[indent] Воздвигнут храм. Не поклонение Богу, что единственно над всеми зрит, а поклонение праздности, лени, потворствие страстям. Из ткани натянут шатер, запустят в него местных и растворятся в ночи. Это многим нравится — смотреть на уродов. Чудо, магия, проклятье, наговор. Лекари спешат убедить, что все не так, да только кто им поверит? Те, кто верили в Бога, быстро перебрасываются в веру в порчу.
[indent] Священнику ход под полосатую крышу заказан. Его не ожидают увидеть. Он должен в своей церкви настраивать прихожан на ненависть к подобным развлечениям, говорить о труде в поле и присмотре за детьми. Не дай Бог дети окажутся рядом! Но так, как бегут от приходов люди, так же теперь бродят возле представления священнослужители. Впрочем их анафемы все еще звучат. Кому понравится такое?
[indent] Видеть среди зрителей темные одежды и белый воротник странно. Скорее всего вы обознались. Скорее всего это просто хорошо выстиранная рубашка и неплотно застегнутый плащ. Священник в бродячем цирке? Поверьте, этого не может быть.
[indent] Ной смотрит на проклятый угол за городом, куда его привали едва ли не за руку. Проклятие на душу тех, кто в окрестностях пасет скот, ведь глава города дал разрешение, ведь всем плевать, что нечего больше есть овцам, всем плевать, что к осени не останется излишка, чтобы согреться фермерам. Плевать. Уродов привезли. В темноте потасканные тряпки выглядят не такими грязными, как днем. Факелы на входе, пахнущие маслом и соломой, высвечивают только самое лучшее — клетки с животными и тропинку к шатру. Мортон идет вместе со старухой, которая затравленно озирается по сторонам и норовит броситься на любого акробата, который к ней подойдет, с кулаками и проклятьем. Мужчина на ее фоне смотрится спокойнее. Факелы не высвечивают движущиеся желваки, а за восторженными криками зевак не слышно, как скрипят его зубы.
[indent] Обязанности при Дворе научили его с осторожностью относиться к животным, даже если они сидят в клетке и выглядят ручными. Даже слишком ручными. Они как будто речь человеческую понимают.
[indent] — Потому что это ведьмины фамильяры, — говорит старуха и ее не переубедить. Ной не пытается. Ной принимает эту версию как вполне возможную, потому что на встретившем их акробате на ходулях печать Двора Порядка.
[indent] Пожар в Дэвилслейке научил его внимательнее вглядываться в тех, с кем он встречается, — о добре в твой адрес может забыть даже четырнадцатилетняя дочь. Не кровь от крови, но не знавшая своих родителей. Ей бы знать о Боге, знать о магии да перенимать знания, но она решает использовать свой дар для лихих неприятностей. Мортон больше не живет в Дэвилслейке, уладив неприятности с подозрениями местных, ему даже нравится снова привычно странствовать, совмещая задания Великого Инквизитора с собственными поисками. С одной стороны, Джордан могут сожрать — она без печати как мишень. С другой стороны, Ной имеет право наказать ее по той строгости, которую рассудит.
[indent] — Идемте, святой отец, — говорит старуха, собирая подолом своего наряда грязь на дорожке. — Представление вот-вот начнется. Если вы это увидите, то точно сможете уговорить мэра выгнать прохвостов.
[indent] Ной кивает и идет следом. Удивительно молчалив в последнее время, хотя в голове рой мыслей и задач. Привычно расслабляются мышцы, когда он понимает, что не привязан к месту и не привязан к человек. Напряженно хрустит суставами, когда ощущает свою цель, что крепче привязанности к человек. Найти — потом он разберется. Рыжих мелких девчонок в северных штатах много, но с Иными после войн большой напряг, их с трудом загоняет в Портленд вместо местных инквизиторов.
[indent] Человек в черном присаживается на скамейке, проверяющую толстокожесть зрителей занозами. О, алчность нарастила присутствующим бока, чтобы не помещаться на столь маленьких сидениях, но при этом не чувствовать, как они же превращаются в ежа. Старух, пусть и ругаясь на цирк, сажается вперед, оставляя в задних рядах высокого пастора. Кажется, она профессиональный лицемер, коих становится больше с возрастом. Они свои фантазии принимают за правду, считают себя благочестивыми, хотя на деле такие же, как и все. Не нужно учиться иллюзии, даже простой человек способен обмануться и перепутать праведника с злодеем.
[indent] В глазах же собственных детей многие становятся демонами.
[indent] — Дамы и господа! — распев конферансье напоминает британский акцент, но черная его кожа и заживающие шрамы на лице обличают в нем хорошего актера. — Мы начинаем!
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

[indent] Мортон складывается пополам, опираясь локтями о колени, — на представление смотрят чёрный капюшон и прозрачные глаза. Факелом для них зажигается кровь Иных, у вампирши даже искусственный пульс пропадает, когда копыта её лошади ступают на арену. Цирк грязный — в разные стороны летят комья земли, песка и, скорее всего, навоза. Не лучше любой фермы, а люди приходят сюда отвлечься от быта, посмотреть на уродцев, посмеяться над шутками в шатре, где их не увидит шериф и глава города. Полоски не пересекаются в перекрёстках и о Боге здесь тоже забывают.
[indent] Ной неотрывно следит за мелким Рыцарем, которому свистят со стороны скамеек, подзадоривая. Давай, маленький ребёнок цирка, что даже не дотягивает ногами до стремян, играй для толпы, не понимая, зачем. Говорят, что любви публики ради, может, денег или встречи с богатеем, что захочет к себе в дом экзотическую диковинку. Потому распеваются конферансье, приписывая своим актёрам иноземное происхождение. Ной не знает наверняка, где родился Рыцарь, но поклясться может, что вырос он в Северной Дакоте.
