогда и ни на кого, чтобы видеть и впитать, что этот режим делает с обычными оступившимися.
Вергилию было жаль их, но сделать он ничего не мог. Только не рассказывать о тех кого видел, о тех кого знал. Никаких наводок, возможная помощь своим бездействием. Ведь бездействие не каралось, верно? Особенно, бездействие, о котором никто не знал.
— Тут дело. Может касаться отступников.
Его отвлекают в самом разгаре его ничегонеделания и тщетных попыток сформулировать свои мысли, чтобы написать дочери хоть весточку — столько лет прошло, а они все так же не обмолвились ни словом, ни письмом.
— Тут недалеко. Преступник скрылся? — Вергилий быстро натягивает свои перчатки, облачаясь в излюбленное пальто, с которым редко расстается даже зимой. И, получив утвердительный ответ, покидает душную комнатушку, обустроенную в минимализме. — Я пройдусь.
Погода благосклонна к нему, а вокруг витает запах весны — Верг давно разучился различать этот запах, иногда в самые редкие моменты задумчивости улавливая его. Столько лет прошло — времена года и события давно слились в одно большое нечто, что катилось за ним снежным комом.
Иногда он завидовал смертным. Недолголетие — подарок судьбы, которые они зря хаяли так рьяно и постоянно. Недолголетие — это возможность наслаждаться каждым днем, понимая, что тебе отпущен такой малый срок, за который почти что невозможно устать от жизни. Вергилию это было недавно. Не то, чтобы он устал, но… Наверное, с радостью бы согласился променять свою жизнь на жизнь какого-нибудь смертного. Но это было невозможно, поэтому приходилось брать от этого все, что можно было.
Открытая дверь ни капли не удивляет его, как и витающий в квартире запах крови. Не самое приятное, но Вергилий видел и чувствовал и похуже. Склонившийся человек, видимо пытающийся спасти эту несчастную женщину, вот это действительно удивляет, но виду он не подает. Подходит аккуратно и спокойно, оглядывая жилище изнутри. Примечает разбитое окно, царапины на полу там, где лежала женщина и разбитый журнальный столик. Женщина еще дышит, когда мужчина произносит до удивления комичную в этой ситуации реплику. А Вергилию не удается сделать ничего больше, кроме как упасть на колени рядом и подхватить его голову, дабы она не познакомилась с полом. Знакомство обещало быть не очень радостным, а черепно-мозговая травма — последнее, что было нужно ему в этой ситуации.
— Да епт твою мать, — это как-то машинально получается на русском, пока он поднимает человека с пола и относит на диван, укрывая пледом.
Женщина за его спиной истекает кровью, пока он стоит, как вкопанный, не смея повернуться. Магия, что поддерживала ее жизнь пропала, а Вергилию просто не хотелось марать руки и оставлять лишних свидетелей. Женщина была слишком стара — это было единственным его оправданием.
На кухне у нее удивительно чисто и по-домашнему уютно. Но это не удивляет, а вот какао-порошок, да и маршмеллоу, аккуратно приютившиеся в углу шкафа — это да, это удивляет. Воду приходится кипятить с помощью магии — так быстрее. Он дает ему пять минут, когда усаживается рядом с кружкой какао и зефирками в руке, на то, чтобы очнуться и прийти в себя. Пять минут, иначе придется прибегать к более неприятным методам в виде резких запахов или холодной воды в лицо.
Старушку приходится прикрыть вторым пледом, мирно лежащим на кресле, ведь труп знакомой посреди комнаты — не самое удачное начало лдля конструктивного диалога.
Поделиться42018-11-18 21:06:22
море причин
стена рассыпется на части
Холодно. Невыносимо холодно, до костей продирает. Избавиться бы от этого, шепнуть согревающее заклинание, да хоть укрыться получше, вот только Аншель балансирует на грани между реальностью и сном, и здесь предпринять какие-либо действия проблематично. Можно только проснуться.
«Просыпайся», — велит он себе. И несмело открывает глаза. Сначала даже не понимает, где находится и сколько прошло времени. Потолки во всех скромных квартирках ФРГ одинаковы. Разнится только то, что сейчас происходит в мусорных ящиках домов. Где-то вся семья собирается перед новеньким телевизором Wega, где-то хозяйка помешивает в кастрюле густой айнтопф, подносит поварежку к губам и, точно сказочная ведьма, лихо взмахивает над варевом солонкой, где-то люди умирают от желания скорее остаться вдвоем, а где-то — просто умирают.
Рассеянный взгляд блуждает по комнате. Нет, не спас, не уберег. Грузное тело, скрытое под пледом, медленно стынет. Возможно, час фрау Цоллер приходит именно сегодня, потому что вся ее жизнь была сосредоточена вокруг дочери, ее мечтаний и желаний, теперь же ее не стало. Бригита исчезла так, будто ее и не было, растворилась в предрассветной дымке, и мать отправляется вослед за ней. Рано или поздно каждый ступает на эту дорогу, и исключений не существует. Можно обмануть время, но ненадолго.
От философских размышлений Аншеля отвлекает незнакомый человек. Вероятно, чужак и перенес его на диван, да еще и сварил ему какао. Звучит несколько сюрреалистично. Выглядит тоже. Аншель моргает и подносит ладонь к ноющему виску. Пальцы перемазаны бурой запекшейся кровью, неприятно стянувшей пленкой кожу.
