[indent] Пастор Ноа селение не бросит. Если в Дьяволслейке появился священник, то все точно будет хорошо. Не пропадут. Войны обойдут стороной, не придут какие-то мародеры. Под Богом потому что. И все будет хорошо. Больно молод, правда, но Он опирается далеко не на срок прожитых лет. Вот дитя отец Ноа приютил, так бы поступил Отец, пригласив к ужину сироту, калеку, бедного… Ужин затягивается на лишний десяток лет, в котором Пастырь держится за маленький городок и редко-редко отъезжает в другие. Которым не так повезло с приходом. Они могут пропасть, если индейцы снова бросят резервацию, не взирая на закон.
[indent] Он сидит прямо, не сгибая спину, чтобы оказаться на одном уровне с исповедующейся женой трактирщика. Она говорит, что не молилась за ужином, в том ее вина. Холодные голубые глаза смягчаются, тихий глухой голос выговаривает что-то о том, что главное — это вера в душе, ведь церковь не заставляет прихожан ежедневно посещать храмы, ведь важнее всего читать Библию и блюсти веру. Женщина верит. Пастырь не говорит ей о том, что муж ее, пока она ежедневно приходит в Божий дом, так же часто приходит к дочери фермера. Она знает. Поэтому и пытается найти справедливости. Не у того ищет, пускай она и заслуживает жалости.
[indent] — Идите с Богом. День полнится счастьем жизни, не забывайте, — отпускает прихожанку Пастырь, перекрестив ее. Исправное служение Господу и Двору ставит его в неловкое положение, в прочем, ему так мирно и спокойно давно не было. Не прожигает сознание совесть, которая требует не закрывать глаза на творящуюся на поле брани несправедливость и соответствовать желанию инквизитора селения. Но теперь-то он сам инквизитор… Стоя на пороге быстро выстроенной церкви, Ной не замечает солнцепека, хотя черная сутана должна была превратить все его лето в северном штате в самую неблагодарную работу.
[indent] — Святой отец!
[indent] — Сколько раз я тебе говорил, Томас, называть меня отец Ноа? — сверху вниз глядя на запыхавшегося мальчика, Мортон кладет руку ему на голову и ищет взглядом свою дочь. Дети часто бывают привязаны друг к другу, если родители общаются, и имеют привычку не ходить в одиночку по городку или за его пределами, где есть много загадочных мест. Здесь столько водоемов, правда… Не место там для девочек. — А где моя дочь, Томас?
[indent] Сын Лизы, которая помогала пастору первое время, когда без помощи женщины в воспитании девочки не справиться, мечется на месте, вокруг не образуется дымка цвета тумана на побережье Альбиона. Ребят так легко читать, даже не надо настраиваться на их волну… Когда они врут или когда пытаются что-то скрыть. И все так любят вскрывать этот обман, ведь с простыми людьми так не получается, а по детям они будто хлыстом бьют. У Ноя небольшая договоренность — он дает каждому шанс признаться как на исповеди, ведь священники слышат больше всех и не имеют право судить.
[indent] — Она… она назвала меня трусом, хотя я просто не хотел лезть с этого обрыва, — выкручивая себе запястья, Томас мнется на месте и с трудом произносит слова, хотя старается что-то рассказать. Говорит о себе, а спрашивали о другой…
[indent] — Где Джордан, Томас? — жестче, но все еще с интонацией всепрощения, спрашивает Мортон. Он медленно моргает, в глубине души разворачивается конверт с порохом, легко поджигаемым искрой беспокойства. Всего несколько секунд осталось до взрыва.
[indent] — У озера… Простите, пастор, — мальчишка убегает, с трудом перепрыгивая ухабы на дороге, ведущей к церкви. Дымка вокруг него исчезает, как будто ее разрезают прямые солнечные лучи. Он рассказал не все, но немного успокоился, передав свое настроение Мортону, который быстрыми шагами направляется на окраину города, где располагается то самое озеро, давшее название городку, к которому ходит дилижанс, но до которого еще не дотянулась железная дорога.