[indent] Подозрения долго не задерживаются в голове священника, сменяясь уверенностью. К ним не присоединяются ярость или злость, только чёрная ирония и желание показать её, выплеснуть наружу, заставить остальных заметить, как сильно может наказывать Господь, если попытаться о нем забыть. Он-то не забудет. И слуга его помнит, прожигая взглядом каждого, на ком стоит печать Иного. Если сжать в руке шотландский оберег, то, наверное, можно найти среди животных перевертышей.
[indent] Джордан меняет бледность от церковных стен на грим и искусственное лицо. Улыбайся, даже если Бог сказал быть смиренным. Гордись, держи спину, выгибай грудь колесом, задирай подбородок и смотри сверху вниз с тяжеловоза на такие же игрушки, что и ты.
[indent] И увидь ледяные глаза. Кажется, они могут заморозить разогретую копытами грязь и свалить шквалистым ветром наездников. Не спасёт ткань, не спасёт оставшееся с лета тепло, вообще ничего не спасёт. Только очищен шатер будет не холодом, а священным огнём.
[indent] Восторженные аплодисменты дают понять, что шоу имеет успех, по крайней мере, в своём начале. Покоряет людей не Божье чудо, а наказание, уродство, человеческий обман и хитрости Иных. А если бы так можно было напугать всех смертных, показать реальную мощь того, что пока прячется? Пожары и болезни окажутся управляемы. Войны — направляемы. И это не будет шоу, это будет жизнь.
[indent] Пальцы перебирают старые католический четки, напоминающие ощейник чуть больше, чем белая колоратка. По дороге из серебра легко бродят мысли, перебирая собственные воспоминания. Вот он читает проповедь в церкви для пятнадцати прихожан, которые смотрят на него упрямо и с испугом, вот сотрясается земля, заставляя их всех отвлечься, вот нагревается воздух, вот он стоит перед дотлевающим сараем, успокаивая владельцев, которым шериф не помощник — разбойников много в городе, они быстро уезжают, может быть они, — вот он ступает на порог своего дома и ощущает пустоту со всех углов, вот он вылавливает Томаса, который не знает, где Джордан. Никто не знает. Короткий путь следов, по которым можно идти на лошади задолжавшего вампира из Двора, смывает дождь. Найти фургон не сложно, найти компанию для снятия подозрений — тоже. Не думать об охотниках за головами и оставаться равнодушным первые дни гораздо тяжелее. Когда Мортон оборачивается, то уже не видит смысла возвращаться. Сирота на пороге церкви стала одной из причин, почему Девилслейк получил священника на долгие шестнадцать лет. Теперь он вернулся к своему ремеслу инквизитора в полной мере, а не после очень громких криков Великого инквизитора, который сажал его не на маленький город, а как минимум на весь тракт, где Иных не так много. В соседнем штате их гораздо больше. Среди них и затерялась девочка.
[indent] Потом возвращается все на круги на своя. На фоне двухсот лет пятнадцать — сопли.
[indent] И вот протоптанная тропа к мыслям от четок к рыжей копне волос дрожит от напряжения, по ней бежит страх, паника, необоснованная боязнь всего... Говорят, это лучше всего ощущают животные, но плевать, когда ни в одном существе нельзя не сомневаться. Потом кто-то может оказаться не очень дружелюбным соседом по лавке или рухнуть на шею из-под потолка.
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

[indent] Уродов танец не особенно хорош, но людям нравится, хотя из городов и деревень они их выгоняют, стараясь не прикасаться — Боже, спаси от заразы, — чтобы потом рисковать своей душой. О, как они рискуют — с грехом они уже знакомы, а тут они могут еще раз к нему приблизиться, потрогать, попробовать свои ощущения. Не должен их знать человек, должен раскаиваться за тягу к ним, должен бежать в Божий храм, падать на холодный пол и признаваться во всем.
[indent] Но зачем признаваться в чем-то, если все прихожане здесь? Грешник на одной скамье с праведником, верующий — с хамоватым чинушей,  монахиня с продажной женщиной, а перед глазами пляшут «никто». Как они их оценят? Уроды, на которых они жаждут смотреть больше, чем на своды старых церквей, лжецы, которых они хотят слушать чаще, чем главу города — спору нет, что глава тоже лжет, но по крайней мере, он склонен исповедаться, — позеры, которые вместо библейских сюжетов избирают потеху над тем, что написано в Исходе в Новом Завете.
[indent] Чудище с двумя головами кажется удивительным, но не более чем — их сознания мутны, местами соединены, но разгрызаются проще, чем орех. Действительно, две души для одной пары ног.
[indent] Дети и отроки не разгрызаются, хотя и есть нечто, чем все когда-то были. В этом их проблема. Смотришь на их взволнованные эмоции, смесь действительно Божьего умысла и взявшегося из неоткуда эгоизма, и не можешь разобраться в происходящем. Нет перекрестков — сплошные тупики и закоулки, нет одного цвета — водоворот и хаос всего, что только есть в мире. А у отроков все меняется: принеси в их воображение что-то и они создадут что-то прямо противоположное. Каждый может поклясться, что таким не был и посему не может понять как и почему… Что с ними делать? Исправлять болью, потом и кровью.
[indent] Облако паники создано под навесом, потому что именно так нужно.
[indent] Под гримом не видно истинных эмоций, грим — хороший атрибут лжеца. Прозрачным глазам он не поддается, хотя все здесь как на ладони. Даже гнущаяся в обратную сторону девчушка с косами, что длиннее ее самой, что кажется красивой до той поры, пока ребра не начинают разрывать ее фигуры в совершенно противоестественную сторону. На карте из морщин и шрамов животные, не такие, какие были по задумке Господа, ибо они не гуляют вне человека, они подчиняются ему. Все неправильно.
[indent] Кричи, молись, говори, исповедуйся. Не оскорбляй бога и не уподобляйся ему. В цирке и театре играй свою роль. Не оставляй свои города без защиты.
[indent] — Дамы и господа! Передавайте карточки с вопросами нашим Рыцарям, и, быть может, Жемчужные Сестры дадут вам ответ!
