Сколько Кларисс уже поломала? Сколько ещё всего поломает? Миранда видит её отнюдь не тайную гордость своим детищем — «Кримзоном». Вот уж чего она никогда не стыдилась, но что есть «Кримзон»? Сексуальное рабство — поломанные жизни и пусть не её руками, но Миранда упорно отказывается видеть в этом пути образ спасения. Мысль об убийстве столь въедлива, что трудно даже пытаться вывести её из сознания, будто грязное пятно. Рыжеволосая держится к Вито поближе ибо лишь Создатель усмиряет гнев её своим не наигранным спокойствием, но в итоге она неизменно остаётся с ядовитыми мыслями наедине и там не спасут ни осколки дочерней любви, ни снисходительная усмешка Пастроне. В конечном случае главной битвой становится сражение с собственными желаниями и Кларисса сделала, осознанно или нет, всё, чтобы битва была предельно краткой и не в пользу здравого смысла.
В Задверье вечная ночь на радость душе её. Миранда думает, что сюда, пожалуй, можно и переехать: в одной из десятков голосовых Кларисса именно это и предлагала. Со дня смерти только и остаётся что бежать за лунным светом и трусливо прятаться в темноте, как подкроватный монстр. Так недавно Миранда ловила заинтересованные взгляды, а теперь под глазами залегли тени и клыки вечно царапают до сих пор не привыкший к нововведению во рту язык. Как можно чувствовать себя столь бесконечно усталой и одновременно полной сил для того, чтобы утолить свою жажду возмездия? Ноги несут её к борделю сами — без чёткого плана действий, без заготовленной речи в духе: «Ты мне всю жизнь испортила!». Ей на входе всегда рады, хотя профилактический обыск всё равно проводят. Причин нервничать у Миранды нет — в плане оружия она чище горного хрусталя и лишь спрашивает с напряжённым видом, где сейчас Кларисса. У неё к мамочке не долгий, но крайне содержательный разговор.
А ведь та просила о встрече... Но приходить сама трусливо не рвалась. Миранду до скрежета зубов и клыков бесит то, с какой восхитительной небрежностью мать относится к тому, что своими руками поломала. Это бы даже восхищало... Но оказаться на месте порушенной судьбы снова это уже не шутка — это проклятие, что таится в крови.
Миранда обходится без приветствия. Вот дверь в спальню матери открывается, а вот девушка уже шагает к той быстрым шагом, молча смыкая пальцы на её тонкой шее. Лучший из ее снов, лучшая сбывшаяся грёза: чувствовать как пытается вцепиться ногтями в её кожу, силится спастись и всё мимо. — Я тоже. Рада. Тебя. Видеть. — Миранда заменяет точки резким давлением на шею, надавливает сверху вниз даже не думая о том, что дальше. — Хотела узнать как я? Почувствуй. — судя по виду она уже. От ситуации внутри удовольствие какое-то почти садистское и давления всё мало: Миранда вжимает мать в стену так, как ни один любовник до неё явно даже не пытался и всё делает для того, чтобы встреча эта в жизни матушки оказалась последней.
И с вскриком понимает, что всё кончено, когда помощь приходит совсем не вовремя. Кларисс уж было оседает по стене вниз с кукольной покорностью. —Отпусти! — рычит. Она не закончила! Ещё совсем немного! Миранду злит не то, что её вообще поймал кто-то сильнее, чьего лица она даже не успела увидеть, но то, что ей помешали. — Она заслужила! — с каким-то отчаянием прибавляет и хватается за руку незнакомца, впрочем, вырваться не пыталась. Гнев никуда не исчез. Даже попытка придавить её неуёмную ярость угрозой пыток и остроты оружия аккурат в трахею не возымела полноценного ожидаемого эффекта, хотя следует заметить, что Миранда несколько присмирела. Если под «присмирела» следует понимать «перестала пытаться броситься на мать с удушьем руками голыми наперевес, вопреки логике, здравому смыслу и несколько поутихшему чувству самосохранения».