[indent] Песчаный берег отражает солнце, которое бьет в глаза со всех сторон. Черная фигура на этом фоне кажется чем-то очень лишним. Ей бы быть в осени, в весне, да даже в зиме, когда семье только радуются, если он к ним заходит. А девочка у него летняя, с рыжими волосами и легкомысленным взглядом голубых глаз. Лиза сшила для нее платьеце, которое теперь белым пятном выделяется на фоне мутной реки. Девочка трясется, девочка слабее, чем можно представить. Ее выражение лица отличается от обычного, такого живого…
[indent] Пастырь быстро скатывается вниз, собирая ботинками  и краями черной одежды песок. Его же он загребает вместе с водой, когда поднимает Джордан над озером.
[indent] — Джордан! Джордан, что с тобой? — взволнованный голос выдает беспокойство, но Мортон аккуратно, без дрожи в пальцах, поворачивает лицо девочки на свет. Она горит. Вокруг нее что-то искрится, и это совсем не нравится Ною. Нити от пальцев скользят свежим воздухом по коже, добираются до лба. — Тише, девочка, дыши.
[indent] Путь до дома чуть длиннее, чем до церкви, но это маленькое «чуть» превращается в целое путешествие, как будто Ной снова верхом в одиночестве добирается до Портленда на хромой кобыле. Только теперь к груди прижата сирота, что забыла, как дышать, и вдыхает лишь через раз. И горит, горит как от лихорадки, все больше похожа на уголек с рыжим ободком в костре.
В доме укладывает ее в ее же маленькой грубо сколоченной кровати, держа за руки, сложенные лодочкой в его больших ладонях.
[indent] — Давай, Джордан, посмотри на меня, — становясь островком спокойствия, Мортон все еще пробует до нее докричаться, пускай все тем же низким и тихим голосом.

[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

Отредактировано Noah Morton (2019-01-07 10:41:36)

[indent] Маг смотрит куда глубже, разыскивая очаги болезни, пока девочке видится только пристальный взгляд отца. Она отвечает, она смаргивает нечаянную слезу — потому что нельзя громко всхлипывать, Джордан, горя в мире больше, чем какая-то болезнь, поверь, — она пытается убрать грязь с лица, что на деле ее же кровь. В комоде рядом с кроватью обнаруживается платок, и Ной вытирает разводы с лица сироты. Нет, она под его крылом, но за столько лет уже сложилось это жестокое слово «сирота» над детьми пастора Ноа — он не может до конца заменить отца. Такова суровая жизнь, что выплевывает всех. Такова болезнь человеческого греха, что болеют дети, раздираемые чем-то невиданным.
[indent] — Молодец, — гладя рыжие волосы, Пастырь пропускает сквозь пальцы огненные пряди, вычесывая из этой путаницы красную атласную змею. — Читай молитву, дитя, нет ничего более исцеляющего, чем добрая молитва.
[indent] Ибо злой не будет. Нащупав чужую нить на запястье девочки, священник поднимается с пола и идет вдоль этой невидимой дороги, что вцепилась в его дочь как пиявка из болота. Что-то в глубине дома лежит… Удивительно, но стоит перейти в ту часть комнат, где запертыми стоят сундуки Мортона, как нить натягивается сильнее, дрожит, вибрирует. На столе, где бумаги с невидимыми чернилами навалены горой из-за последнего урагана, устроившего беспорядок в новом строении, спрятан старый значок убитого на востоке шерифа, который так и не дошел до Дикого Запада. Ной хорошо помнил, что не доставал его из деревянной коробки, в которой его прислали, тем более… не разворачивал письмо, перетянутое красной лентой, что так подозрительно хорошо сохранилась после путешествия в фургоне через половину континента. Письмо не вскрыто, но вот ленту он видел.
[indent] — Если появится огонь и охватит терн и выжжет копны, или жатву, или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар, — произносит стих шестой главы двадцать второй Исхода Мортон, рассматривая в руках значок и письмо и возвращаясь в комнату дочери. — Повторяй за мной, Джордан, если появится огонь и охватит терн и выжжет копны, или жатву, или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар.
