Ночь, полицейский участок, обычная комната для допросов, необычная подозреваемая.
|
dial 0-800-U-BETTER-RUN |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » недоигранное » детка в клетке
Ночь, полицейский участок, обычная комната для допросов, необычная подозреваемая.
|
Домой.
Тереза неуклюже переваливается через невысокий забор, обдирает коленку о влажный асфальт, но не замечает этого.
Домой. Дома все будет хорошо.
Тереза прячется в ночных тенях от пары редких прохожих. В несколько перебежек добирается до угла дома. Пытается отскрести грязь с юбки, но только сильнее размазывает рыхлую землю по тонкой ткани.
Не страшно. Она все отстирает, извинится перед отцом и все снова будет хорошо.
А ублюдка обязательно посадят. Она только отдышится и обязательно расскажет...
Терезу клинит в попытке дать адекватное объяснение произошедшему. Грязной рукой проводит по шее, ожидает нащупать страшную рваную рану. Под пальцами — ровная кожа. Она абсолютно точно помнит резкую боль, когда полоумный сосед с чего-то решил убить ее таким извращенным способом. Помнит и накатившую слабость, и всплывшую через несколько минут мысль о критичной для человека кровопотере.
Он совершенно определенно пил ее кровь; это — единственное, что Тереза знает наверняка. Сознание отказывается делать хоть какие-нибудь правдоподобные выводы, только навешивает на Джексона ярлык смертельно опасного психопата.
Зато она жива. Концентрируется на этой мысли — и том, что сейчас они с отцом вызовут полицию и соседа мигом заметут — когда тихонько толкает входную дверь. На электронных часах мигает 02:21 — по всему выходит, что на пороге их дома Джексон появился всего пару часов назад.
Однако, отец успевает переодеться и, кажется, протрезветь. Уголки губ Терезы ползут вверх, она нерешительно делает пару шагов навстречу, мнет ладонь в ладони. Судорожно, точно вот-вот разревется, вдыхает.
И перестает слышать, что он говорит. Разом забывает все, что хотела сказать сама. В несколько движений оказывается рядом. Тянет носом воздух и чувствует, что, оказывается, чертовски голодна. Желудок болезненно перекручивает, во рту моментально пересыхает, а десны сладко ноют.
Он подхватывает ее давно, казалось бы, забытым движением, как в детстве, когда она с радостным писком прыгала ему на шею. Уже через мгновение с криком пытается отцепить и откинуть ее прочь. Тереза только сильнее стискивает ноги, перекрещивает лодыжки на его пояснице и кусает еще, на этот раз точно попадая в сонную артерию.
(она не раз и не два листала анатомические атласы, прекрасно знает, где та находится)
Поток горячей крови на время затыкает утробное урчание, остаются только его крики, негромкое чавканье и тихий звук льющейся на пол крови. Тереза жадно глотает и вгрызается глубже, когда отцовская хватка слабеет, а сам он сползает по стене. Старается не упустить ни капли, но вокруг осевшего на пол и окончательно затихшего отца все равно разливается липкая темная лужа.
Тереза тщательно вылизывает кожу вокруг рваной раны. Замирает, замечая белеющий в мешанине разодранных мышц, сухожилий и артерий позвоночник. Тупо смотрит на бледного неподвижного отца. Ерзает коленями в густеющей луже, гладит его по щекам, слегка хлопает, словно надеется привести в чувство. Обнимает перемазанными грязью и кровью руками, склоняется щека к щеке и сипло обещает ему, что все будет хорошо.
На полицейских не реагирует. Ни на «твою ж ты мать...», ни на вопросы, ни на прикосновения. Краешком сознания фиксирует, что на заднем сиденье что-то расстилают, прежде чем ее туда усадить. Она смотрит на перепачканные ноги, вконец загубленную юбку, замаранные в крови руки. Истеричный смешок превращается в невнятное булькающее всхлипывание; Тереза давится им и больше не издает ни звука.
Равнодушно рассматривает наручники: их затягивают до упора, но металлические браслеты все равно болтаются на тонких запястьях. Длинную цепочку пропускают через кольцо в середине стола. Она неотрывно глазеет на него, когда ей задают вопросы, в какой-то момент едва заметно поднимает и опускает плечи («что произошло?»).
(она совершенно определенно пила его кровь; это — единственное, что тереза знает наверняка)
Ее оставляют одну на пять минут или часов. Она не меняет позы, когда дверь отворяется снова, без всякого выражения смотрит на вошедшую девушку. На полицейскую она не похожа. На психолога вроде бы тоже. Ну, или на того, кого приглашают в таких случаях.
Бросает гадать почти сразу. Какая разница.
В свете холодных ламп накаливания её рубашка кажется возмутительно белой – настолько, что должна резать глаз, но на это, кроме Дины, никто не обращает внимания. Ведьма, впрочем, отмечает это лишь на периферии и старательно гонит мысли прочь – как и любая жертва насилия она категорически отказывается внешне показывать, что её сломили и близким к безупречному внешнем видом заявляет обратное. Как человек, которому жизненно необходимо отвлечься от навязчивых мыслей, она с головой уходит в работу, с готовностью принимаясь за любое подвернувшееся дело. И всё-таки мозг сбоит и подсовывает зацепки – цепляешься за них непроизвольно и выходишь к самому центру лабиринта, построенному для защиты. И всё-таки это помогает выиграть время, одуматься и дать задних ход. Изматывает – спору нет - но жить можно.
