...just push them down, just fight them harder
why would you give up on it so soon?

У тебя бессонница? Тебя преследует беспокойство? Ты бледная...
Мимо проносится машина с открытым окном, через которое льются басы, делая невозможной расслышать саму мелодию. Отпечаток чужой жизни все еще играет в голове, перебивая собственные мысли и не находит узнавания.
Это всего лишь голос Анны и никого больше. Вопросы к себе входят в привычку после тысячи ночей, заполненных удушающими снами, тревожными воспоминаниями и не проходящим ощущением нарастающего безумия.
Ты разве считаешь себя безумной?
Анна качает головой. Она не считает себя безумной. Разве только немного уставшей. Довольно уставшей. В ее комнате на одной из стен висит африканская маска с пустыми глазницами и белым лицом. Амулет, судя по описанию, защищающий от колдовства и проклятий, чуть более чем полностью лишенный всякой магической силы. Она даже не пугает, выделяясь своим белым лицом посреди комнаты, освещенной тусклым светильником, который работает круглые сутки. Анна не считает себя проклятой в том смысле, в котором вообще может быть проклята такая как она. У ее проклятия иной сорт, вид и оттенок.
Тебе разве не страшно?

Поздним вечером город замирает. Ни дождя, ни ветра. Одно бесконечное ожидание грядущего.
«Сделай магическую энергию лезвием. Мыслью направь ее к нужной цели. Действуй без сомнения, позволь своему намерению стать острее наконечника любой стрелы».
Анна отрабатывает этот прием раз за разом, пальцами сплетая заклинание. Тоньше, шире, масштабные.
Главное, не перестарайся, - ее постоянно предупреждают. Желание причинить кому-нибудь боль всегда влечет за собой последствия куда сильнее и ощутимее обычной магии. 
Она бредет по улице спрятав руки в карманы расстегнутого черного плаща и в тайне мечтает опробовать на ком-то свои способности. Это ужасно, а еще нелепо. И конечно же очень опасно, но в ней плещется одно из излюбленных зелий и толкает вперед, придавая уверенности. При грамотном смешивании оказывает тонизирующее воздействие, снимает усталость, приглушает боль и имеет ярко выраженный запах schisandra arisanensis, иначе говоря, лимонника.
Анна проходит мимо затемненных окон какого-то бара с неприметным названием, даже думает зайти внутрь. Ей не нравится стойкий вкус алкоголя и чужое внимание, но у выплескивающейся через край смелости есть нечто общее с безрассудством. За баром следует невысокое здание, с пустыми глазницами окон, дальше погруженный небольшой проулок из которого, если обогнуть здание, в воцарившейся тишине из-за редких машин, слышна возня.
Шальная мысль кажется как никогда уместной. А что если она спасет кому-нибудь жизнь сегодня? Анна уже заочно довольна собой, врываясь прямо в подступающую после освещенных улиц тьму. Место выглядит поистине укромным и количество собравшихся в нем заставляет запнуться и остановиться почти сразу.
Четверо иных резко вскидывают головы, устремляя свои взгляды на нее. Двое перевертышей, один маг и инкуб. Она щурится, переводя взгляд на каждого по очереди, будто стараясь зафиксировать как можно больше информации. Их замешательство длится недолго и почти сразу перед ее лицом появляется широкая грудь одного из перевертышей. Анна даже может различить лицо - там где она стоит все еще пробиваются совсем тусклые, но отблески фонаря с улицы.
Неодобрительно, вот как он на нее смотрит и, не сбавляя напора, наступает. Быть припертой к стене Анне не слишком хочется, но очевидно у нее не так много шансов избежать столкновения.
Самое лучшее это ударить простым заклинанием по глазам. Одна яркая вспышка, способная вызвать дезориентацию. Затем чем-нибудь посильнее. Единственный минус - слишком близкое расстояние. За секунду ее противник перехватит ее руку и переломает запястье. А помимо него их еще двое. И это если она правильно поняла, что инкуб нуждается в помощи, а не выступает с ними заодно.