[indent] На металлической звезде грубой ковки остатки сетки порчи, которая выветрилась или перешла на что-то новое. Невидимая нитка тянется прямо к ленте, развернутой на подушке. Можно почти пощупать проклятье. Платком Ной берет алую змею в руки, опутанные серебряной цепью четок. Наговор шипит, извивается, не нравится ему серебро. Индейская работа, они же, скорее всего, кому-то это продали вместе с телом убитого шерифа. Во Дворе этим заинтересуется, но Ной скорее всего встретится с недоброжелателем раньше…
[indent] — Если кто отдаст ближнему на сохранение серебро или вещи, и они украдены будут из дома его, то, если найдется вор, пусть он заплатит вдвое, — наседает священник, изгоняя из ленты остатки индейского рисунка наговора и одновременно упрекая Джордан в воровстве. Основной рисунок теперь лежит на ней за то, что она взяла то, что ей не принадлежит. Грех.
[indent] На комоде стоит подсвечник. Пастырь зажигает свечи из ладана, погребая под знанием дела волнение за девочку. Индейская ересь не любит взгляда Божьего, она выходит из дома честного человека, который раскаивается в совершенном. Высокая черная фигура снова складывается почти пополам, становясь на колени перед кроватью Харви и удерживая ее руки в своих.
[indent] — …а если не найдется вор, пусть хозяин дома придет пред судей и поклянется, что не простер руки своей на собственность ближнего своего, — вкрадчивый голос, которого бояться отчего-то и те, кто видит себя послушным Господу. — Джордан, скажи мне, ты взяла с моего стола письмо, на котором была красная лента?
[indent] Чистота уничтожает очаги проклятья, однако Харви горит еда ли не изнутри. Она так долго носила с собой эту формулу, так долго сжимала в руке, а потом носила в волосах, что змея не просто укусила, но еще и оставила кожу свою на ее душе. Душа же должна оставаться неприкосновенной. Склоняясь над дочерью своей, Пастырь наблюдает, как развеиваются вместе с запахом ладана знаки ереси.
[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

Отредактировано Noah Morton (2019-01-07 10:42:04)

[indent] — Ложь, — как приговор выговаривает Ной. В его голосе плодится разочарование. В его жестах и мимике уживаются вместе безразличие палача, злость родителя и прискорбие священника, оскорбленного утверждением, что он не знает Божественной воли. Перед ним кашлем заходится ребенок, от которого ожидали большего, а теперь ждут раскаяния. Его нет. Есть только капризы и чуждое аскетичному священнику желание обязать каждого. Чем? О, для этого всегда найдутся причины.
[indent] Не своим голосом Джордан выговаривает угрозы, Мортон клонит голову к плечу, заинтересованно прислушиваясь. Он с недавних пор при Дворе, оказывается, там действительно легко завести врагов. Уничтожай только тех, кого приказывают, а семьи останутся, чтобы тебя ненавидеть. Нельзя выкашивать всех и разом. Фаворит говорил, что ошейник Пастырю к лицу, но только пастушьи собаки всегда бегают сами по себе, откликаясь лишь на свист. Сразу видно, что вампира давно не видали в горах или на ранчо.
[indent] — И кто же ты? А… Наверное, та самая, чья мать сильно разошлась на юге. Вам проще всего ублажить индейца, чтобы раздобыть такую хитрую цепь. Мне не будет больно, дитя, а вот тебе… Еще одно путешествие на юг. Ох уж этот дикий-дикий Запад, — бормочет себе под нос Пастырь, все еще растирая болезнь чистотой в клочья, выходящие с кашлем, слюной и кровью. Не лекарь, к сожалению, но с такой чумой ему справиться просто необходимо. Это вызов, он его уже принял. Жаль, что во все это вмешалась девочка со своим любопытством. Она ломает представления о сражении инквизитора-священника с суккубом о свои острые локти и колени, топчется с особой жестокостью, чтобы сначала Мортон думал о ней, а только потом о какой-то своей другой жизни, где предплечья вымазаны в крови Иного, а руки сжимают древко копья Луга.