Мать избегает её, как что-то постыдное. Она делала это фактически всю её, Миранды, жизнь, но, коли так, младшая Вальмонт искренне недоумевала: неужели нельзя было предвидеть это? Неужели не имелось смысла не влезать в её размеренное существование вовсе, чтобы не ломать, не устраивать хаос, дав Миранде именно то, что намеревалась дать изначально: свободу от подобных «происшествий» с летальным исходом?
На еле поднявшуюся с пола Клариссу девушка смотрит с отчаянной ненавистью. Так близко... И уже прошло — момент упущен и внутри вдруг пусто.
— Ты вовремя. — слово «спасибо» для Клэри привычно неподъёмно. Миранду тянет сказать незнакомцу, что он не знает, что именно та сделала и оправдаться тем, что выбора просто не осталось и голова болела столь сильно... Молчит. Потому что понимает: ему всё равно. Сторона незнакомца понятна по тому, как он обращается к её матери: будто ко старой знакомой. И он здесь, в «Кримзоне», и это говорит о многом. Миранда в меньшинстве и дело даже не в том, насколько на волоске от гибели она сейчас висит.
— Я ничего не сделала. — вкрадчиво шелестит полупридушенный голос. Если вспомнить, что по слухам рыжеволосая не возражает против лёгкого удушья в постели, даже попытку убить её можно подогнать под сделать приятное — нелепый мир, нелепая ситуация и, как следствие, абсолютно нелепые действия. Не сделала лишь потому, что не успела... Миранда держит голову прямее и дышит через раз. От ровного, почти скучающего голоса матери, скулы сводит гневом вновь.
— Она зла. Это пройдёт. Не то чтобы у неё не было причин... — примерно с тем же озабоченным видом мать обычно подбирает сумочку к платью. Это взбесило ещё больше: ощущение злости и потерянности говорят за Миранду, выплёвывая в пространство запальчивое:
— Она ещё здесь! — и не будут же они так стоять весь день!
От этого смертельного объятия почти больно. Голос возможного мучителя лишён жалости даже в зародыше и вся надежда оказывается на виновницу сбора. На то, что в ней осталось от материнский чувств.
— Мама! — никакой жалостливости. Ноль мольбы. По интонации больше похоже на «иди к чёрту», хоть и является призывом к тому, чтобы суккуб сделала хоть что-то хорошее под контролем дочери, дабы не поломать ход вещей дополнительно. Миранда смотрит выжидательно и в глаза, понимая, что как раз её прямого взгляда та избегала очень долго. Незнакомец выказал желание её прикончить и если кто-то и может попытаться уговорить его отпустить пойманную пичужку, то лишь владелица не богоугодного заведения, посреди которого обосновалась их чудесная разносортная компания. Кларисса тихо сдаётся, смотря уже на незнакомца за её, Миранды, плечом к радости последней:
— Отпусти её. Она больше не будет нападать. — действительно, на враг же новообращенная себе. — Правда, Миранда? — таким голосом у щенка интересуются, продолжит ли он метить любимый хозяйский тапок, не меньше, не забыв прибавить угрозу быть выкинутым на улицу за это в канун Рождества. Гордость сводит губы, заставляет онеметь язык, но Миранда знает, что шанс на свободу появится только так. Момент и вправду упущен... Пытаться добить суку сейчас было бы просто нелепо. — Чистейшая.
В этот тон поверит лишь полный идиот, но досады в голосе больше, чем гнева. Миранда осторожно поворачивает голову к мужчине и краем глаза наконец видит лицо возможного мучителя вблизи.