[indent] Человеческий слух не должен быть сильнее зверева, но Ной чувствует, как напрягся от этих слов слух. Как?! Как может кто-то лгать, притворяясь пророком? Горе городу нечистому и оскверненному, притеснителю! Не слушает голоса, не принимает наставления, на Господа не уповает, к Богу своему не приближается. Князья его посреди него – рыкающие львы, судьи его – вечерние волки, не оставляющие до утра ни одной кости. Пророки его – люди легкомысленные, вероломные; священники его оскверняют святыню, попирают закон. Лжецы!
[indent] Прозрачные глаза наполняются синевой. Бледная рука тянет к всаднику свою записку, от которой тянет запахом пороха. Такое бы в горло певунцам, чтобы подавились своей гордыней и ложью, захлебнулись, издохли, получили бы свое, но отрава придет не к ним. Наказания достойны многие.
[indent] Старуха из первого ряда трясется от переполняющих ее чувств: ненависть, страх, восхищение, зависть… Она ничем не лучше, хотя и клялась на словах перед пастором, что смотрит из-за занавески на своем окне на цирк для того, чтобы не пускать ребенка соседки гулять, да кто услышит сумасшедшую?
[indent] Кто услышит какого-то пастора?..
[indent] В руках уродов стопка вопросов, а две головы то оборачиваются друг к другу, то отворачиваются в сторону зрителей. Трутся друг о друга листики, разряжают заклинание…
[indent] Белая вспышка на секунду заполняет зал. Женский крик лезет на оглушенных зрителей. В единый хор спеваются возгласы, ржание коней и проклятья.
[indent] — Пророки ваши как лисицы в развалинах! — твердит раскатистым голосом черная фигура в капюшоне, поднявшаяся на борт. — В проломы вы не входите и не ограждаете стеною дома Израилева, чтобы твердо стоять в сражении в день Господа! Они видят пустое и предвещают ложь, говоря: «Господь сказал»; а Господь не посылал их; и обнадеживают, что слово сбудется. Не пустое ли видение видели вы? и не лживое ли предвещание изрекаете, говоря: «Господь сказал»?! Только Господь знает, а вы — пророки от Дьявола. Не смотреть на вас надобно, а выжечь дом ваш, покуда не столкнули вы с пути юные души. ТЫ! — перст указывает на отступающую на огромной лошади куклу девочки. — Ослушалась слова Господа, ослушалась веления слушать родителя и потому порча перейдет с покорежанных грехом на тебя!
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

[indent] Вспышка оборачивается пожаром, огнем, карой на головы тех, кто осмелился врать и притворяться словом Господа, что единственно Знает, как все будет. Все по Его задумке, и не каким-то шайкам мракобесов врать от Его имени. Нет уж. Горит человек, как горит его жалкая душонка в глазах инквизитора. Не попадись — завет Дворов, но магии здесь нет. Это кара.
[indent] Вампирша на лошади оказывается одного с ним роста, пока священник стоит на сухопутном фальшборте. Оба смотрят друг на друга сверху вниз. Вампиры сильнее, их нельзя убить, потому что они мертвы, и он обладают гипнозом. Все это в черепной коробке как знание. И над этим знанием потешается опыт — с вампиром можно расправиться и точка. Пусть они себе думают.
[indent] — Сгинь, — рычит в ответ Пастырь, но от его широкого жеста рукой, где серебро обвивает запястье, Иная уклоняется. Суровая реальность Ноя разбивается о детское представление, где хозяйничает не он. И правила диктует тоже не инквизитор. И вот тут-то все закипает.
[indent] В поле зрения он удерживает девочку, бежавшую из отчего дома. Она сбивается с ног, но идет в сторону кулис. Нет уж. Пастырь щурит глаза, ощетинившись до такой степени, что не отличить от одичавшего волкодава. Из ножен под плащом инквизитор достает кинжал. Чей металл запоминается каждому Иному после первого же прикосновения. Но в руки ему пихают другое, кукольное, игрушечное,  чтобы смешно упасть, но не разбить себе череп. Разве что только под копытами тяжелого коня.
[indent] Кинжал за спиной направлен на бьющееся сердце перевертыша. Полудушное существо теряет страх, если не понимает, что с ним случится, если он бросится на Иного с копьем Луга. А для этого нужно было выпить все пойло восточного побережья, не меньше.
[indent] Люди не видят, они замолкают, потому что им показывают следующий акт. Мортон переворачивает игрушечное копье, потом еще раз, еще раз. Длинные сильные пальцы и сноровка позволяют управляться с оружие одной рукой, хотя чего это ему стоило… Сидящий в первом ряду торгаш трет покрасневшие глаза — ему мерещится, будто игрушка обращается лезвием.
[indent] — Ты же знаешь, что это? По ваши души пришел Хаос, — передразнивая манеру вампира, священник останавливает вращение на иллюзии муляжа поверх лезвия. Зрителям смертным лучше не знать, ведь в правилах инквизиторов чтить Закон. «Не сдай себя», — чтобы сотворить такое после демонстрации сил, надо убить всех. И, Бог свидетель, Мортон нашел бы причину не отпевать эти жертвы, ибо души их уже не спасти. Молитвой позже им, может быть, найдется покой, но не сейчас. Они должны понять грех праздности.
[indent] Но будет продолжаться игра, будут играть актеры, будут сражаться Рыцаря, хотя один уковылял в сторону занавеса, провожаемый паникой и двумя лентами — приказом клыкастой и миражом панической атаки. Они завязаны на горле, душат отрока, но не борются между собой, будучи настолько противоречивыми силами, что не вступают в конфликт. Если бы только прикоснуться к чужой голове…
[indent] Толпа не замечает, как в тени обращается человек в собаку, толпа ждет, когда их ставка сыграет, толпа подогревается чем-то потусторонним — они жаждут победы не священнослужителя, а уже ставшей привычной женщины. Но рык слышат все. Брызжа слюной, псина бросается на спину сжавшемуся для прыжка мужчине. Люди верят в оборотней, но здесь же все неправда? Все выдумка? И собаки дрессированные, и ошейник белый у священника — шутовской.