[indent] Пощечина для ребенка может показаться жестокой, но так именно Пастырь рассчитывает привести ее в себя. На секунду. В эту секунду по разуму, что действительно принадлежит Харви, пробегает огонь. Белый, очищающий огонь вырывает из горла девочки еще один хриплый крик. Сил уже нет терпеть, сил уже нет кричать. Ладан превращается в две петли: одна держит в себе семью священника из двух человек, отсекая бродячую кошку, вторая скребется чистыми когтями по тем местам, где больнее всего. Сложенная в платке лента догорает в руке Мора, не обжигая его, будучи подожженной свечой. Праведника такое не тронет.
[indent] — Я экзорцирую тебя, больного, но возрожденного чрез святой источник крещения именем Бога живого, именем Бога правого, именем Бога святого, именем Бога, искупившего тебя своей драгоценной кровью, чтобы ты стал экзорцированным человеком. Да удалится от тебя всякое зло дьявольского обмана и всякий нечистый дух, заклинаемый тем, который придет судить живых и мертвых. Аминь. Помолимся, — мужчина закрывает ребенку глаза ладонью, чтобы та не видела небольшого сияния под его второй рукой. Там сходятся линии, которые из-за силы уже невозможно прятать. Они расползаются по телу вместе с ладаном. Кроме проклятья находят раны, укусы. Настоящая болезнь, которую подогревает действие проклятья. — Бог милосердия, допускающий по милости щедрот своих претерпеть порчу тем, кого ты любишь, кого ты в любви принимаешь, для исправления наказуешь; тебя призываем мы, чтобы ты своему слуге, страдающему слабостью членов тела, оказал свою милость и чтобы ты то, что ради земной слабости гибнет, что осквернено дьявольским наваждением, воссоединил в единство тела церкви. Смилуйся, Господи, над нашими воздыханиями; смилуйся, над слезами этого больного, полного веры в твое милосердие.
[indent] Есть ли эта вера? Отдельный вопрос. Может ли заходящийся в лихорадке человек верить? Может ли вообще что-то маленькое, что-то настолько крошечное, как человеческий ребенок, понимать, насколько важно верить? Потому крестят не в день рождения в здешних церквях, а позже. Называются это «осознанным выбором честного лютеранина», а все равно традиция — кто не верит, на того смотрят косо. Тому не помогут. Или помогут, но лишь на Севере и ближе к восточному побережью, откуда массово бегут в богатые земли Запада. А там уже… дикий-дикий Запад.
[indent] — Допусти его к таинству примирения с тобой чрез Христа, нашего Господа. Аминь. Проклятый дьявол, признай свой приговор, воздай честь богу правому и живому, воздай честь Господу Иисусу Христу и отойди от этого раба божьего со своими кознями, от слуги бога, искупленного господом нашим Иисуcом Христом, его драгоценной кровью, — сильнее давит священник, не обращая внимания на боль, что сам же причиняет. Повторяет исцеляющий до бессознательности и чистоты экзорцизм по второму кругу, по третьему. Кто бы прошел мимо дома, не узнал бы прежде спокойного пастора.

[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]

[indent] Беснуется в теле черная сила, рвет по швам, что снова срастаются как расплавленный воск. Девочка отвергает чужую силу, но как-то неправильно. Это не Ной борется через нее, а она сама… На этой мысли священник теряет упрямую струну экзорцизма, и все выходит из-под контроля. Предсказуемость вместе с уверенностью выбирают самый быстрый почтовый фургон и сматываются на другой конец штата. Мортон не успевает убрать руку, когда что-то перехватывает его силы и заставляет пораженно замереть на месте.
[indent] Он и проклятье, испарившееся в чистом огне, пробудили магию…
[indent] В глаза бьет красный, рыжий, желтый, белый — Пастырь рассматривает огонь во всех подробностях, чувствуя, как горят брови, ресницы и волосы. Но кроме тепла и ощущения, что что-то пожирает кислород в огромных количествах, на него находит Иная сила как отпечаток на девочке. В ней появляются силы. От удивления и боли, прожигающей кожу лица, Мортон не двигается с места — Джо легко хватает его, цепляется маленькими пальцами за лицо, превращает свою детскую руку в огненную петлю и тянет пастора не в Ад, а прямиком в геенну огненную, старательно изничтожая этот мир. Мужской крик вторит гулу разошедшегося пламени и детскому полуреву-полуплачу. И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.