Дина поправляет ремешок часов, закатывает рукава рубахи и кивает коллеге, в очередной раз решившим ввести её в курс дела. Заодно продавить на то, что ситуация не стоит выеденного яйца и он категорически не понимает, зачем потребовалась помощь инквизиторов. Однако, с тем, что до появления Хаоса всё нужно расставить по местам, он всё-таки согласен. Брекенридж вымученно улыбается и хлопает его по плечу – вот и ладушки, разберись с копами.
Месяц назад она, скорее всего, закатила бы скандал. В Нью-Йорке её бы крайне возмутило, какого черта такие вещи поручают ведьме четвертого уровня, но это Портленд. Здесь и сейчас. Идти к неофиту после того, как в тебя до этого влили чуть ли не центнер – судя по ощущениям и тому, как долго они не могут пройти – вампирской крови кажется ведьме не совсем корректным, но стоит Дине пересечь порог допросной, как она забывает, кто перед ней сидит.
Нет, неправильно, всё наоборот – только тогда она всё и понимает.
Маленькая, измученная, хрупкая девочка которой всего-навсего семнадцать лет. И, если повезет, ей будет семнадцать еще ни одно и даже не два столетия – если люди и могли назвать это чудесным спасением, то иные понимали дерьмовость ситуации. И в совокупности всего того, что было известно и лежало на поверхности, Дине стало безумно жаль малышку.
- Здравствуй, Тереза, - говорят, что для человеческого слуха нет ничего приятнее собственного имени. Говорят, оно располагает к собеседнику. Инквизитор в это не сильно верит, но попробовать стоит. Она выдвигает из-за стола пластиковый стул, садится – стареется сделать это максимально тихо, но камеры допросов не созданы для тишины. Оборачивается через плечо и смотрит на зеркало, за которым сейчас никого нет. Ей кажется, что сам факт наличия этой шутки в комнате очень сильно давит на нервы. Не только подозреваемым. Никакого чувства защищенности, только кажется, что кто-то дышит в затылок. Постоянно дышит в затылок.
- Место – хуже не придумаешь, но у тебя на этот счет, наверное, другое мнение, - Дина поворачивается к девочке лицом и укладывает ладони перед собой зеркально тому, как это делает Тереза. Впрочем, в отличие от ведьмы у той нет выбора. Инквизитор хмурится, запинаясь взглядом об наручники, кивает, - неудобная штука, да? Позволь я её уберу, надеюсь, не возражаешь.
Она упирается локтями в стол и поднимает ладони. Отточенным движением прытких пальцев высекает изумрудные искры и вставляет в эфемерный замок отмычку ему под стать. Несколько раз проворачивает, вытаскивает дужку из засова, осторожно опускает на стол, а вместе с тем открываются браслеты наручников и с лязгом ударяются о стол. Дина подмечает, что во взгляде Терезы что-то меняется. Не кардинально, конечно, но на секунду в них проскальзывает живой огонёк интереса. Очень быстро гаснет, скрываясь за пеленой безразличия к собственной судьбе.
- Ну, можно сказать Алахамора, - грустная улыбка и пальцы вновь ложатся на прохладную поверхность стола. Брекенридж проглатывает тугой ком, подступивший к горлу, и опускает взгляд на кончики ногтей. Многозначительно кивает в сторону двери.
- Чисто теоретически, ты можешь попробовать бежать, - честно признается она и также честно добавляет, - но я не думаю, что получится. Нет, я не ставлю твои способности под сомнения, просто говорю из опыта.
Поднимает взгляд на девочку и пытается разгадать, что стоит за её небесного цвета глазами? Такими уставшими, за ночь постаревшими лет на десять, но все еще ребяческими. Речь идет не о Взоре, нет, это чисто человеческое желание заглянуть в душу. Дина тяжело вздыхает – можно даже сказать обреченно – и пытается внести в их разговор немного ясности.
- Я была бы очень рада, если бы мы с тобой поговорили. Понимаю, что до чужих радостей тебе едва ли сейчас есть дело, но это, в первую очередь, может помочь тебе самой. Расскажи, пожалуйста, что произошло?
Она может повлиять на её состояние. Не сильно, разумеется, лишь слегка коснуться лидокаиновыми чарами до свежих ран – вылечить выйдет наврядли. Пока не торопится, не признает такого наглого вторжения на территорию частной собственности. Протягивает девочке руку, просит не боятся и рассказать все, как она это помнит. Обещает, что будет рядом.
- Не бойся, я не стану тебя обвинять, не стану наказывать. Никто не станет. Просто расскажи всё, что помнишь. Пожалуйста.
Отредактировано Dinah Breckenridge (2018-11-07 15:52:41)
Вы здесь » dial 0-800-U-BETTER-RUN » недоигранное » детка в клетке