[indent] Только собачья кровь брызжет на пол настоящая, визг разрывается на высоких нотах. Так понемногу можно прикончить и весь цирк, но за убийцу примут именно Пастыря, никто не поймет истинного значения, как это часто и бывает в истории. Ладно…
[indent] Где Джордан?
[indent] Выбежав из поля мага, она скрыла свое сердце и свою дрожь от той части магического воздуха, что ощущает жизни. Все выглядит прекрасной ловушкой, но девка не могла выстроить вокруг себя стражу из десятков уродцев лишь для того, чтобы скрыться от своего отца. Не могла?..
[indent] — Рыцари преклоняют колено перед образами, а ваши падут на плаху, ибо только Ад им предложит путь, — выплевывает священник двумя переросткам на голову выше него, в чьих глазах ни капли разума, а как будто чей-то приказ. В калач физически они его свернут, даже если загнать под ребра болезнетворный металл сидхе. Потому что даже будучи мертвыми, они плюют на болезнь.
[indent] Копье сворачивается в кинжал обратно, пока представление набирает обороты. Отброшены же игрушки, потому что так взъесться на нарушителя покоя могут только Иные. Взгляд прозрачный глаз падает на факелы, трепещущие от движений под шатром.
Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого. И скажет человек: «Подлинно есть плод праведнику! итак есть Бог, судящий на земле!»
[indent] Огонь жрет ткань, пока его питает ветер, раздувает, обращает в зверя, страшного зверя, от которого не спастись Иному просто так. А ведьма, опалившая Пастыря бежала, не спастись теперь. Но даже ожоги не пугают монстроподобных бугаев, они одновременно набрасываются на Пастыря, заламывая руки. Сжимающие копье пальцы не дают слабины, но боль прошивает конечности. Не заметить ее магу сложнее, чем двум неофитам-вампирам. Того гляди и выпьют до дна. Серебро четок падает на чужие руки, оставляя ожоги на память и сбрасывая оковы с мага.
[indent] Становится сложно дышать от дыма, и Ною с трудом, но удается вырваться в закулисье, где ему не рады. В голове стучится о стенки черепа «найдинайдинайдинайди», и он ищет, изворачиваясь, укрываясь, добавляя огня. Он не потребует выдать ему дочь, он сам заберет.
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

Отредактировано Noah Morton (2019-01-29 14:19:48)

[indent] Удар кованым сапогом ломает ногу брыкающемуся клоуну, которого повалить было проще даже без магии. Даже когда все к чертям горит и валится из рук, находятся полоумные, которые пытаются восстановить справедливость. Спасай свои пожитки, спасай свою шкуру, спасай свою душу, а не усугубляй ситуацию. Теперь же человеку остается только сгореть, скользя пальцами по свалявшемуся песку, похожему то ли на землю, то ли на навоз.
[indent] Впереди испуганные еще совсем детские голубые глаза, хотя девка уже совсем сложилась, а она расти сама не хочет. Хочет сбегать, бунтовать и прославлять вольную мысль, не понимая толком, что такое эта воля. У Джордан в запасе для потрепанного дракой священника только грубые слова, обвинения, сбитые дыханием и страхом, как будто звуки могут остановить Иного.
[indent] Но вопрос повторяется в голове инквизитора. «Что ему надо?» Как будто у Харви пробудилась способность складывать свою волю в черепной коробке чужого человека, Мортон даже успевает откровенно удивиться, позабыв гнев, но голос звучит свой. Стал бы он гнаться, чтобы просто стереть память у еще одной своей сироты, а потом уже отпустить хоть в цирк, хоть в бандиты, хоть в «свободные женщины». Нет, сердце обливается кровью, а это отвратительное чувство для бесчувственного. Убить же сложно, когда в воспоминаниях уживаются девичьи проклятья, слезы обиды и страх, приступы благодарности, привязанность. Ной знает, как легко вырываются воспоминания, как они подергиваются дымкой месяцев разлуки. Сейчас ненароком убить проще, забыв свое собственное имя и помня, подобно самой Джордан, только нанесенную обиду.
[indent] Даже по меркам магов Мортон уже не молод, но для всех остальных он выглядит не познавшим войны юнцом. И что-то внутри, видимо, не принимает мудрость.
Его пытаются остановить кнутом, но по крепкой одежде, терпящей долгие переходы через горы и продолжительные дожди, бить бесполезно.
[indent] — Прочь! — вторит голос выбравшейся из-под упавших декораций вампирша, игравшая роль еще одного Рыцаря. Харви ее не видит, продолжает спешно собирать кнут, а ноги Ноя разворачиваются против воли, собираясь бросить мужчину прямо в ближайший проход, в поле, бежать как можно дальше. Сопротивление менталиста распутывает стяжки вампирского гипноза, неаккуратно, чтобы быстрее. Он хочет поскорее диктовать свои правила и убраться от физической силы Иной. Когда последней нити приходит конец, уже слышится ржание освобожденной лошади, которая уносит беглянку от пожарища. Снова.
[indent] — Дура, какая же ты дура! — Инквизитор выхватывает сложенное копье, чей длины хватает, чтобы разорвать вампиршу до того, как она доберется до него. А то бы с силой сломала позвоночник, вырвала бы руки из плеч, досуха выпила, несмотря на пожар. Ее намерения лежат на поверхности эхом над мертвым телом. Говорят, что мертвых сложно убить, как же.
[indent] Найдя слишком спокойного для находящегося посреди пожарища коня, Мортон направляет его по следу. Продолжительная скачка на время не заканчивается, когда Ной прикасается к животному четками и обнаруживает Иную кровь. Поделившись с перевертышем волей, инквизитор находит желание скрыться, но на всякий случай меняет настроение животного на послушание.
[indent] «Копытами коней своих он истопчет все улицы твои, народ твой побьет мечом и памятники могущества твоего повергнет на землю!..»
[indent] По следу доходит до реки, а дальше все концы в воду.