А теперь тебе страшно?
Она собирается рискнуть, но голос другого перевертыша неподалеку заставляет замереть. Конечно, они все уже успевают пройтись по ее метке Порядка, в то время как ей самой это даже не нужно.
«Все они зло. Жестокие, вонючие и мерзкие животные» — так отзывается о перевертышах ее мать и в этих словах Анне мерещится давняя вражда и неприязнь.  Наверное поэтому ее мать во всех подробностях рассказывает процесс с которым они питаются другими людьми. Аниссе всего восемь и еще несколько лет ей снятся жуткие сны о зверях с горящими глазами, окружающих ее в темном лесу и разрывающих ее тело.
Удивительно как это она успела забыть о таком и вспомнила только сейчас.
Подошедший к ней иной явно не спешит обращаться в зверя и вгрызаться острыми зубами в ее плоть. Он выглядит менее угрожающе, хоть Анна и понимает, что их внешность обманчива. Как и его слова, дружелюбные лишь с виду. От нее не укрывается тот факт, что остальные имеют совершенно другое мнение на ее счет. Тот, второй перевертыш, все еще стоит неподалеку, видимо, выжидая когда у него появится шанс со всей силы вдавить ее в стену и переломать шею. А потом видимо... съесть?
Похоже, часть эмоций все-таки отражаются на ее лице, так как разговаривающий с ней мужчина отходит от нее, предлагая присмотреться повнимательнее и сделать выводы, что никому здесь не грозит опасность. Даже самой Анне.
Его тон меняется быстро и после недавней вежливой, почти что осторожной манеры, звучит поистине угрожающе.
«Ты ведь сообразительная?»
Кажется, мужчина уже сам готов схватить ее за плечи и прижать к стене, пока она не согласится со всем сказанным.

— Вы его съедите.

Анне нужно спросить, нужно сделать так, чтобы ее тон казался безобидным, а еще лучше невинным. Сойти за глупую, но понятливую может быть лучшей стратегией в подобной ситуации. Она все понимает, пожалуй даже слишком хорошо, поэтому обращается к тому, кто, видимо, является среди них главным. Или тот, к чьим словам они прислушиваются. Хотя после того, что она произносит, ей кажется, что еще недавние улыбка на лице инкуба Эрика тускнеет и превращается в пролегающую на лице тень.

—Я уйду и вы его съедите, — выдыхает она с чувством, глядя прямо в темные глаза мужчины. Ей кажется, что в них можно отыскать понимание. Раскаяние? Желание бороться с хаосом, навязанным своей природой? Если она в это верит, то выходит она действительно глупая. Скорее, ей хочется в это верить, а еще хочется чтобы он поверил ей. Со всех сторон безрассудная и самоубийственная затея.

— Два сильных мага, мои знакомые, ждут меня в баре неподалеку. Если со мной что-то случится, они почувствуют. — Анна чистосердечно врет и голос ее в этот момент звучит ровно. Хотя она готова поспорить, что замечает на лице иного неодобрение. Он ее отпускает, даже не требуя взамен согласия, а она, вроде как, настаивает на своем, будто подставляется специально.
Так ты специально?

— Я всего лишь хочу убедиться, что вы не сделаете с Эриком ничего... такого.
Теперь уже Анна выдавливает из себя слабое подобие улыбки. Сколько секунд у нее уйдет на сплетение одной мощной волны? Минимум десять. Слишком долго для того, кто находится слишком близко.

Отредактировано Anissa Sullivan (2018-10-23 21:38:33)

Скорбь неплохо тонет — ее гораздо проще утопить, чем разделить на части. У Анны огромный опыт в изготовлении всевозможных зелий. Это куда эффективнее тех человеческих средств, о которых твердят в журналах и рекламах. Она может добиться профессионализма, другой вопрос, хочет ли. Интуитивное усовершенствование рецептов рано или поздно настигает ее как лавина в горах. Почему бы не попробовать немного увеличить дозу, а слова заклинания поменять местами. Что станет ядом сразу же, что может убить иначе? Косвенно.
Ей действительно начинает казаться, что с чем-то да она и переборщила в своих попытках сгладить то, что все еще терзает ее изнутри.