— Это мне? — первым делом спрашивает Аншель и указывает на кружку с уже расплавившимися маршмэллоу. Хорошо все-таки, что ему взбрело в голову путешествовать по Западной Германии, а не по Восточной — там с гастрономическими изысками тяжелее. Перед ним иной. Аншель чувствует его, чувствует и магию в нем. Значительно старше, значительно опытнее. Высокий лоб, тяжелые надбровные дуги, волевой подбородок и цепкий взгляд. А глаза на удивление светлые.
— Спасибо, — он берет кружку за ручку и делает большой глоток, не особенно заботясь о вопросах самосохранения — плевать, если какао приправлен стрихнином вместо сахара. Аншель банально устает подозревать всех и вся, устает видеть во всем двойное дно и искать правых и виноватых. Он садится на диване, смахивает упавшие на лицо волосы и смотрит на незнакомца исподлобья. И вдруг спохватывается. Да, совершенно забыл о вежливости, как-то неловко вышло. А тут еще накатывает осознание чужой смерти. Смерти, которую он, Аншель Коэн, мог предотвратить, но проклятое тело дало сбой. Есть вещи, которые ему никак не удавалось проконтролировать. И всякий раз, когда они случались, Аншеля распирало от негодования. Вот и сейчас он сжимает ни в чем не повинный край шерстяного пледа, честно пытается смотреть незнакомцу в глаза, но смотрит почему-то то и дело в сторону. Как раз в ту, где сейчас вечным сном спит фрау Цоллер.
— Аншель Коэн, — очень вовремя решает представиться. Думает, добавлять род занятий или нет. Не добавляет. Наверное, потому что «прожигатель жизни, растрачивающий трастовый фонд» звучит не сильно-то солидно.
— Я — знакомый дочери фрау Цоллер, — нервно дергает головой в сторону трупа. Не уточняет, насколько они с Бригитой были близки. Вообще предпочитает пока ничего не уточнять, ему не зададут вопросов. Аншель все еще не в ладах с собой. Еще глоток. Как все это странно. Еще с час назад его жизнь вполне укладывалась в определение «стабильная», теперь же ее точно такой не назовешь. Он, как минимум, станет свидетелем. Отец точно будет в восторге. Мечтая о том, чтобы Аншель прославился, он точно не думал о таком способе получения вожделенной известности.
— Знаете, я ожидал от вашего ведомства каких угодно действий. Но никак не какао. С таким методом снятия стрессового состояния сталкиваюсь впервые.
Отредактировано Anschel Cohen (2018-11-18 21:09:53)
Поделиться52019-03-26 01:05:59
Мужчина успевает за отведенное ему время, что не может не радовать, потому что скука, да запах крови, пока еще не застоялый, но все равно не особо приятный — никак не навевали на Вергилия радостные настроения. Как и вся Германия разом. На Вергилия сейчас, в принципе, сложно было навести радостные настроение, даже, если бы случилось чудо и это все никак не касалось магии, а было лишь несчастным случаем обезумевшего грабителя. Но несчастным случаем это не было. Точнее было, но все еще оставалось магическим. Отголоски присутствия иного ощущались в воздухе, стоило только немного поколдовать над телом старухи. Вергилий не знал почему и зачем, но примерно догадывался, что скорее всего это связано с тему отступниками на которых охотилась вся Германия.
Мало им было Второй Мировой, которая совершенно не была выгодна магическому сообществу, так еще и взбесившиеся отступники, которые хотели что-то и кому-то доказать, решили добить окончательно. Это раздражало. Как назойливые мухи, которые бились в стекло твоей комнаты: и мешает, и так просто не размажешь — останется след, который потом придется зачищать.
Вергилий хочет взмахнуть рукой, чтобы восстановить окно, но во время останавливается — место преступление, на которое он позже отправит инквизиторов, лучше оставить в первозданном его виде. Но от холода прячется, шепчет заклинание, чтобы согреть себя и иного рядом с собой — конец февраля не располагает на беседы на открытом воздухе — и достает из кармана измятые, но целые сигареты. Дым отвлекает. Мешается с запахом крови и морозным воздухом, что залетал через открытое окно, и определенно придает моменту что-то такое, о чем Вергилий даже не задумывался.
— Вам, — Вергилий кивает на благодарность, туша сигарету в переносной пепельнице и пряча ее в карман. Поворачивается и смотрит изучающе, пытаясь найти хоть какие-то намеки на причастность этого Аншеля к произошедшему, но не находит. В невиновность можно поверить, когда видишь ту картину, что застал минутами ранее.
Не перебивает больше, только блокнот достает такой маленький в коричневой обложке и видавший виды. Страницы исписаны карандашом чуть больше, чем наполовину, а там разное. От заметок до мыслей, которые успели собраться в кучу в этой стране.
Господи, как же он не любил Германию.
— Вергилий Кроуфорд, глава Службы Безопасности Портленского двора, — Верг улыбается на замечание про какао, машет неопределенно рукой, словно морок хочет отогнать от них двоих, но морок не отгоняется, а фрау Цоллер так и лежит на полу, прикрытая пледом. — Я не из этого ведомства, как вы поняли. Тут лишь в командировке. И все же, лучше какао, нежели хлопки по щекам и чрезмерные запугивания — это отталкивает и полностью заставляет свидетеля забыть о том, что он видел и мелкие детали. Разве мне оно нужно? Вам удобнее на английском или немецком, мистер Коэн? Я хотел бы узнать, простите, что сразу к делу, но мне нужны показания. Начните, пожалуйста, с того, как вы пришли в дом к фрау Цоллер.