[indent] — Проклятье… — сквозь зубы ругается пастор, оглядывая дорогу по другой стороне, где нет следов. Перевертыш уверенно ведет в воду, сопротивляясь потоку ведет в против течения, как будто что-то чувствует. Удивленный в который раз за день инквизитор не останавливает коня, когда тот пробирается сквозь силы природы. На другом берегу снова следы, но уже не такие глубокие. Девка легкая, но все-таки не гусиное перо, чтобы ее отсутствие не заметить. Мортон правит коня на сушу, где терпеливое животное бредет спокойно. Прозрачные глаза вглядываются в воду.  [indent] Начинает темнеть. Стоило набросить на гримированную дочь пастора следящего «мотылька», чтобы не потерять ее больше из виду, но самоуверенность подвела инквизитора. По крайней мере, он расплатился за сожженный сарай и брошенный им город, ставший на долгое время ему стоянкой.
[indent] Спокойствие приходит вместе с шумом леса, который беспокоит ночной ветер. Перевертыш принюхивается, а Ной может почти руками пощупать беспокойство. Серых волков и барибалов в этой местности так же много, как и бесполезных уток, которыми не прокормишься зимой. Только вот тобой могут прокормиться.
[indent] — Я тебя отпущу, если ты найдешь девочку раньше, чем они, — спокойно говорит маг, спускаясь на землю. Заржав, животное ломается, сквозь кожу проступает оперение. Не слабый, однако, отступник, но понимает, что договор с инквизитором — это полезно. Сова бесшумно исчезает в ночи, а за ней тянется нить «мотылька», сплетенная из невидимых мыслей.
[indent] «Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя».
[indent] Сова кружит над местом среди вязов, а потом садится на дерево. Вот так бы сразу, и не нужно было бы в пути держаться за кинжал. Ведь можно договориться. Печать отступника не проступает сквозь перья, но для свежего артефакта нет слепых зон. Пастырь развязывает нити и освобождает разум перевертыша, как только оказывается рядом с Джордан. Смотрит из тени, слушая колебания воздуха. Все.  Запаса сил хватает на то, чтобы завернуть девчонку в сонный платок, который держит её в дреме.
[indent] — Какая же все-таки дура, — замечает вслух маг. Сквозь лес поступает тень человека в мешковатой одежде, которая буквально состоит из мешка с дырами для рук и головы. На сгибе локтя болтается старая уздечка. — Я же тебя отпустил.
[indent] — Мне кажется, если инквизитор меня не убил, то можно с ним поработать и не умереть от другого Иного. Тем более мой дом ты сжёг.
[indent] — Это у нас семейное, — хмыкает пастор, набрасывая на голову капюшон. — Хорошо.
[indent] Сквозь ночь можно увидеть странную картину, как рядом конём идёт чёрная тень, а на спине животного спит подросток, вцепившись в его гриву. Проклятье дремы постепенно сползает с девочки.
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

[indent] Звук сапог глушится мягкой землей, а конь даже движется как-то не совсем так, как велит природа. Легкий груз почти сходится в тени перевертыша, он плавно идет как по воздуху. Не должно быть так. За спинами путников тянется по небосклону черный столб дыма, только что в глазах отражался огонь, на руках еще видны следы чужой засохшей крови, от одежды несет всем, что связано со смертью. И гнев клокочет в углу сознания, забытый, заброшенный за гору других мыслей, лишь бы сейчас не развязать еще одну.
[indent] И скажут: за то, что они оставили завет Господа Бога отцов своих, который Он поставил с ними, когда вывел их из земли Египетской, и пошли и стали служить иным богам и поклоняться им, богам, которых они не знали и которых Он не назначал им: за то возгорелся гнев Господа на землю сию, и навел Он на нее все проклятия завета, написанные в сей книге; и извергнул их Господь из земли их в гневе, ярости и великом негодовании, и поверг их на другую землю, как ныне видим.
[indent] Сокрытое принадлежит Господу Богу нашему, а открытое — нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего.
[indent] От перевертыша — он говорил, что его зовут Сайерс, но лучше Кир, — исходят волны облегчения и подозрений одновременно. Ему не нужно бороться за существование и убегать, но он в это не верит до конца. Как? Его? Отступника? Но Бог милостив, а ошибки еще нужно понять до конца. Для Хаоса ведь свойственно иначе смотреть на проблемы тех, кого отверг Порядок? Мортон до сих пор точно не знает, кто прикончил его родителей, но скорее всего, судя по скептицизму Адаму, это все-таки оставался любимый Богом Порядок.
[indent] И пусть святой отец прощает незнакомца, от него не ускользает тяжесть поступка дочери. Пусть она его приемная, но дочь. И ее шаги отражают на его карте подробно и страшно, будто черные котлованы на бескрайнем поле для посева. Лучше бы продавило до дыр, насквозь, чтобы не осталось даже собственного простора, такое быстрее и безболезненнее заживается. Лучше бы память ей стереть, пока молодая, да отпустить резвиться в лес козой, пока волки не загрызут. Но после того, как она получит свою печать, а то ведь волки найдутся еще раньше.
[indent] Бросить. Кинуть. Передать кому-то во Дворе. Забыть. Уйти на свою войну, с которой вернется только часть того бесхребетного пастора, который не может снять со своей руки рыжую девчонку и оставить там, где ей будет лучше. Да и где? На границе правды и лжи, на границе праведности и греха, на границе двух Дворов и взглядов. А против них стоит ее отец, от которого она сбежала к сумасшедшим Иным, решившим веселить людей и делиться своей проказой. Так лучше, девочка, так?!
[indent] Как будто от его внутреннего крика пробуждает Джордан, воздух вокруг нее разрождается искрами. Перевертыш замедляется, не зная, кому подчиниться…
[indent] — Девилслейк?