Ну же, бойся, - говорит она себе про себя. Обстоятельства ведь прескверные. Разве есть хоть какой-то шанс, что все происходящее это одна большая шутка, приправленная фарсом? Анна не слишком-то хорошо понимает к чему относится фраза перевертыша о чем попало. Он намекает на то, что в отличии от магов каждый перевертыш разборчив в еде? Или о чем-то таком, что она даже представить не может. Анна не думает, что он растерян, что его так уж задело ее прямолинейное «вы его съедите». То, что для кого-то может обернуться кошмаром, для перевертышей норма и даже необходимость. Анна думает, что их боится, но так же думает, что не испытывает к ним той ненависти, которую пропагандирует ее семья. А тот, кто ей попался и вовсе не выглядит жутко. Она присматривается к нему и не ощущает исходящей от него агрессии. До этого момента Анна представляет себе все немного иначе... Разумеется, она бывает в задверье, разумеется порой прогуливается по нему, чаще всего посещая довольно тривиальные места навроде лавки с ингредиентами для зелий и магазина артефактов. Она видит спины перевертышей перед собой, иногда лица. Анна не пытается завести знакомства с ними специально и никто из них не пытается заговорить с ней.
Наверное поэтому сейчас она с сомнением вглядывается в улыбку мужчины напротив, как будто впервые признавая за ним право вообще улыбаться.

Но ей действительно очень сильно не хочется знать какое мясо по его мнению вкуснее. Непроизвольно вжимается в стену и это можно назвать первым сигналом к тому, что уверенность дает сбой. Ей не мерзко, её это... обескураживает. Видимо, настолько, что перевертышу смешно и он берется ее успокоить. Аниссе даже кажется, что еще секунда и он погладит ее по плечу, обнадеживая. «Встречаются мне порой такие глупые ведьмы, которые верят в свою магию и лезут на рожон, пытаясь запихнуть руку в пасть того, кто сильнее их», - она ждет такого продолжения их небольшой светской беседы под тусклым светом в неподходящей для этого обстановке. Перевертыш не говорит, умолкает, оборачиваясь и давая ей шанс еще раз взглянуть на попавшего впросак инкуба. Не будь тут такой тени она наверняка смогла бы понять по его лицу многое, поймать взгляд, найти подтверждение своим попыткам вступиться за него. Но нет, эта роскошь им недоступна.
Зато нескольких взглядов со своими друзьями (или кем они друг другу приходились) мужчине хватает, чтобы резко сменить настрой и превратить обычную улыбку почти в звериный оскал.

Ну и что же ты будешь делать теперь? - это Анна себе. Что она будет делать теперь, когда безобидная игра с хаоситами перерастет в нечто серьезное? Когда уже впору спрашивать не о каком-то там другом ином, а о себе. Ей самой хочется поиграть в героя, но едва ли хочется окунуться в это подобие ада с головой и сделать на этом уровне остановку.

«Ты сыт», - хочется вернуть ей его же слова, но они комом застревают в горле. Даже этого небольшого света достаточно, чтобы понять почувствовать что он рассматривает ее так, как ей точно не хочется. Как мелкую сошку? Скорее уж как то, с чем-то стоит что-нибудь сделать... сделать что-нибудь нехорошее. Мурашки ползут по спине или это холодная и шершавая поверхность встречается с кожей даже через несколько слоев одежды. Она старается дышать через раз когда он принюхивается хотя бы для того, чтобы не выдать подвоха. Даже сердце сбоит, хотя казалось бы в ней так много уверенности, так много смелости. Не от этого ли этому перевертышу так смешно? Не поэтому ли он хочет ее напугать, а не сделать больно. Хотел уже бы свернул шею.
Надейся, глупая.
Он смотрит на нее, тянет к ней руку и, кажется, меньше всего ожидает сопротивления. А у нее, в свою очередь, есть шанс на целое одно заклинание, благо руки свободы и можно извернуться так, чтобы никто ничего не заметил. Выбирать с умом нет времени, плести многоуровневое и витиеватое тоже.