[indent] Раздул ветер его костер, теперь горят леса вокруг озера, ибо Дьявольское место. Ной надеется на то, что создан этот огонь в человеке был по проклятье, насланное на Харви, нежели по его душу. Его душа не стыдится предстать перед Богом, но умирать ему рано — Иная и человеческая тяжбы.
[indent] Резко в комнате становится так мало кислорода, что его катастрофически не хватает. Останавливается рев, захлебывается плач и крик умолкает. Только нелепые попытки вдохнуть. Как будто на берегу рыбаки высыпают улов, а он барахтается на гальке, дергается, но никуда дальше не двинется. Но вот же, она вода — за окном пыль ветер поднимает,  — но не додергаться.
[indent] В ожидании какого-то знака, Ной сжимает кулак, держит проклятье, держит себя на коленях, чувствуя, как вот-вот придет второй наплыв запоздавшей боли. Джо его отпустила, и он опускается ниже кровати, лбом утыкаясь в пол, где уже натекло крови с одежды. Не дышится. И боль приходит, не стесняясь. Думать о том, что внутри еще что-то станет «не в порядке», не стоит. Рано. Кулак раскрывается, и в помещение со свистом врывается воздух. До головокружения теплый, но желаемый. Расправляется и тело ребенка на кровати. Мортон разгибается, закрывая лицо руками. Сквозь пальцы смотрят только злые глаза. Откуда бы у них взяться в тумбочке мази, что заживляет ожоги? Откуда бы взяться оберегам от порчи? Пастырь сам по себе, дети человеческие его никого не касаются, всегда мишенью был он. Откуда бы среди человеческих сирот взяться сильному магу? А вот взялась. И теперь в этот фургон впряжены две лошади, ни одной из не дернутся в сторону, не уведя за собой другую да и весь фургон.
[indent] — Проклятье… — бормочет маг. Язык едва ворочается во рту. Вообще шевелиться не хочется — сделайте из священника статую да поставьте посреди городка, он будет очень вам благодарен. Но Если уж на городок нашлась ведьма при маге, то куда уж деться? — Проклятье слишком рано пробудило…
[indent] Потому что он точно была старше, когда все случилось. Потому что рядом не было никого, кто бы мог сказать, что все хорошо. Только Бог, чьи слова он понял неправильно, обеспечив себя одиночеством скитания. Сейчас все сплетается в короткие дни, но тогда это казалось вечностью, ибо умереть у него никак не получалось. Глядя на Джордан, маг не берется предсказать, во что это превратит ее. Сейчас хочется тянуться к бытовым хлопотам — разжиться обычными мазями, вычесать из рыжих волос те, что все-таки сгорели, сменить все постельное белье, поставить Харви на ноги и рассказать, чем точно отличаются «ведьмы, которых радостно сжигаю инквизиторы» и «Иные, которые радостно сжигают своих отцов».
[indent] Свечи потушены, запах ладана прячется за гарью. Ной проводит ладонью по своему лицу, морщится, шипит. Заживет, конечно, да и в запасе был медальон-иллюзия, но все равно. Ожоги разбросаны неравномерно, но даже без зеркала он чувствует, как жжется след от детской ладошки. Верующему сложно что-то не принимать за знак.
[indent] Беря в ладонь чужое запястье, пастор пропускает через пульс спокойствие. Ткет его заново, потому что у себя не находит. И выдумывает его для Джордан. Все это горячка, которая оказалась такой сильной болезнью, что породило такое. Думай об этом. А сейчас все легче, лучше. Сила Харви сопротивляется и разбивает такой легкий морок с вызовом. Дескать, наслушались уже.
[indent] — Послушай, Джордан, тебе нужно поспать, — говорит измотанным голосом маг-инквизитор. Собрать бы все мысли в голове в единую кучу, а потому уже собирать горку и в сознании девочки. Бытовое рысканье по комнате, смачивание в воде из кувшина полотенца. С ним Пастырь возвращается, охлаждая ткань в своих руках. Такое простое проклятье. Это не то, что выжигает.

[icon]http://s8.uploads.ru/kivhE.png[/icon]