[indent] — Нет. — Грубый голос из-под капюшона откликается на тихий девичий шепот, и Пастырь разворачивается лицом к Иным, которые словно готовы пятиться обратно к лесу. Кто-то мог бы сказать — да пусть бегут. Таким бы был голос усталости. Но вместе с икрами дочери рождается взрыв и у отца. Не в воздухе, а в каждом мускуле, как будто их резко стягивает, а потом отпускает.
[indent] За руку он сдергивает Харви с коня, бросая в траву, на которой остается вечерняя влага. Для нее ли счастье просто оказаться не под сводами церкви? Вроде бы.
[indent] — И туда уже никто не вернется, — с высоты замечает пастор, а потом вздергивает девчонку на ноги, чтобы не присаживаться перед ней на колени. Согнувшись, он ищет в ее глазах дьявольский огонь, который ей так нравится разжигать из-за своих детских истерик. — Никто не вернется, потому что теперь там огромное черное пятно выжжено на месте чужого сарая, а еще оно на твой судьбе и на моей. Это твоя вина!
[indent] Удар Звук заметнее чем движение, но пощечина прилетает неблагодарной дочери по всей истине. По закону времени, когда нужно слушаться птенцу без крыльев. Следующее движение освобождает девчонку из плена жестких пальцев и отбрасывает в траву снова. Священник складывает руки в молитвенном жесте.
[indent] — Стой на месте, Кир, если не хочешь быть сожранным, — еще грубее одергивает перевертыша, двинувшегося в сторону семейства, разбирающего все пороки современности. В ответ слышится недовольное ржание, затихающее под конец. — Неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов…
[indent] Заклинание сплетается в молитве и бросается змеей к телу на земле, выкручивая до боли руки за спиной. Они как чужие — теперь они послушны, не то что сознание буйной Джордан. До боли, до хруста, но не до вреда физического. Ментально инквизитор еще даже не начинал.
[indent] — Время исповеди, знаешь ли, дочь моя. Расскажи мне все, ибо Бог знает, а я отец твой на земле.
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

Отредактировано Noah Morton (2019-02-16 18:43:03)

[indent] Редкий человек не вскрикнет при ударе, инквизитору ли не знать. Только если на зло промолчит, закусит удила и будет терпеть, чтобы не доставить своему обидчику удовольствия от своей слабости. Не заденешь, сколько угодно пытай, а до человеческого не доберешься. Инквизитор в такой момент улыбается и забывает о попытках навредить физически, принимая вызов — добраться до чего-то глубинного. У подростка же, который считает самым жестоким проклятьем непринятие среди смертных, бойкие крики выдают страдания. Хвалится, пытается показаться себя смелой, а на деле просто не хочет визжать как резаная свинья. И говорить не хочет, терпеливо закапывая Пастыря в могильную землю — не умеет, не переняла у отца главного, не научилась терпению.
[indent] — Мне все равно, хочешь ты или нет, я твой отец и ты будешь мне подчиняться, — отвечает Пастырь на юношескую браваду, от которой остается шипение, когда он переворачивает сложенные в молитве руки пальцами вниз, выкручивая заклятье так, чтобы девчонка не смогла сдвинуться с места. — Пока ты еще слишком юна, чтобы что-то решать.
[indent] Он дал ей все. Он рассказал ей о мире, в котором ей придется жить. Рассказал о том, что она не умрет от чумы и иной хвори, что она проживет дольше Томаса, что ей придется учиться не только шить себе одежду и готовить похлебку из ничего зимой. Что ее ждут еще большие испытания, нежели холода, но она должна этим гордиться, ибо Бог создал ее именно такой. Но вместо послушания он увидел бунт. Такой бунт, какого он видел, даже закрывая глаза на врожденный характер Джордан, а его совсем нельзя было назвать покладистым. Гладишь так по голове, а оказывается, что против рыжей шерсти.
[indent] Ветер поднимается, гудит, раскачивает деревья и кустарники, пригибает траву к земле. Велика воля мага, а его терпение имеет границы, когда жизнь становится не просто спокойной, а слишком спокойной. И все выливается в стихию, которая подчиняется и с радостью бушует, отламывая от лысых кустов прутья. Один из них инквизитор берет в руки вместо копья луга.
[indent] — Посмотрите только на девочку, которая сжигает мосты. Уже ли быть отвергнутой Богом и семьей лучше, чем быть «не такой» для маленького города? Лучше для людей быть посмешищем и унижаться, чем вызывать у них осторожность своей силой, своей разумностью? — спрашивает Пастырь и, не дожидаясь ответа, рассекает воздух веткой. Снова кажется, будто девочка дергается от свиста, а не от удара, который оставляет на щеке багровую полосу и едва не лишает ее глаза. Да и нужны ли они, раз она ничего не видит? Нужны ли ей уши, если она отказывается слышать? Так много вопросов, на которые у пастора есть только глупые ответы Харви.
[indent] В воздухе кроме ветра витает нечто, ощутимое Мортоном лишь из-за особой «чувствительности» и напоминающее растерянность, смешанную с испугом.  Недостаточно. И разгневанному священнику не различить, где чьи чувства — то ли перевертыш готов возмущаться и бежать, то ли у девочки проснулось чувство самосохранения, смешанное с вечным возмущением. И с этой вечностью Ной борется жестокостью, выбивает её ударами прута, от которого остаются либо покраснения, либо порезы, если кожа оказывалась слишком тонкой. На гриме проступает новый рисунок, который рисует самое настоящее лицо, настоящие линии вен на предплечьях, настоящие мышцы на ногах. А во всем остальном Джордан и не скрывается, не врет — в этом её честь. Только вот правда её не с правдой от Бога.
[indent] Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца лживые слова. И суд отступил назад, и правда стала вдали, ибо истина преткнулась на площади, и честность не может войти. И не стало истины, и удаляющийся от зла подвергается оскорблению. И Господь увидел это, и противно было очам Его, что нет суда.