- Тебе в детстве родители не говорили, что нельзя угрожать незнакомым девушкам в темном переулке? - Анне даже кажется, что он успевает улыбнуться прежде чем услышать одно короткое слово на латыни. Мощной волной мужчину откидывает в сторону, прямо на второго перевертыша, почти наверняка ожидающего чего-то в таком духе. Анна не ждет, не рассматривает на последствия своего заклинание, срывается с места даже не взглянув на инкуба, все это время не подающего признаков хоть какого-либо осознанного сопротивления. Не инквизитор же она все-таки, чтобы бросаться в бой и на что-то надеяться. Ноги несут ее на удивление легко прочь из переулка и лишь спустя несколько секунд нечто с силой ударяет ее прямо в солнечное сплетение, заставляя сбавить обороты и охнуть, согнувшись пополам. Такое случается, когда переоценить себя и переусердствовать в применении магии днем, а затем предпринять попытку погеройствовать спустя несколько часов.
Вряд ли ей простят подобное заклинание, так что Анисса кое-как выпрямляется и пытается убраться подальше, если за ней решит кто-нибудь погнаться. Хотя ей же разрешали уйти, так же?

У Анны локти ноют от ушибов. На дворе лето две тысячи одинадцатого года и с недавних пор в ее жизни многое поменялось. Её учат быть инквизитором и ей это нравится. Выкручивать собственные пальцы на всевозможных новых боевых заклинаниях, призванных защитить ее, защитить ее потенциального напарника, изловить правонарушителя, причинить сопротивляющемуся правонарушителю боль. Ей нравится ощущать как усилия не проходят даром.
Тетрадь исписана конспектами. нумеровка внизу листов прилагается. «История дворов стр. 1-10» - пять листов прожитой кем-то когда-то истории, полной вражды, ненависти, крови и временных союзов, призванных не разрушить весь иной мир (в каждой клеточке, слова даже на полях). Физическая подготовка входит в курс и ей прилетает несколько раз в неделю от более сноровистых партнеров. Она обмазывает синяки специальной мазью и к утру от них не остается и следа. Все повторяется по кругу. С мечом сложнее. «При должной сноровке им можно разрубить даже летящий в вас файербол», - оповещает на занятиях Торнтон, добавляя, что магам проще применить контрзаклинание и не рисковать, а всем остальным попробовать увернуться. Сноровка, как поняла Анисса, приходила с годами.

Её семья в ужасе, ее мать рвет на голове волосы и заламывает руки, когда она сообщает на какую стезю решила ступить. До этого момента Анна думает, что инквизиция во дворе порядка это исключительно почетная должность. После этого разговора - сомневается в правдивости собственных выводов. Её мать говорит, что не перенесет если еще одна дочь трагически погибнет и Анна сжимает руку, пока короткие ногти не вопьются в мягкую поверхность ладони.
- Мне нравится, - просто замечает она, рассматривая распахнутые в ужасе синие глаза своей матери.
- А когда тебя поймает какой-нибудь больной ублюдок из этих и замучает до смерти тебе тоже будет нравиться? - У нее шок, ее трясет или она просто мастерски притворяется, доводя себя до локального нервного срыва. Они разговаривают в гостиной и маленькая Катрин тянет свои детские руки в попытке успокоить уже свою маму, которую она, несомненно, любит гораздо больше, чем старшая сестра. До этого разговора Анисса не думала, что может нанести своей семье такую рану. Её едва ли не возводят в ранг заведомо убитых, что тяжким грузом ложится на сердце.
Плохой идеей было вообще говорить о своих намерениях.
- Я просто хочу, чтобы смерть Лидии не было напрасной, - на этих словах она уходит, под тяжкий, дрожащий вздох.