Хватка мужской руки ослабляется и через секунду сходит на нет. Он как воспитатель из серии «плохой коп», что всё равно лучше, чем Клэр: версия «похуистичный коп» на сотрудничество особо не настраивала. — Какое счастье, что ты не мой отец. — и не стоять ей на горохе, не ощущать все прелести телесных наказаний и даже в углу не топтаться. Миранда не скрывает усмешки, но думает, что вампир исполнил бы свои угрозы не колеблясь. Лучше бы ей быть поосторожнее. Она не знают своего настоящего отца... Мать всё твердит о налёте откровенной уголовщины и попадание в подземельное заточение — эта фраза с недавних пор отдаётся внутри Миранды привкусом дежавю. Может, он и того хуже? Думать об этом прямо сейчас некогда: мистер Клод жаждет своих ответов.
— Клод. Инквизизитор и мой хороший друг. Миранда. Моя дочь. — чем занимается она, Кларисса решила не выдавать. Может это и верно: в обычном мире её студенчество заставило бы собеседника понимающе одобрительно заулыбаться и проявить к ответу повышенный интерес, но когда у тебя есть возможность в теории жить веками, заточение в ученических стенах воспринимается с вежливой терпимостью не понимающими, зачем тратить на это своё время. Голос у Клэр привычно светский и самую капельку флиртующий — стиль общения, не просто оставивший отпечаток. В случае с Клариссой это клеймо. Девушка не пытается лепетать о том, как ей приятно познакомиться: Миранда молча кивает, не протягивая руки. Он уже успел её коснуться, да так, что больше не тянет. Даже ненавидя свою новую жизнь, Миранда не готова менять её на окончательную смерть.
Девушка отходит к стене, чтобы иметь возможность наблюдать за этими двумя со стороны. Клоду не особо интересно, как её зовут, ведь так? Куда любопытнее узнать, как так вышло, что дочь душит родную мать в её спальне. Слушать как старшая Вальмонт будет сводить её боль к скучающему тону? Миранда ощущает потребность взять всё в свои руки прежде, чем мать обратит её личную трагедию к чему-то схожему с обычным подростковым бунтом. Та уж было начинает говорить что-то. Миранда твердит громче, наперерез, тем самым веля умолкнуть прежде, чем упрощённая версия, где Клэр окажется благодеятельницей вообще успеет прозвучать дальше первой пары слов.
— Недавно кое-кто поссорился с моей матушкой и решил сорвать злость на мне, как на слабом звене. Из-за неё меня прокляли. Я бы умерла, но мамочка решила мне помочь... Убив. Она называет это: «обратить в вампира с помощью хорошего друга». Я умоляла её не делать этого, но когда Кларисса чего-то хочет, моё «пожалуйста» это звук на фоне.
Вот и вся история. Он может видеть, что проклятие её не убило: мать подоспела раньше него. Иногда случается, что пересказ истории делает её менее значимой. Произносишь события вслух и вот, тебя уже коснулось ощущение собственной глупости: как можно было придать столько значения подобной мелочи?
Сейчас этого не произошло. Короткий, но ёмкий рассказ отдаётся болью. Чувства. Эмоции. Миранда стискивает зубы и скрещивает руки на груди.
— Так что если вам нужно кого-то наказать, виновница перед вами. — тоньше намёка не сыскать. Жалко, что на готового арестовать владелицу борделя прямо сейчас Клод не тянул. Миранду не удивит и то, что в её спальню он вполне мог прийти для того, чтобы остаться наедине и приятно провести время. Интересно, Клэр нарушила закон? Девушка понимающе улыбается.
— Но вы всё равно этого не сделаете.
На столе неподалеку явственно ощущается запах бурбона. Знай Миранда, что ей удастся хотя бы почувствовать его вкус, уже выпила бы часть бутылки. Вампиризм отнял возможность напиться, пройтись по улицам дневного города и контролировать свои же эмоции.
— А я не буду извиняться. Проводите девушку до выхода, Клод?
Не хочется понимать, что она уйдёт, и они будут обсуждать её, как проблемного ребёнка: неконтролируемого и опасного, несносное чадо без совести, здравого смысла и умения сладить с гневом.