[indent] — Принимай свое наказание, иначе оно не закончится. Принимай, потому что за каждый свой грех ты будешь наказана. Здесь или там. Но будешь. — Глухой голос разносится даже на открытом пространстве так, будто они в храме под тяжёлыми сводами — пускай в своей жизни Джордан видела только деревянные храмы Нового Света и никогда не знала старых европейских обителей, где зарождалась вера. Но все, что ей давал Ной, тяжёлое. Ответственность, судьба, жизнь, правда... Да, самая тяжёлая, это правда.
[icon]http://s8.uploads.ru/S7oJP.gif[/icon]

[icon]http://s8.uploads.ru/S7oJP.gif[/icon]
[indent] — Так вот напоминай себе об этом, — Мортон останавливается, услышав воззвание к совести родителя. Промашка. Он тоже ей об этом твердит: «…я твой отец не по крови, но по судьбе, я твой отец, будь послушна мне, я твой отец, и ответственность лежит на нас обоих…» И кто кому вырезает на сердце раны таким образом? Кто кому пытается сделать больнее, чтобы подчинить? Ной не задумывается — он делает так, как велел того Господь, как гласит Библия, как написано в носимом подле сердца маленьком кратком катехизисе. — Напоминай себе каждый раз, когда решишься сделать «сама» не по завету, а от собственного хотения. Коль я чужой тебе, то имею право поднять руку на девку, лишенную какого-либо стыда. Коль я отец тебе, то мое право поднять руку существует дважды, но только за  твои же проступки…
[indent] В плечо впиваются когти и инквизитор осекается, стараясь сдернуть с себя хищную птицу, незаметно заменившую коня. Это больно, потому что совы умеют держать так, что большая добыча сама себя раздерет, но не выберется. Только ослабевшей. А вот Пастырь умеет терпеть, и сдавливает в захвате шею пернатого перевертыша, решившего внести свою лепту. Быть может в нем всколыхнуло совесть заявление о том, что цирк, этот храм уродцев, любил прибившуюся к ним ведьму без роду и без племени. Не любил, а использовал в своих дьявольских делах, чтобы распространять по земле грех и отвлекать людей от поклонения Господу. Праздность стала их богом, да простит Всевышний такое слово подле Имени Своего.
[indent] — Какие мы совестливые… — шипит в ответ скрипящему визгу совы маг, наполняющий пространство между ними пустотой вместо воздуха. Его жизнь научила терпеть, а вот зверенышу полудушному не приходилось тонуть, выживать в кораблекрушениях и прятаться в болотах. Звереныш не знал, как управлять воздухом. Звереныш падает в траву, оставляя следы на черном плаще, черной рубахе и белой коже. Глядя на два скорчившихся тела, пастор думает о том, что Джордан припомнит свое детство как Рай спустя года, когда могла не решать. Только вся беда в том, что это будет кратковременное сожаление. На третьей сотне Мортон помнит о своем детстве только по своим же устоявшимся размышлениям о Дьяволе, Боге, бегстве от людей и борьбе с демонами. Несколько десятков лет в борьбе с теми, кто не заслужил гибели. И вот он уже не помнит лиц своей приемной семьи, послушных Господу пуритан, застрявших в городе, где сжигали их дочерей из-за сумасшествия местных, но мечтавших о лучшей жизни. Но он помнит лицо первого сироты, которого он отпускал из своей обители с пустыми глазами и забытым именем отца. Это легко проделать на маленьких детях, они прожили очень мало. А если они еще и просто люди, то не будут сопротивляться.
[indent] С ведьмой сложнее. Но она так и так забудет его когда-то, не все ли равно, когда это случится? Он уйдет, оставив двух бездворовых Иных посреди поля, найдет себе новую обитель или новую войну и продолжит быть самим собой, не впутываясь в привязанности, которые протащили Ноя из одного штата в другой. Отрицай или не отрицай этого, он пришел за Джордан. Можно говорить о том, что его вела просьба верующей старухи, но нельзя лгать. Бог не любит лжецов.
[indent] — Хочешь забыть меня? — глядя сверху вниз на рыжую ведьмы со сложенными за спиной крыльями-лопатками, но совсем не похожую на ангела, Ной наклоняет голову набок и выдыхает. Вместе с воздухом выходит горячий дух гнева, разгонявший руку, напрягавший мышцы для причинения боли. Теперь она обращается на него остатками в суставах. Тяжестью в пальцах. Грехом. — Хочешь просто встать и уйти свободным человеком, который будет сам мириться со своим проклятьем, сам познавать мир?
[indent] Пару лет назад он не отрекся от нее с той целью, чтобы она не прошла его путь, когда опасаешься всех. Но почему это не может стать вариантом? Потому что людей в Новом Свете стало больше? Потому что войн стало больше? Потому что теперь на этом континенте не просто какие-то инквизиторы из далекого Лондона, а полноценные Дворы, которые будут судить по всей строгости? Ой ли, Джордан пошла против отца и Бога, она может пойти и против Дворов, а те не будут дожидаться Судного дня.  На месте распнут.
[indent] —  И будет у тебя только эта злость, а еще эта «семья», о которой ты так мечтаешь. А еще очень много врагов. Ты не представляешь, как много их будет, пока ты не приклонишь колено в Портленде. Да и доберешься ли ты до него? Тебя как и этого перевртыша будут хотеть сожрать. Только поэтому он сейчас здесь. Гарант безопасности — сила большая, — Мортон указывает на Кира, который предпочитает находиться на уровне головы мага и взлетает на ближайший куст, откуда смотрит своими черными глазами. — Ты не будешь помнить, от чего именно тебе постоянно хочется бежать. Может, пустота поможет тебе одуматься. А может, только подстегнет бежать еще быстрее. Выбирай.

Отредактировано Noah Morton (2019-02-24 11:14:47)

[icon]http://s8.uploads.ru/S7oJP.gif[/icon]
[indent] Девочка рвется добавить свои условия, хотя сложена в траву со связанными руками и разумом. Ей кажется, что жестокий отец все равно будет слушать, что ее слова сыграют хоть какую-то роль, что вместо еще одной порции боли на руки прольется карамель. Никто не обещал, что горячая сладость не оставит ожогов.  На нее смотрит существо, чья история бежит по миру уже больше двух веков, и оно наигралось в сделки. Оно отдохнуло. Оно притворялось стариком в молодой коже и было младенцем в годы, когда самый живучий человек умирает. Ему ставит условия девочка, которая не может различить опасность на горизонте. Девочка могла бы уже сто раз стать чьей-то женой, но от этого не перестать быть глупым ребенком.