В сгущающихся сумерках в парке Лоренхерст особенно уютно. Удушающая дневная жара спала, зелень холодила кожу сквозь тонкую черную блузку без рукавов. Вечер плавно переходил в ночь, так что даже последние искатели прохлады понемногу разбредались по другим местам. Анна бродила по парку кругами, погрузившись в собственные мысли, как будто даже не видя куда несут ее ноги. Колено правой ноги побаливало, но не критично. Всего лишь выступивший недавно синяк, который она не успела еще обработать. В соседних кустах задорно трезвонили цикады, а в широком пруде отражался свет близлежащих фонарей. Случайные прохожие попадались все реже, неподалеку доносились задорные и явно нетрезвые визги...
Нужно было не упоминать Лидию в разговоре, - Анна повернула назад, не собираясь мешать притаившейся в гуще вязов компании, не сразу отмечая, что женский визг понемногу стали перерастать в испуганные крики, постепенно удаляющиеся в противоположную сторону. Первые несколько секунд ее одолело замешательство, а потом она со всей мочи рванула в ту сторону, где только что услышала приглушенный... рык?
Подхватив подол юбки, так чтобы удобнее было бежать, Анна проскочила сквозь пушистые листья деревьев, затем еще через одну зеленую стену и выбежала в самый раз чтобы заметить в свете далекого фонаря покачивающуюся фигуру, явно уставшую орать, а позади нее нечто, сильно смахивающее на... пуму? Нет, конечно если неподалеку есть вольер с дикими животными, то это многое объяснило. А по тому как зверь то срывался на бег, то начинал неестественно подскакивать на месте, словно радуясь собственной свободе, стоило понять, что это почти наверняка мог быть какой-нибудь перевертыш, который решил то ли развлечься, то ли просто поиграть со своей жертвой перед тем, как вцепиться в горло. Подпиравшая собой фонарь фигура отдышалась, разглядывая бесноватые танцы пумы (с ужасом на лице?), а затем вновь понеслась прочь, почему-то вместо освещенной дороги вновь выбирая заросли. Пума ринулась следом, Анна тоже, на ходу обдумывая какое бы заклинание применить. Аркан было неплохим, а главное подходящим. Один сильный телекинетический крючок, чтобы зацепиться за лапу и потянуть на себя. Сбавив ход, когда перед взглядом снова предстала подуставшая от шального бега девушка и подкрадывающийся к ней перевертыш, Анна сделала последний рывок по мягкой траве, набрасывая заклинание в тот момент, когда зверь повернул назад голову и собирался прыгнуть в сторону. Дальше произошло два стремительно развивающихся действия: первым было то, что огромная кошка успела сделать размашистый прыжок в сторону, вторым было то, что Анна промахнулась мимо задних лап, угодила в хвост и завалилась прямо перед собой, вытянув руки, не устояв при увесистом толчке. Трава была сухой, пахла землей и забилась в рот. Зато ей удалось не ослабить хватку, а это значило, что теперь у нее было преимущество. Дальше заклинание следовало зафиксировать так, чтобы обездвижеть неизвестного полностью. Кое-как поднявшись хотя бы на колени, она с силой притянула руки, не давая ему сбежать. Теперь тянуть было проще или это просто он притих, как будто понял свою оплошность. Тонкая струйка заклинания потянулась к задним лапам, окутывая и их.
— Обращайся! - На вдохе, повысив голос проговорила Аниса, неспешно подходя ближе. — Инквизиция порядка, - словосочетание звучало до жути гордо, даже произнося ее с налипшей к рукам траве и взъерошенными волосами. — Обращайся иначе будет хуже.
От пьяной девчонки, пытающейся повизгивать осипшим горлом и след простыл, так что в закрытой со всех сторон деревьями роще, неподалеку от пруда они остались вдвоем. — Обращайся и отвечай, что ты собирался с ней сделать?

Отредактировано Anissa Sullivan (2019-01-18 00:01:21)