[indent] — Мне хватает любви Господа нашего Бога, — без гнева и надменности произносит Ной, скупо расщедриваясь на короткий ответ. Вернулось ощущение стены. Сквозь эту стену смотрит на него мироздание. И отвел он за нее дочь свою, которую считали за кого-то, кто часть отца Ноа. Что ж, следующий путь будет проделан снова в своей же тени и без беспокойства за то, что просто так одежду не починить, что с девочкой он не справится, а значит ему нужно селение, где добрая женщина ему поможет. Дорога уже началась. Джордан увела его из Девилслейка, как и хотела. Но пойдут они разными путями. — Ты не подозреваешь, как сложно заставить меня забыть, если ты не время.
[indent] Рука дергается за кинжалом на перевязи, но потом достает крест с острыми краями, отлитый инквизитором совсем недавно. Артефакт еще не успел получить силу и может посоревноваться только с реликвиями церкви — серебро и маленькое красное стекло вместо богатых рубинов. Скромность. Аскетизм.
[indent] Кажется, маг разрезает кожу себе на руке не острой частью креста, а холодом. Если бы он резал кинжалом, было бы хуже, это была бы кара за его грех, но он ничего не совершил. Он считает себя невиновным. Ему не в чем покаяться. Разве что… Не смог он увести рыжую ведьму из тени в свет. Ну что же.
[indent] — Может, еще какие-то условия? — спрашивает инквизитор, убирая недоделанный артефакт. Смотрит не моргая. Без прищура. Не боится Взора, как другие маги, не боится смотреть в лицо. И никогда не называет эту привычку храбростью, ведь что ему девочка, пусть и Иная? Она выжгла ему лицо, а до этого вытянула один за одним нервы, развесив их на веревке для сушки белья за домом. Мортон берет девушку за рыжие патлы и задирает ее голов так, чтобы открыть шею. Чтобы она смотрела в небо, а не как во время казни утыкалась в грязную солому носом. Но крови ей все равно не избежать: не своей так чужой. Маг проводит красную линию на месте, где мог бы быть ошейник, но то окажется ключом к родительской цепи.
[indent] — От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих; видящие меня на улице бегут от меня. Я забыт в сердцах, как мертвый; я – как сосуд разбитый, ибо слышу злоречие многих; отвсюду ужас, когда они сговариваются против меня, умышляют исторгнуть душу мою… Посему так говорит Господь Бог: так как ты забыла Меня и отвратилась от Меня, то и терпи за беззаконие твое и за блудодейство твое…
[indent] Кровь из мазков на шее становится каплями. Становясь слишком тяжелыми, они скатываются за воротником, протягивая шипы ошейника к душе Джордан. Кровь отца полнится воспоминаниями. Он истерзывает свое лицо в первом воспоминании — смотрит со стороны, как ребенок отрывает взгляд от самодельных деревянных игрушек и смотрит на парящие в воздухе бумаги. По щелчку они падают. Она не помнит, это кажется ей фантазией, ведь так не бывает. Она еще человек. И помнит только то, что ее приемный отец был из церкви. Как его зовут? Мортон закладывает в разум этот вопрос, и тишина остается ему ответом. Эхом там бродит этот вопрос: «Как его звали?» А как он выглядел? «Как он выглядел?..» «Как?..» Черные сутаны сменяются тенью против солнца. Почерк на учебных бумагах сменяется смыслом: «Когда Ленни отправился в лес, то встретил медведя снова… Напиши это еще раз. Нужно написать это десять раз…» Она помнит Лизу, помнит ее сына Томми. Не помнит, кто забирал ее после недельного отсутствия. На ком висел запах пыли, но кто всегда говорил «нет» на детские фантазии о путешествии. «Слишком опасно, на дорогах много разбойников, они не считают грехом убийством, им ничего не стоит повесить нас обоих на дереве». 
[indent] Она много раз смотрела на него сквозь пелену подступивших слез. Можно было не вслушиваться в речи. Девочка часто смаргивала их, боролась с дрожащим голосом и сводила все на побег. Обиду. Больше истин, чем своды церкви, знали уголки города. Да, пусть она помнит город от начала до конца, а инквизитор в праве забрать себя. Джордан у него заберет время, как и каждого сироту, что он оставил. Все честно. Еще одна. Не должно быть больно. Надо стирать до конца, но оставлять девочку брошенной дважды. Ощущения, эмоции, чувства. Пусть запомнит, что это было ее решение. И не хочется оставлять о себе вообще никаких подсказок — забрать с собой запах ладана, кресты на внутренней стороне век отпечатавшиеся, строгость, реакцию на голос, — чтобы даже случайно не войти в одну реку дважды. Но тогда нужно оставлять Харви пустой. Ее эмоции ему не забрать. Только свое, свое, свое…
[indent] Крови так много, что мерещится на шее укусы собак, улыбка от ножа и стрелы индейца. Ной щелкает пальцами — эхо от первого воспоминания — и его кровь собирается в стекло на остром кресте. Не для того он берег артефакт, но что уж поделать. И не оставлять же на Джордан возможность вернуться?.. В этом заключается жестокость, за которую все-таки придется покаяться, — он сжег мосты, но не до конца. До конца — это чтобы один из них умер.
[indent] — Тебе нужно идти в город, дитя, по реке, — склоняясь над рыжей ведьмой со стеклянным взглядом, Ной закладывает ей «волю». — Ты не можешь думать ни о чем, кроме того, чтобы дойти до города. Не останавливайся в лесу, не собирай ягоды, не отвечай незнакомцам на дороге, пока не дойдешь до города. А там ищи свою «семью»…